Читать интересную книгу Жестокий век. Книга 1. Гонимые - Исай Калашников

Бэрхэ-сэчен разговаривал с ними в просторной юрте, застланной медвежьими шкурами. Тайр-Усун разложил перед ним подарки: пеструю шелковую ткань, нож в серебряных ножнах, бронзовые чаши и сосуды, железный шлем, украшенный насечкой.

Чуть наклонив голову, Бэрхэ-сэчен поблагодарил Тайр-Усуна. Седой, с худым, болезненным лицом, он, кажется, был равнодушен ко всему на свете.

— Что приехали просить, меркиты? — спросил он Тайр-Усуна.

— Мы приезжаем только просить?

— Нет, когда вам удается, вы берете не спрашивая.

— Разве мы плохие соседи? — хмуро удивился Тайр-Усун. — Мы много лет не враждуем с вами. Неужели вы помните старые времена? Но и тогда к людям вашего племени мы относились особо. Пленным мы сохраняли жизнь. Они становились во всем равными с детьми нашего племени. Да вот Чиледу… Его дед родился здесь. А он мой нукер, равный со всеми. Разве это не так, Чиледу?

Под беспокойным взглядом выпуклых глаз Тайр-Усуна Чиледу приподнялся.

— Это так.

— Ты помнишь своего деда? — спросил Бэрхэ-сэчен.

— Нет.

— А как его звали?

Чиледу назвал имя деда, Бэрхэ-сэчен пристально посмотрел ему в лицо, поднялся.

— Вы устали с дороги. Время позднее. Разговор продолжим завтра.

Тайр-Усуна поместили в отдельной юрте, нукеров — всех вместе. Уходя к себе, Тайр-Усун сделал Чиледу незаметный знак — зайди. В юрте он быстрым шепотом сказал:

— Постарайся поговорить с ним так, чтобы тебе поверили. Молчи о нашем поражении. Мы должны заручиться их поддержкой, чего бы это ни стоило. Ты понимаешь? Будешь умным — я никогда не вспомню волов и повозку. От тебя будет зависеть многое. Я это знал еще там, потому и взял с собой.

Чиледу не пошел в свою юрту. Присел на седло, закрыл лицо руками. С тех пор, как у него отобрали Оэлун, все, что бы он ни делал, кажется ему пустым, бессмысленным. А Тайр-Усун хочет, чтобы он в чем-то убедил этих людей. Что может песчинка, гонимая ветром?.. Его жизнь поддерживает лишь вера, что он сумеет отомстить Есугею. Когда этому рыжему разбойнику станет так же больно, как больно ему сейчас, душа обретет покой.

Курень спал. У юрты взвизгивала собака, далеко в горах утробно рявкал изюбр. Кто-то тронул Чиледу за плечо. Он поднял голову. Перед ним стоял Дайдухул-Сохор.

Он провел Чиледу снова в ту же юрту, где их принимал Бэрхэ-сэчен. На этот раз вождь хори-туматов сидел у жарко пылающего очага, поджаривал на углях кусочки печени, неторопливо ел. Чиледу отказался от угощения, лишь выпил чашку прохладного, кисловатого дуга.[9] Дайдухул-Сохор, как и его отец, стал жарить печень. Кроме них в юрте никого не было.

— Твой нойон приказал тебе что-нибудь выведать у нас? — спросил Бэрхэ-сэчен.

Чиледу смутился под его проницательным взглядом.

— Можешь не отвечать, это и так понятно. Молод он, твой нойон… Тебе нелегко живется у меркитов. Помолчи. Ты невесел, твои глаза пусты. Ты знаешь, кто был твой дед? Это был старший брат моего отца. Но мы слышали, что он умер молодым, никого после себя не оставив.

— Да, он умер рано. Но после него остался мой отец. Недавно и отец мой умер тоже. — Чиледу вздохнул. — А мать умерла давно.

— Братья, сестры есть?

— Нет, я один. Ни братьев, ни сестер… ни жены. — Чиледу не мигая смотрел на огонь.

— Оставайся у нас. Мы найдем тебе жену, поставим юрту. Мы не так богаты, как твои хозяева — меркиты. У нас меньше коней и овец. Но охота дает нам пищу и одежду…

— Нет, — Чиледу покачал головой. — Возможно, я когда-нибудь и вернусь сюда. Но сейчас… У меня там есть неоконченные дела.

— Смотри, как лучше, — не стал настаивать Бэрхэ-сэчен. — Ты хочешь, чтобы нойон знал о нашем родстве?

— Мне все равно…

— Почему же все равно? Разве человек может быть настолько равнодушным к своей судьбе! — Бэрхэ-сэчен нахмурился. — Не спрашиваю, что у тебя там за дело, но если ты будешь таким, угаснешь, ничего не довершив.

— Я свое дело довершу, — сказал Чиледу глухо, повторил: — Довершу.

Дайдухул-Сохор, тараща любопытные глаза, резал обжаренную печень на мелкие кусочки, солил и кидал себе в рот. За все время он не проронил ни слова.

— А теперь я хочу тебя спросить о намерениях меркитов. Я понимаю, что они приехали неспроста, но что стоит за этим? Ты можешь не отвечать на мои вопросы, — сказал Бэрхэ-сэчен. — А если ответишь, я обещаю, что не использую твои слова во вред тебе. Я уже говорил, что мы не так богаты, как твои хозяева. Но мы вольные люди. За право владеть этими землями и жить так, как нам хочется, было пролито немало крови. Нам ничего не нужно от меркитов. Но что им нужно от нас?

— Тайр-Усун это скажет.

— Правильно. Но если сосед просит у меня огня, я должен знать, собирается ли он сварить ужин или поджечь мою юрту. Когда такое могучее племя, как меркиты, ищет нашей помощи, это что-нибудь да значит.

— Они враждуют с тайчиутами. Мне кажется, Бэрхэ-гуай,[10] эта вражда не закончится обычными стычками, каких было много.

— Может быть, — Бэрхэ-сэчен задумался. — Мы живем далеко от ваших степей, но и до нас доходят кое-какие слухи. Что-то невообразимое происходит у вас. Племена кидаются друг на друга, как голодные собаки. Будто небо лишило людей разума. Но ведь так все время продолжаться не может.

— Я хочу, чтобы вы помогли меркитам. Я хочу, чтобы они побили тайчиутов.

— Ты не любишь тайчиутов?

— Я ненавижу их! — Чиледу сказал это не громко, но ему показалось, что он крикнул во весь голос, все внутри у него вдруг вспыхнуло, загорелось огнем.

— Ненависть не самый лучший спутник человека. И что у тебя за причина ненавидеть всех тайчиутов? Как лес состоит из высоких и низких деревьев, так и народ — из плохих и хороших людей. Тайр-Усун будет просить воинов?

Чиледу подумал, что отвечать на этот вопрос, пожалуй, не следовало бы, но ведь Тайр-Усун велел ему молчать лишь о поражении меркитов, кроме того, очень уж неловко что-нибудь скрывать от прямодушного Бэрхэ-сэчена. Сказал:

— Будут просить и воинов, и дорогие меха.

— И ты хочешь, чтобы мы все это дали?

— Я хочу, чтобы меркиты победили тайчиутов. Вот чего я хочу, Бэрхэ-гуай. — Чиледу вдруг захотелось поделиться своей болью и обидой, и он рассказал, как потерял молодую жену.

Бэрхэ-сэчен принял его сбивчивый рассказ спокойно. Проговорил задумчиво:

— Вражда племен приносит людям одни несчастья и страдания. Сейчас ты думаешь о мести, но ведь отмщение не сделает тебя счастливым.

— Оно успокоит мою душу.

— Ты ошибаешься.

— Отец, я бы на его месте тоже… — начал было молчавший до этого Дайдухул-Сохор.

Ласково, но решительно остановив сына, Бэрхэ-сэчен сказал:

— Местью ничего не исправишь. А жить прошлым — значит уподобиться лошади, скачущей вокруг столба коновязи: как ни бежит, остается на одном месте.

От спора с ним Чиледу уклонился. Если раньше мысль о мести Есугею и его роду была неопределенной, размытой, то теперь стала четкой, как свежая зарубина на сосновом стволе. Бэрхэ-сэчен, видимо, догадался, что говорить об этом Чиледу не хочет, устало усмехнулся.

— Ну, ладно… А вот воинов мы не дадим. Не в наших обычаях искать брани. Меха… В обмен на ткани, например, мы кое-что можем дать. Однако если нойон будет тебя спрашивать, говори: меха обещаны найманам.

— Зачем это? — удивился Чиледу.

— Так будет лучше и для нас, и для тебя.

Почему лучше, Чиледу так и не понял. Однако Тайр-Усуну он все сказал так, как просил Бэрхэ-сэчен. Нойон пришел в ярость.

— Как они смеют! Меха обещаны найманам — это что? Они хотят сказать, что предпочитают иметь дело с сильными, богатыми найманами, а не с битыми меркитами! — Вдруг Тайр-Усун обрушился на Чиледу: — Ты все рассказал им! Обрадовался сородичу, продал нас!

— Бэрхэ-сэчен не просто сородич, он мой кровный родственник! — вырвалось у Чиледу. — И не продавал я вас…

— Родственник? Ах, вон как! — Тайр-Усун как бы споткнулся, в его глазах мелькнуло недоверие. — Не врешь? Ну что ж, это возможно. И ты, конечно, остаешься здесь?

— Нет, я не остаюсь. Я твой нукер.

Тайр-Усун подошел к нему, взял за подбородок, посмотрел в лицо.

— Что-то я тебя не понимаю. Но с этим разберемся. А вот как возвращаться, ничего не получив? Ну, воины — пусть… Без них обойдемся. Но меха… И еще. Нельзя допустить, чтобы люди этих земель знались с найманами. Попробуй поговорить еще раз. Бэрхэ-сэчен отказывает мне, но не может же он отказать своему родственнику.

— Я попробую, — пробормотал Чиледу, чувствуя себя неловко оттого, что стал участником непонятной игры, затеянной Бэрхэ-сэченом.

Но Бэрхэ-сэчен, встретившись с ним, сказал, что своего уже добился, Тайр-Усун уразумел: здесь он получит только то, что захотят дать хозяева, не захотят — ничего не получит.