Читать интересную книгу Происхождение всех вещей - Элизабет Гилберт

Это было все, что Генри Уиттакер знал, кроме того, что цинхона может принести богатство и найти ее можно лишь высоко в Андах, в самой дальней части Перу, называемой Лохой. У него не было ни проводника, ни карты, ни книги, указывающей, куда идти, поэтому он все решал сам. По пути в Лоху ему пришлось столкнуться с течением рек, уколами шипов, змеями, болезнью, зноем, холодом, дождем и испанскими властями, но самую большую опасность представляла шайка его угрюмых носильщиков, бывших рабов и озлобленных негров, ведь он мог лишь догадываться о том, что означают их слова и какие обиды и замыслы таятся в их душах.

Босоногий и голодный, он шел дальше. А чтобы поддержать силы, жевал листья коки, как делали индейцы. Он нашел способ выучить испанский, упрямо решив, что уже знает его и окружающие его понимают. А если не понимали, начинал кричать на них, все более повышая голос, и в конце концов ему удавалось докричаться. Он нашел регион, который называли Лохой. Нашел и подкупил каскарилльерос, сборщиков коры, местных жителей, знавших, где росли хорошие деревья. Продолжил поиски и нашел целые рощи цинхоны, о которых не знал никто.

Генри недаром был сыном садовника: он вскоре обнаружил, что большинство деревьев были в плохом состоянии, страдали от болезней и чрезмерного использования. Лишь у немногих были стволы толщиной с него, а более крупных деревьев он вообще не видел. В местах, где кору ободрали, он начал оборачивать деревья мхом, чтобы дать им возможность залечить раны. Научил каскарилльерос срезать кору продольными полосками, а не губить дерево, обдирая его поперек. Больные цинхоны он нещадно подрезал, освобождая место для новой поросли. Потом он заболел, но продолжал работать. А когда от болезни и инфекции у него отнялись ноги, приказал индейцам привязать себя к мулу, как пленного, и навещал свои деревья каждый день. Он ел морских свинок. А однажды застрелил ягуара.

Он прожил в Лохе четыре полных лишений года, ходил босиком, мерз и спал в хижине с босыми и замерзшими индейцами, которые жгли навоз для обогрева. Он взращивал свою цинхоновую рощу — по закону та принадлежала Испанской королевской аптеке, но Генри втайне считал ее своей. Он забрался так высоко в горы, что ни один испанец ни разу ему не помешал, а через некоторое время и индейцы перестали обращать на него внимание. Он узнал, что чем темнее кора цинхоны, тем эффективнее добываемое из нее лекарство; а самая сильнодействующая кора была у новой поросли. Он пришел к выводу, что деревья нуждаются в частой подрезке. Генри классифицировал и назвал семь новых видов цинхоны, но большинство из них счел бесполезными. Тогда он сосредоточил внимание на разновидности, которую назвал цинхона роха — красное дерево: она была самой плодоносящей. И чтобы повысить урожайность, привил черенок красной цинхоны к корневому побегу более выносливого и болезнестойкого вида.

Еще Генри много размышлял. Ведь у молодого человека, оказавшегося в одиночестве в далеком высокогорном лесу, появляется много времени на раздумья; так в его голове родилось немало великих теорий. Со слов покойного Росса Нивена он знал, что торговля иезуитской корой приносит испанской короне десять миллионов реалов в год. Так почему сэр Джозеф Бэнкс захотел, чтобы Генри лишь изучал этот вид, когда они могли бы пустить его в продажу? И почему производство коры необходимо вести лишь здесь, в этом труднодоступном уголке Земли, и больше нигде? Генри вспомнил, как отец учил его тому, что на протяжении всей человеческой истории за ценными видами всегда велась охота, и лишь потом их догадались выращивать, и что охотиться на дерево (к примеру, забраться в Анды, чтобы отыскать треклятую цинхону) куда менее эффективное предприятие, чем уход за деревом (к примеру, если научиться выращивать его в другом месте, в контролируемой среде). Он также знал, что французы попытались перевезти цинхону в Европу в 1730 году, но ничего у них не получилось, и, кажется, он понимал почему: потому что французы не учли разницу высот. Цинхону нельзя было вырастить в долине Луары. Этот вид нуждался в высокогорном разреженном воздухе, в лесах с большой влажностью, а во Франции такого места не было. И в Англии тоже. Да и в Испании, раз на то пошло. А жаль. Климат из страны не вывезешь.

Однако за четыре года своих раздумий Генри нашел ответ: Индия. Он готов был поспорить, что цинхона разрастется в прохладных и влажных предгорьях Гималаев. Сам он там никогда не был, но слышал об этом месте от британских офицеров в Макао. Вдобавок, почему бы не выращивать это полезное лекарственное растение вблизи очага распространения малярии — там, где в нем действительно есть потребность? В Индии иезуитская кора нужна как воздух — что еще поможет справиться с лихорадкой, подтачивающей силы британских войск и местных поденщиков? В то время порошок стоил слишком дорого, чтобы давать его простым солдатам и работягам, но все может измениться. В 1780 году по пути с перуанских плантаций на европейские рынки цена на кору цинхоны вырастала почти на двести процентов, но большую часть этой наценки составляли расходы на перевозку. Самое время было прекратить охоту за цинхоной и начать выращивать ее на продажу поближе к тому месту, где в ней нуждаются. Генри Уиттакер, которому к тому времени исполнилось двадцать четыре года, верил, что заниматься этим должен он.

Он уехал из Перу в начале 1784 года, взяв с собой лишь заметки, образцы коры, завернутой в льняную ткань, и большой гербарий, но еще он захватил корневые побеги красной цинхоны и десять тысяч семян. Кроме того, он привез домой несколько видов перца, настурций и пару редких фуксий. Но главным приобретением была его коллекция семян. Генри дожидался их два года — ждал, пока его лучшие деревья зацветут, а цветы не тронут заморозки. Он месяц сушил семена на солнце, переворачивая их раз в два часа, чтобы те не заплесневели, а на ночь заворачивал в льняную ткань, чтобы уберечь от росы. Он знал, что семена редко выживают в океанских плаваниях (даже Бэнксу не удалось привезти живые семена из своих путешествий на кораблях капитана Кука), поэтому Генри решил провести эксперимент и применил три разные технологии хранения. Часть семян закопал в песок, другие залил воском, а третью часть обложил сухим мхом. Затем поместил каждую из партий в бычий пузырь, чтобы уберечь от сырости, и обернул шерстью альпаки, чтобы их никто не нашел.

Монополия на добычу цинхоны по-прежнему принадлежала испанцам, так что по закону Генри считался контрабандистом. По этой причине он решил обойти стороной оживленный Тихоокеанский берег и ехать на восток — по суше — через весь южноамериканский континент. При нем был паспорт, согласно которому он являлся французским торговцем тканями. Генри, его мулы, бывшие рабы и угрюмые индейцы избрали путь воров — из Лохи по реке Замора к Амазонке, а оттуда к берегу Атлантики. Там он сел на корабль до Гаваны, а после до Кадиса, и таким образом Генри вернулся в Англию. Путь домой занял у него полтора года. По дороге ему не встретились ни пираты, ни шторма, ни смертельные болезни. Ни один саженец не погиб. Это было не так уж сложно.

Сэр Джозеф Бэнкс будет доволен, думал Генри.

* * *

Но когда Генри снова предстал перед сэром Джозефом в уютной резиденции в доме тридцать два на Сохо-сквер, тот был недоволен. Бэнкс был стар, болен и рассеян — таким Генри его еще не видел. Страшно мучимый подагрой, он был поглощен собственными научными замыслами, которые считал важными для будущего Британской империи.

Бэнкс пытался найти способ покончить с зависимостью Англии от иностранных поставщиков хлопка и с этой целью отправил ботаников на острова Британской Вест-Индии, чтобы те попытались вырастить хлопок там, но их труды пока не увенчались успехом. Кроме того, желая нарушить монополию голландцев на торговлю специями, он пробовал вырастить в Кью мускатный орех и гвоздику, но тоже безуспешно. Он предстал перед королем с предложением превратить Австралию в штрафную колонию (эта идея пришла ему на досуге), но пока к нему никто не прислушался. Еще он работал над строительством сорокафутового телескопа для астронома Уильяма Хершеля, желавшего открыть новые кометы и планеты. Но больше всего Бэнксу нужны были шары для воздухоплавания. У французов они были. Французы проводили эксперименты с газами, весившими меньше, чем воздух, и запускали людей летать над Парижем. Они опередили англичан! Бог свидетель, ради науки и государственной безопасности Британской империи срочно нужны были шары.

Поэтому в тот день Бэнкс был не настроен слушать Генри Уиттакера, убежденного в том, что на самом деле Британской империи нужны плантации цинхоны в индийских Гималаях, на средней высоте. Ведь эта идея никак не решала проблемы с выращиванием хлопка и специй, поиском комет и полетами на воздушных шарах. Голова Бэнкса была забита под завязку, нога чертовски болела, а наглый вид Генри Уиттакера сам по себе раздражал до такой степени, что он не обратил внимания на его слова. Этим сэр Джозеф Бэнкс допустил редкую стратегическую ошибку — ошибку, которая в итоге дорого обошлась Англии.