Читать интересную книгу Взгляни на дом свой, путник! - Илья Штемлер

Немного пояснений. Семья каждого вновь прибывшего репатрианта имеет право на свою «корзину абсорбции». Иными словами – общий котел, куда входят суммы денег, выделенных государством на все: от приобретения электротоваров до затрат на питание, учебу, квартиру, медицинское обслуживание. Словом, на все необходимое… В зависимости от финансового состояния страны, от международного положения, от пожертвований всемирных еврейских организаций и частных лиц эта корзина меняется не только год от года, но и месяц от месяца. То растет, то падает. При этом наиболее крупные суммы выделяются на первые полгода, пока эмигранты не работают, пока учат язык в ульпанах. После окончания учебы корзина абсорбции тощает, но все равно вполне приличная сумма. Еще полгода. За это время, вооружившись мало-мальски языком, новый олим, как называют эмигрантов, должен найти себе работу. Сам или с помощью многочисленных бюро по трудоустройству… Если по истечении годичного срока работа не нашлась, корзина абсорбции заметно тощает – начинают давить экономические рычаги – шевелись, проявляй инициативу, действуй, не исключено, что скоро останешься с перевернутой корзиной…

Я еще вернусь к этой теме, она весьма глубока и обширна, рождает массу проблем – этических, моральных, психологических, финансовых. Единственное, на чем пока хочу остановиться, так это на квартирных делах.

При въезде в страну каждая отдельная семья получает свой паспорт теудат-оле. Большая или маленькая или вообще одинокий человек – каждой семье общий теудат-оле, оформленный на главу семьи, с фотографией и печатью. При этом на каждую семью выделяется определенная сумма для аренды квартиры – машканта. Таким образом, один теудат-оле имеет право на одну машканту. Не бог весть какая сумма, на одну машканту квартиру не осилишь, надо доплачивать. Другое дело, если в одной семье две или три машканты. Тогда да, тогда можно позволить снять приличную квартиру. И бывалые люди нашли способ, как заполучить на один теудат-оле две или три машканты. Еще в Союзе бывалые люди делают из одной семьи две или три, а то и больше. Фиктивно разводятся муж и жена, приезжают в Израиль – вот вам и два теудат-оле, стало быть, две машканты. Пройдет время, они сойдутся, живя уже в приличной квартире. Или, скажем, взрослые дети приезжают на Землю обетованную днем раньше своих разведенных родителей, получают в аэропорту свой теудат-оле, дожидаются родителей. В итоге – три машканты, а то и более. Можно снять не квартиру – дворец. Жить год и не тужить. А за год многое может измениться…

Бывало, что и за время «старта», готовясь к дальней дороге заблаговременно, вместо общей, «семейной» визы оформляют отдельные визы на каждого члена семьи – вот и дополнительная машканта. Не бесплатно, конечно, среди сотрудников ОВИРа тоже попадаются бывалые люди…

Моя сестра дала маху – втроем приехали на один теудат-оле. Хорошо, попалась старуха в желтой кофте и зеленой юбке. Такие вот дела! Кого тут осуждать? Люди хотят жить по-людски, но государство терпит финансовый урон. Государство, которое не такое уж и богатое, несущее бремя гигантских военных расходов, во многом зависимое от внешних субсидий и благотворительности. Государство, давшее приют гонимым и презираемым, разбросанным по всему миру. Как сказал Господь: «Я возьму сынов Израилевых из среды народов, меж которыми они находятся, и соберу их отовсюду, и приведу их в землю их, и очищу их пред глазами народов, и будут жить на земле, которую я дал рабу моему Иакову, на которой жили отцы их, там будут жить они и дети их, и дети детей их во веки».

Вновь я вспоминаю старую Ханину, вывезенную из Марокко в свернутом ковре. Не так уж она была и «чокнута», чтобы не видеть выгоды долларов. Наоборот – мудрая старая женщина поняла за свою долгую жизнь всю суетность помыслов людских перед фактом обретения Родины. Чем она могла помочь? Тем, что не станет теснить своих братьев и сестер. Ей не нужны доллары, ей достаточно и своих национальных денег, на которые тоже можно купить все, что нужно купить…

В сущности, те, кто заламывает крупную долларовую сумму за самое необходимое, – душат алию, пользуясь тем, что свободное государство не может вводить ограничения частного предпринимательства. А ведь именно новый приток репатриантов – новая алия – и есть живительная кровь страны. Впрочем, не только в этом мне видится досадная пробуксовка государственной машины. И видится не только мне – всем, и самим государственным деятелям. Они должны были предвидеть такой широкий поток эмиграции – ветер межнациональных распрей, который гуляет по миру, должен пожать бурю. Что нужно новому эмигранту? Жилье и работа! Правительство упрекает новых эмигрантов в том, что надо было вовремя приезжать. Еще два года назад сотни домов стояли пустыми, в ожидании олимов, не говоря уж о более раннем времени. А те, по израильским визам, сваливали кто в Америку, кто в Канаду. Каждую семью, решившую приехать в Израиль, встречали радушно – квартирой, подарками, льготами на приобретение автомобиля, на все. Но желающих было мало, и пустующие дома находили себе хозяев. Многие из них сейчас сдают те же квартиры по бешеным ценам, за доллары. Все надо делать вовремя!

– Все надо делать вовремя? – проговорил Ленька. – Все равно израильтяне считали бы, что русская алия самая привередливая. Знаешь, сколько сейчас здесь евреев из России? Только тех, кто приехал в последние годы, четыреста семьдесят тысяч. Еще немного – и количество перейдет в качество. Они не посмеют наши дома отдавать всяким проходимцам, имеющим и так три-четыре квартиры и спекулирующим на этом.

– Ваши дома? – проговорил я. – Что вы сделали для Израиля? Пока что Израиль делает для вас.

– Верно. Только если война… Тогда разницы не будет. А так они нас за людей не считают… Я два дня мыл посуду в ресторане, на пляже. Бесплатно!.. Он, видишь ли, меня проверял, как я мою посуду. Оказывается, плохо мою. Меня выгнал, взял другого, тоже из русских. И такую же устроил козу… Понимаешь, если он держит у себя работника несколько дней, то надо за него платить налог и вообще брать на работу.

– Ну… а вы что? – обескураженно проговорил я.

– Что мы? Ничего. Утерлись. У него такая свора кормится, ноги нам переломают. Еще и полицию вызовут… Понимаешь, в Союзе, когда меня кидали, я это сваливал на антисемитизм. А тут? Одни евреи. Сторож, хозяин, шофер, полицейский. Даже пес на улице и то принадлежит еврею…

Мне стало жаль своего племянника. Он показался мне сейчас совсем маленьким обиженным мальчиком…

– Везде кто-то кого-то обижает. В Швеции шведы шведов… Везде есть подлецы и хорошие люди… Конечно, здесь живут в основном евреи… А ты в стране только пять месяцев, еще многого не видел.

Ленька вскочил на ноги, заметался по комнате: привычка еще с детства, когда он нервничал.

– Я хочу жить только здесь. Я люблю эту страну. Сразу полюбил, как только приземлился самолет… И я хочу, чтобы она была не такой, как остальные страны… Понимаешь, я хочу, чтобы она вобрала самое лучшее, что есть в остальных странах. Приехали люди со всего мира, так почему они привезли с собой дерьмо, а не добро?

– Ну, просто ты столкнулся с негодяем, – возразил я. – Если бы все были такими, как тот хозяин ресторана, это государство не только погибло бы, оно бы и не возникло. Разве ты не знаешь историю этой страны? Какие люди его создавали. И в древности, и в наше время, после тысячелетий изгнания…

Я умолк; возможно, мои слова раздражали племянника – я говорил прописные истины.

– А где находится ульпан? – Я демонстративно перевел разговор.

– Мы проходили мимо. Недалеко от синагоги. В понедельник и четверг, когда идет служба, очень забавно находиться на улице. С одной стороны бородатые евреи в кипах и талесах ревут, как волы, славя Бога, с другой – бледнолицые и растерянные нувориши из ульпана писклявыми голосами повторяют слова на иврите. Хороший толчок! Лучше бы учредили государственным языком идиш. Как-никак почти немецкий…

Честно говоря, я тоже не раз задумывался над этим. Люди, стоящие у истоков государства, были выходцами из Европы. Им куда ближе идиш, чем древнееврейский иврит. На идише легче приобщаться к мировой цивилизации, ведь в основе лежит распространенный европейский язык…

Но отцы-учредители видели дальше. Им нужно было объединить диаспору, собрать рассеянных по свету своих братьев. Был понятен инструмент и механизм задачи. Язык-инструмент, религия-механизм! Религия жила в каждом еврее диаспоры, пусть неотчетливо, пусть даже совсем-совсем забытая, но жила. Благодаря врагам! Это враги уверяли мир, что евреи распяли Христа… А вот с языком сложнее. Язык ушел, исчез. Его место заняли другие языки, в зависимости от того государства, куда еврея забросила судьба. Именно отсутствие общего языка развалило нацию.

Нужна школа для всех репатриантов, независимо от того, из какой страны они прибыли. Школа, где должны взойти хотя бы навыки языка, где слух должен привыкнуть к звучанию слов. И в начале тысяча девятисотых годов был создан Комитет по делам языка. Впервые в истории человечества была поставлена задача воскрешения языка не ради научных изысканий, а для повседневной жизни современного государства. Но отнюдь не механического воскрешения – в подобном виде язык и так существовал как инструмент религии и как средство общения малочисленных людей, живущих на Ближнем Востоке и весьма далеких от цивилизации. Стало быть, иврит был почти мертвым, окостеневшим языком. Надо воскрешать язык в ином виде. Прошли тысячелетия, мир стал иным, языки всех народов мира модернизировались, изменились. И основатель Комитета Бен-Иегуда проделал огромную работу по модернизации языка. Оказывается, тысячелетия эволюции человечества можно свести до одной человеческой жизни, если эта жизнь наполнена страстью, талантом и любовью к своему народу. Это и доказал Бен-Иегуда своим трудом и трудом своих единомышленников. Древнему и новому государству был дан древний и новый язык. Невероятно, но это случилось…