Читать интересную книгу Я - не серийный убийца - Дэн Уэллс

— Черт бы тебя драл, Рон! — проговорила она.

Маргарет не питала особого уважения к коронеру. Я словно ее не услышал, продолжил изучать следы когтей.

— Что случилось? — спросила мама, подходя к Маргарет.

— Нет одной почки, — ответила та, чем сразу привлекла мое внимание.

Серийные убийцы часто забирают что-нибудь на память о своей жертве и нередко выбирают в качестве сувенира части тела.

— Я дважды просмотрела содержимое мешка, — сказала Маргарет. — Сукин сын! Мы-то считаем, что он присылает нам все органы.

— Может, тут и присылать было нечего, — заметил я.

Они посмотрели на меня, и я постарался напустить на себя равнодушный вид:

— Может быть, убийца забрал эту почку.

Мама нахмурилась:

— Это…

— Абсолютно возможно, — перебил я ее.

Как я мог все объяснить, не упоминая серийных убийц?

— Ма, ты ведь видела следы от когтей — если его внутренности раздирало животное, то вполне можно допустить, что оно что-то сожрало.

В этом была своя логика, но я знал, что это не животное. Некоторые порезы были слишком ровные, и, конечно, была еще аккуратная кучка внутренностей. Может быть, серийный убийца вышел на охоту с собакой?

— Я уточню по бумагам, — сказала мама, стягивая перчатки и швыряя их в корзину.

Маргарет еще раз проверила содержимое мешка и покачала головой — почки там не было. Я едва сдерживал возбуждение.

Мама вернулась с копиями документов, которые Лорен отдала коронеру.

— Тут об этом говорится в примечании: «Отсутствует левая почка». Непонятно, оставлена она как улика или для экспертизы, — отсутствует, и все. Может, он ее удалил или что-то в этом роде.

Маргарет подняла оставшуюся почку, показывая на торчавшую из нее трубку, которая соединяла эту почку с отсутствующей.

— Тут свежий разрез, — заметила она. — И никаких царапин, ничего.

— Почему у Лорен об этом ни слова? — раздраженно проговорила мама, откладывая бумаги и доставая из ящика новую пару резиновых перчаток. — Придется с ней поговорить.

Мама и Маргарет снова принялись за работу, а я остался стоять неподвижно, ощущая небывалый прилив энергии и в то же время опустошенность. Это было не обычное убийство, и совершило его вовсе не дикое животное.

Джеб Джолли стал жертвой серийного убийцы.

Может быть, он пришел из другого города, а может, это была его первая жертва, но, так или иначе, без серийного убийцы тут не обошлось. Все приметы стали теперь для меня совершенно очевидны. Жертва была беззащитна, врагов, близких родственников и друзей Джеб не имел. Его приятели из бара сказали, что он весь вечер просидел тихо, был доволен и ушел без всяких споров или стычек, значит, это не было преступлением на почве неприязни или пьянства. Кто-то, испытывавший потребность убивать, притаился на площадке за прачечной, и Джеб стал его случайной жертвой, просто оказался не в том месте и не в то время.

Газеты и само место преступления предполагали запутанную историю: первобытная ярость — бездушное зверское насилие сменились спокойным, рациональным поведением. Убийца собрал органы в кучку и, когда уже разорвал тело, неторопливо, без всякой спешки, изъял один из органов.

Смерть Джеба Джолли была по сути классическим примером несобранного убийцы, который начал полосовать свою жертву в приступе ярости, а потом остался на месте преступления, не испытывая никаких эмоций или сострадания, чтобы совершить ритуальный обряд над телом: придать ему определенное положение, взять что-то на память, а остальное оставить для других — пусть смотрят.

Неудивительно, что полиция не упомянула об украденной почке. Если пойдет слух, что серийный убийца похищает внутренние органы, в городе начнется паника. Люди и так не чувствуют себя в безопасности, а это всего лишь первое убийство.

Но оно не станет последним. В конечном счете ведь это главная особенность серийных убийц: они не останавливаются.

Глава 4

Было начало октября, когда жгут листья. Осень — мое любимое время года — не из-за школы, не из-за урожая овощей и вообще не из-за чего-то приземленного, а потому, что жители округа Клейтон собирали граблями листья на своих участках и сжигали, пламя поднималось вверх, в хрусткий осенний воздух. Наш двор был маленький и голый, но на участке пожилой пары по другую сторону улицы росли дубы и клены, а детей или внуков, которые решили бы за них эту проблему, у стариков не было. Летом я косил их газон за пять долларов в неделю, зимой разгребал для них тропинку в снегу за горячий шоколад, а осенью сгребал у них листья ради одного только удовольствия видеть, как они горят.

Огонь — это нечто краткое, временное, самая суть скоротечности бытия. Он появляется внезапно, с ревом врывается в жизнь, когда соединяются горючий материал и высокая температура, жадно пляшет, пока все вокруг него чернеет и свертывается. Когда пищи не остается, он умирает, не оставляя после себя ничего, кроме золы — остатков дерева, листьев и бумаги, которые оказались слишком нечистыми для горения, слишком недостойными того, чтобы присоединиться к огню в его пляске.

Мне кажется, огонь не оставляет после себя ничего — на самом деле зола не есть часть огня, это часть горючего материала. Огонь изменяет ее форму, вытягивает энергию и превращает… в новый огонь. Огонь не создает ничего нового, он просто существует. Если для этого необходимо что-то уничтожить, огонь не станет возражать. С точки зрения огня это другое и существует в первую очередь для того, чтобы мог жить огонь. Когда оно исчезает, исчезает и огонь, и, хотя можно обнаружить свидетельства его ухода, остатков самого огня вы не найдете — ни света, ни жара, ни крохотных звездочек погаснувшего пламени. Он исчезает, превращаясь в то, чем был до этого, и если он что-то чувствует или помнит, у нас нет способа узнать, чувствует ли он и помнит ли он нас.

Иногда, вглядываясь в яркое синее сердце танцующего пламени, я спрашиваю, помнит ли оно меня? «Мы видели друг друга прежде. Мы знаем друг друга. Вспоминай обо мне, когда я исчезну».

Мистер Кроули, старик, чьи листья я сжигал, любил сидеть на крылечке и «смотреть, как вертится мир» — так он сам говорил. Если случалось, что я сгребал листья в его саду, когда он сидел на воздухе, он рассказывал мне о своей жизни. Прежде он был инженером по водоснабжению, большую часть жизни проработал в округе и только недавно, когда начал сдавать, ушел на пенсию. Он был стар. Но сегодня медленно прошлепал прочь из дому, сел на стул и с мучительным усилием положил ноги на скамеечку.

— Добрый день, Джон, — сказал он. — Добрый день.

Он был старый, но крупный, широкоплечий и сильный. Здоровье стало его подводить, но до слабости было еще далеко.

— Здравствуйте, мистер Кроули.

— Можешь оставить это как есть, — сказал он, обводя рукой усыпанный листвой газон. — Тут еще столько нападает за осень, и тебе опять придется сгребать.

— Если убирать все сразу, будет дольше, — возразил я, и он кивнул:

— Ты прав, Джон, прав.

Я еще немного поработал граблями, сгребая листья ровными неторопливыми движениями. Другая причина, по которой я хотел очистить двор в этот день, состояла в том, что после случая с Джебом прошел почти месяц, а серийный убийца так и не нанес второго удара. Я нервничал в ожидании, и мне необходимо было что-нибудь сжечь. Я никому не говорил о моих подозрениях относительно серийного убийцы: мне бы никто не поверил. Сказали бы, что я просто одержим серийными убийцами. Так что ничего другого ждать от меня не приходится. Я не возражал. Какое имеет значение, что думают люди, если ты прав.

— Эй, Джон, подойди сюда на минутку, — помахал мне мистер Кроули.

Я поморщился — не хотелось прерываться, но взял себя в руки и подошел к нему. Побеседовать — это вполне нормально, все нормальные люди постоянно этим занимаются. Мне нужна была практика.

— Что ты знаешь о сотовых телефонах? — спросил он, показывая мне свой мобильник.

— Да так, немного знаю.

— Я хочу послать поцелуй жене.

— Хотите послать поцелуй?

— Мы с Кей купили вчера эти штуки, — сказал мистер Кроули, неловко крутя в руке телефон. — И вроде как должны уметь делать фотографии и отправлять их друг другу. Вот я и хочу отправить Кей поцелуй.

— Вы хотите сделать свою фотографию с губами, сложенными для поцелуя, и отправить ее жене?

Иногда я вообще не понимаю людей. Смотреть на мистера Кроули, говорящего о любви, было все равно что слушать его на каком-нибудь иностранном языке. Я не понимал, что происходит.

— Ты наверняка уже такое делал, — продолжал он, протягивая мне телефон трясущейся рукой. — Покажи мне как.

Кнопка камеры была обозначена так, что ни с чем не спутаешь, и я показал, как это делается. Он трясущейся рукой сфотографировал свои губы. Я показал, как отправить фотографию, и вернулся к работе.