Они с Рощиным уехали, и тут же в дверь постучал наш сосед – Генрих Гофман, летчик, Герой Советского Союза, ставший писателем.
– Толя, твою книгу выпустили на Западе. Только что слышал по «Свободе». Включай приемник, опять будут передавать.
Сидим с Таней у приемника до полуночи. Выяснилось: «Свобода» имела в виду Владимира Рыбакова, живущего за границей. Гофман спутал.
Наконец позвонила Элла Левина. Черняев роман прочитал. Рукопись и все отзывы передал новому заведующему отделом пропаганды ЦК – Александру Николаевичу Яковлеву, передал дружески, конфиденциально, если не понравится, все останется между ними. По словам Эллы, Черняев добавил:
– Помочь роману – дело моей чести. Опубликовать такой роман – значит очиститься.
Это уже обнадеживало. Я стал ожидать звонка из ЦК. Однако позвонил Ситников из ВААПа, попросил зайти.
Зашел, застал Ситникова взволнованным: на него «катят бочку», мол, хочет продать «Детей Арбата» на Запад. Протянул мне письмо от Рея Кейва, заместителя главного редактора журнала «Тайм»: их интересует роман Рыбакова о Сталине, не могут ли они приобрести права на его издание в Америке.
– Как вы думаете, откуда они знают о романе?
Значит, в «Тайме» роман уже прочитали, понравилось, хотят публиковать. Молодцы, порядочные люди, действуют законными средствами.
Я пожал плечами:
– Горбачев принимал руководителей «Тайма», в том числе и господина Рея Кейва. Были в Москве и узнали. Что вы собираетесь ответить?
– А что мы можем ответить? Роман у нас не опубликован, значит, для нас он не существует, переговоры о нем вести не можем. – Он протянул мне конверт: – Вот еще одно письмо из США, лично вам.
Я вскрыл конверт. Десять университетов: Гарвардский, Колумбийский, Йельский, Принстонский, Станфордский, Пенсильванский, Бостонский, Оклахомский, Сарры Лоуренс и штата Огайо приглашают меня с женой на полуторамесячный тур для чтения лекций. Все расходы университеты берут на себя. Наш приезд ожидается 5 апреля 1986 года. Просьба его подтвердить. Профессор Джон Шиллингер.
Ситников тоже прочитал письмо:
– Университетские приглашения оформляет Союз писателей. А вот когда выйдет роман, поездку на презентацию будем оформлять мы. Действуйте. Конечно, на верхах сейчас смутно, неясно, но есть силы, которые могут вас поддержать. К ним и пробивайтесь.
Из ВААПа я отправился в Союз писателей, передал письмо из США и полученное накануне письмо из Венгрии, туда приглашают приехать в декабре.
Вернулся на дачу. И тут же раздался звонок Эллы Левиной: Черняев сказал, Яковлев рукопись прочитал, отношение благоприятное, пусть Рыбаков срочно обратится к нему с просьбой принять его и решить судьбу романа.
29 октября Таня сдала в экспедицию ЦК мое письмо Яковлеву, вот его краткое содержание:
...
«I. В обществе возник духовный вакуум, заполняемый идеализацией прошлого, не только дореволюционного, но и сталинского. Необходимы решительные идеологические акции, публикация „Детей Арбата“ может быть одной из них.
2. О существовании романа известно широким писательским и читательским кругам, известно и за рубежом. Журнал «Тайм» предложил его печатать в своем издательстве. Я хочу, чтобы роман был опубликован прежде всего в моей стране.
Прошу меня принять и помочь в решении судьбы романа».
Ответ пришел, но не от Яковлева, а совсем из другого места:
...
«По поручению ЦК КПСС Ваше письмо рассмотрено в Госкомиздате СССР… Все вопросы, связанные с выпуском литературы, решаются непосредственно издательствами».
«Маховик» не то остановился, не то стал вращаться в обратную сторону.
Письмо это я получил 10 декабря, а на следующий день открылся очередной съезд Писателей РСФСР. Необычный съезд. Впервые в присутствии сидевшего в президиуме правительства писатели вели себя свободно, демонстративно выходили из зала во время заседания, подавали реплики, перебивали выступающих, топали ногами, «захлопали» Михаила Алексеева, Егора Исаева и других официальных ораторов.
В перерыве меня разыскал Михалков.
– Толя, Евтушенко собирается выступать по поводу твоего романа, отговори его, тебе это только повредит! Если бы выступил, скажем, Распутин, это было бы солидно.
– А почему тебе не выступить? Ты ведь читал роман.
– Читал. Он мне понравился. Я тебе сказал. Но роман не пойдет, ты там рассуждаешь за Сталина.
– Разве Толстой не рассуждает за Наполеона?
– Но, Толя, ты ведь не Толстой.
– Однако стремлюсь и другим советую. Тебе, Сережа, уже восьмой десяток идет, пора о Боге думать. Ты в своем докладе ни одного настоящего писателя не назвал. Ты не болеешь за литературу, а Евтушенко болеет, потому и хочет говорить о романе.
Обратно в Переделкино мы ехали с Евтушенко, и он мне сказал убежденно:
– Не беспокойтесь, Анатолий Наумович, завтра решится судьба вашего романа.
На следующий день перед открытием утреннего заседания съезда Евтушенко пригласили в комнату за президиумом. Там его ожидали секретарь ЦК Зимянин, министр культуры Демичев и Альберт Беляев.
– Прошу вас, товарищ Евтушенко, в своем выступлении не упоминать роман Рыбакова, – объявил Зимянин.
– Роман прекрасный, – возразил Евтушенко, – его надо поддержать.
– Нет, – вмешался Беляев, – роман антисоветский, его пытались вывезти за рубеж.
– Об этом я не знаю, – сказал Евтушенко, – мне известен только роман. И советую вам, товарищ Беляев, никогда антисоветским его не называть. Иначе попадете в недостойное положение. Многие писатели…
– Товарищ Евтушенко, – перебил его Зимянин, – заграница интересуется романом, и если вы его разрекламируете с такой высокой трибуны, то они его возьмут и издадут. От имени Центрального комитета нашей партии настаиваю, чтобы вы не упоминали романа Рыбакова. Все! Сделайте из этого вывод.
Итак, роман запрещено даже упоминать. Евтушенко выбросил его из своего выступления. Потом разыскал меня, передал свой разговор с Зимяниным.
– Не думайте, я не испугался, но «скалькулировал», что мое умолчание будет выгодно для романа.
Я улыбнулся, представляя, как маленький, тщедушный Зимянин наскакивает на долговязого Евтушенко.
– Чего вы улыбаетесь? – насторожился Евтушенко. – Повторяю, я не испугался.
– Знаю. У меня нет к тебе претензий. Я никогда не сомневался, что ты мне хочешь помочь.
– Главное, Анатолий Наумович, не считайте меня трусом. Я не трус, я буду и дальше бороться за роман, я уже говорил о нем с Распутиным и Астафьевым. Вот, запишите их телефоны в гостинице, позвоните…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});