почувствовал себя неуютно. В зимней куртке у меня, разумеется, имелся карман, непроницаемый для мобильных сетей, но сейчас…
— Так мы докатимся до шапочек, — сказал я.
— А вам никогда не казалось, что шапочки высмеивают неспроста? — спросил Роман. — Может, их высмеивают лишь потому, что они эффективны?
Я налил еще лимонада, мятного в этот раз. Мысль здравая. Интересно, производят ли шапочки фабричным способом?
— Думаю, фишку про шапочки запустили производители фольги, — сказала Аглая. — А про то, что шапочки не помогают, производители пергамента. Единство и борьба противоположностей.
Провести испытания. Выбрать модельный город и велеть населению носить шапочки. А через полгода сравнить с соседним городом, где шапочки не носят.
— А может, это Сарычев? — спросил Роман. — Тот, кто отправил посылки?
— Не похоже, — возразила Аглая. — Сарычев явно доволен жизнью. Зачем счастливому такие танцы?
Как можно осмеивать шапочку, если ни разу ее не примерял?
— Я бы тоже был доволен, — сказал Роман. — Семнадцать лет назад он рассекал по чащобе на стареньком «ЛуАЗе», а сейчас ездит охотиться на львов. По-моему, жизнь удалась.
— А душа?
Роман явно собрался объявить, что души у чучельников не бывает, особенно у высококлассных чучельников, поскольку чем больше ты вкладываешь ее в творения, тем меньше остается ее в собственном распоряжении. Но не успел, вернулся Сарычев, без дриллинга, но в подходящем костюме — спортивной клетчатой тройке в английском стиле и с баночкой бурого сала. Баночку он вручил Роману.
— Это от волдырей, — пояснил Сарычев. — Три жира.
— Спасибо…
Роман растерянно принял снадобье.
— От ожогов лучшее средство, втирай на ночь.
Три жира. Барсучий, щучий, жир конюха Андрея.
— Жорик! Будь добр!
Жорик подал печенные на гриле овощи и хлеб, сразу несколько блюд.
— Да, забыл вас предупредить, — улыбнулся Сарычев. — Я вегетарианец. Так что не обессудьте, мяса не будет, исключительно растительные белки!
Изобильная соя России.
— Как необычно! — Аглая поглядела на Сарычева с лучезарностью.
Лучезарность могут делать далеко не все, лица большинства людей к лучезарности френологически неприспособлены.
— А вы вегетарианец идеологический или гигиенический? — продолжала Аглая.
— Не знаю точно. Я слишком долго занимался… скажем прямо, мясом, и потом вдруг понял — что больше не могу. Устал. Устал я от мяса и не тянет на мясо. Овощи и грибы. Орехи. Каша с утра, сыр… Знаете, я поставил чудесную сыроварню! Потом покажу! Делаю чудесный эмменталь! Попробуйте!
Сарычев подвинул Аглае тарелку с сырами.
Я стал есть. Жорик был несомненным мастером гриля. Луковицы, разрезанные пополам, были карамелизованы с медом. Перец оказался не пережарен, приобрел насыщенный печеный вкус, но не утратил хрустящей консистенции. Томаты чернели поджаренными боками и словно кипели изнутри. Морковь. Сельдерей. Баклажаны. Одинокий патиссон.
— Мы сами почти вегетарианцы, — Роман зачем-то продемонстрировал волдыри.
— Считается, что это продлевает жизнь, — Сарычев насадил на вилку подрумяненный кабачок. — Я лично в такую ерунду не верю, но… на мясо не могу смотреть. И кстати… В вегетарианстве главное соус! Попробуйте брусничный!
Сарычев подставил Аглае глиняную плошку.
— Я открыл для себя соусы, это большое дело, как выяснилось. Правильный соус — семьдесят процентов блюда. Знаете, я посадил сливы — и они принялись… Попробуйте ткемали!
Старый козел, подумал я. Туда же. Что может понимать в соусах этот чучельник? Ткемали он варит…
— Или вот рыбный!
Сарычев подвинул Аглае небольшую серебряную чашку.
— Я сам научился квасить из снетка! В глиняных горшках, оригинальный греческий рецепт! Прекрасно гармонирует с раками! Жора!
Аглая слегка поморщилась на соус, а Жорик подал поднос с крупными вареными раками.
— Тут есть озерцо такое, — Сарычев махнул вилкой в сторону леса. — Так в нем раки еще сохранились! Причем наши, русские!
Русские раки.
— Сейчас везде голубой рак, — печально сказал Сарычев. — Его завезли из Канады, он устойчивей и неприхотливее нашего, хотя по вкусу, как поролон. Но вытеснил нашего изо всех прудов. Только здесь еще осталось кое-что, храню как зеницу ока… Пробуйте, ребята, пробуйте! Не забывайте про сливочное масло…
Я не смог устоять перед искушением, почистил трех раков, полил растопленным сливочным маслом. Попробовал. Сарычев был прав. По вкусу и консистенции они могли легко сравниться или даже в чем-то превосходить омаров. Безусловно, вкус месяца.
— Отличные раки, — сказал я.
— Да, прекрасные, — печально вздохнул Сарычев. — Сам я их, увы, уже не вкушаю. Раки вроде не мясо, но если взялся…
Сарычев щелкнул рака по острому рылу.
— Да, кто бы мог подумать…
Роман съел шейку, а потом еще одну. Аглая раков не ела. Может, она тоже вегетарианка. Я знавал пару вегетарианок и ничего определенного про них сказать не мог, впрочем, не исключено, что мне попадались удачные.
— Кто бы мог предполагать…
Аглая положила на тарелку гренку, а на нее печеный помидор. Я понял ее замысел — выпустить из помидора мякоть, пропитать жареный хлеб, добавить несколько капель оливкового масла… Едва Аглая дотронулась ножом до помидора, как кожица лопнула, и Аглаю израдно окатило красным.
Она в смущении поднялась из-за стола. Сарычев тоже вскочил.
— Не ошпарилась?! Все в порядке?!
— Нет, ничуть… А где у вас здесь…
— В доме и направо! — указал Сарычев. — Через оранжерею! Я провожу…
— Нет, спасибо, я сама! — решительно возразила Аглая. — Я сама… Извините…
Аглая направилась к оранжерее.
Сарычев погрустнел, сел на скамейку и спросил устало:
— Вы, наверное, насчет той истории узнать хотите?
Он кивнул в сторону леса.
— Я слыхал, вы книгу пишете.
— Да, пишем, — подтвердил я. — Мы в некотором роде прозаики. Сейчас у публики интерес к таким историям. Нон-фикшен, новая искренность, богатый тренд.
— Втроем? — Сарычев посмотрел в сторону удалившейся Аглаи. — Вы работаете над книгой втроем?
— Пытаемся собрать материалы, Аглая помогает. У нее ведь личная заинтересованность.
— Какая же? — спросил Сарычев.
Он встревоженно поглядывал на оранжерею, словно опасался, что лев нападет.
— Она дружила с пропавшими ребятами, — ответил я.
— Неужели?! Не знал… Жаль. Вы кушайте, кушайте.
Давно нормально не ел, подумал я, а Сарычев в пожрать толк знает, он заслуженный работник искусств. Или культуры. Заслуженного работника культуры дают за чучельные достижения?
— Плохо, когда люди пропадают, ужасно. Я и сам с этим столкнулся…
Помидор, который Аглая пыталась разрезать, растекся на хлеб, я решил, что добру нечего пропадать, и стал жевать гренку.
— Мать у меня пропала, — рассказывал Сарычев. — То ли в болоте утонула, то ли поездом сшибло, не нашли, короче. Может, она и сбежала… но мы думали, что утонула. А отец лесник был, всю жизнь по кордонам, ну и меня таскал, и летом и зимой. Школу еле окончил с такой жизнью…
Сарычев врал. Скорее всего, врал. Я встречал четырех человек, чья мать попала под поезд, и