Читать интересную книгу Реликвия Викингов - Владимир Весенний

Тамара Петровна кашлянула в кулачок.

– Извините, – спохватился Веня. – Иногда меня заносит.

– Ничего. Зато очень образно и справедливо. От моего мужа и не такое услышишь. Он молдаванин. В моих жилах течёт русская кровь по материнской линии и армянская кровь по отцовской. Так вот, когда муж не в командировке, а дома – я часами слушаю монологи о величии молдавской нации, о том, что без России Молдова превратится в цветущий край. Василий, так зовут мужа, договорился до того, что Молдова кормит Россию. Молдавия – аграрная республика, ее на карте мира с лупой не найдешь, и эта блоха способна накормить такую махину, как Россия. Бред! Я так и заявила мужу. Случился скандал. Меня обвинили в великодержавном шовинизме. Как же, я поддерживаю врагов нации!

– Великая нация, – с горькой иронией заметил Веня. – Одни только лозунги «Русские вон из Молдовы!» и «Молдавия – для молдаван!» чего стоят! Оказывается евреи, гагаузы, украинцы, греки, армяне, грузины – тоже русские и тоже вон! Работницы в бригаде, где я в настоящее время тружусь, как и ваш муж доказывают мне, что ленивых россиян кормят несчастные молдаване! Как вам творческая интеллигенция и рабочий класс спелись, а?!

– В армии, – продолжал Веня, – чаще зверствовали те «деды», которым доставалось от предыдущих «дедушек». Я спросил одного такого «молодца», зачем он издевается над молодыми, на что тот ответил: «А как иначе! Меня мордовали, должен же я отдать «должок». Зачастую за зверства одних расплачиваются не те, кому бы следовало получить по счетам.

Скутельник и Тамара Петровна миновали игровые аттракционы. Карусели, качели и горки выглядели брошенными арестантами за железной изгородью. Сторожевая будка пустовала. На входной калитке желтого цвета висел замок на цепи. За калиткой рыжая дворняга с опущенным хвостом подняла морду, нюхая воздух.

Они спускались по ступенькам к озеру. Каблучки Тамары Петровны, попадая на палые листья, издавали приглушенный звук, не такой цокающий, как на голом асфальте. Опасаясь оступиться на плохо освещенных ступеньках, завуч снова взяла Венедикта под руку.

– У вас такие мускулы! – воскликнула она.

– Физкультура. По этой самой лестнице, – Веня кивнул на длинный марш впереди, уходящий за темные стволы деревьев, – не раз взбегал вверх и обратно. Дома гантели, турник… Балуюсь в свободное время.

– Похвально. А моего Василия и одного раза присесть не заставишь.

– Чем он занимается, ваш легендарный Василий?

– До «перестройки» был нормальным человеком – преподавал в музыкальном училище. С тех пор как спекуляцию узаконили – бросился, как большинство голодранцев, зарабатывать «большие деньги». Вечно ведет какие-то переговоры с такими же «бизнесменами», как он, строит грандиозные планы, продает и покупает воздушные замки, воздушные алмазы и воздушную нефть за воздушные деньги. Вот уже второй месяц он звонит мне из Италии и обещает, что вот-вот мы станем миллионерами, а семью содержу я. У нас есть сын Даня. Замечательный мальчик, играет на скрипке. Подаёт большие надежды. Надеюсь, во мне говорит не слепая материнская любовь, а трезвая оценка профессионального педагога.

Они вышли на дамбу. Слева черным глянцем поблескивало озеро. С дальнего берега в воде отражались огни фонарей. Редкие прохожие спешили по своим делам и исчезали в темноте так же неожиданно, как появлялись.

– Вы обратили внимание, Венедикт, что праздношатающихся людей стало гораздо меньше? – спросила Тамара Петровна.

– Все укрываются от надвигающихся невзгод и неопределенности. Я постоянно наталкиваюсь на хмурые или растерянные лица. В глазах вопрос: «Что дальше?»

– Ну и как, по-вашему, что дальше?

– Как учит история, резкие перемены ни к чему хорошему не приводили, во всяком случае, на первых этапах. Ни одна революция не сделала людей по-настоящему счастливыми, хотя все революционеры были убеждены, что несут народам счастье.

– Мы пришли, – Тамара Петровна остановилась у открытого подъезда пятиэтажного дома, где некогда располагался «военторг». Венедикт в детстве забегал сюда поглазеть на золотистые звездочки в витрине, которые лежали отдельно от погонов, командирских часов, компасов и других необыкновенных вещей для военных. – Спасибо за прогулку, – Тамара Петровна пожала Венедикту руку. – Завтра в одиннадцать утра жду вас на занятие в моем классе.

– Но завтра суббота!

– Будем наверстывать полтора месяца отставания.

– Не полтора месяца, а лет, эдак, около двадцати, – грустно заметил Скутельник.

– Какие ваши годы! Рафаил Данилович в свои пятьдесят восемь полон творческого энтузиазма. Берите с него пример.

– Вы предлагаете отложить мое обучение еще на тридцать четыре года?

– До завтра!

Тамара Петровна махнула на прощанье и зашагала к подъезду.

Веня явился на первый урок, как на первое свидание с девушкой: торжественный, взволнованный и в начищенных до блеска туфлях.

– Только не говорите, что учеба для вас всегда праздник! – заметила Тамара Петровна.

Скутельник пропустил шутку мимо ушей. Лоб и ладони его взмокли от пота.

– Держите спину прямо, – приказала завуч. В отличие от Вени, который сидел на винтовой табуретке, она расположилась на деревянном стуле чуть поодаль от пианино.

В этот день Скутельник узнал, что такое нотный стан, октавы, тона и полутона, диезы и бемоли; узнал, в какой последовательности они расположены на клавиатуре, как пишутся, для чего нужны. Он попробовал сыграть гаммы и к его большому удивлению у него получилось.

– Не проваливайте ладони, – время от времени повторяла Тамара Петровна.

Веня включился в работу. Он сосредоточился на игре. Его не сбил с ритма даже грохот отбойного молотка за окном. Тамара Петровна нервно передернула плечами.

– Приспичило им долбить асфальт в выходной день, – проворчала она.

Но Веня не слышал ее. Он отдался во власть звуков. Он недоумевал. Он играет на пианино. Ему не быть виртуозом. Веня понимал, что слишком поздно взялся учиться музыке. Но он не в праздных мечтах, а наяву прикоснулся к настоящему. Оторвался от серой действительности, переступил через сомнения. Радость переполняла его. С каждой минутой в нем росла уверенность, что любое дело ему по плечу. Столько раз в детстве и юности он представлял себе, как садится за инструмент и легким глиссандо привлекает внимание друзей и посетителей какого-нибудь ресторанчика. Затем наигрывает знакомые мелодии, добавляет экспрессии, ловит кураж, импровизирует. На него обращены недоуменные взгляды. Недоумение сменяется восхищением. Ему хлопают и подбивают ногами в ритм, восторженно подбадривают и по окончании игры бурно аплодируют и горячо приветствуют. Просят сыграть еще. Он снова заводит публику. К его джазовым импровизациям подключаются другие музыканты. Саксофон, барабаны, труба… Все это жило в мечтах и должно было умереть вместе с ними. До сегодняшнего дня. Сегодня Веня понял, что способен на многое. И для этого не обязательно идти напролом. Достаточно соизмерить свои желания и возможности и для начала попробовать из мечты переступить в реальность. Веня переступил. Ликование, ощущение праздника, внутренний подъем и желание двигаться вперед преобразили его. На щеках появился живой румянец, глаза заблестели. От него исходило свечение счастья и энергии.

Два часа занятий пролетели на одном дыхании. Венедикт с сожалением посмотрел на часы и на Тамару Петровну, которая поднялась со стула и пересела за письменный стол.

– Признайтесь, Венедикт, в школе или в институте вы не садились за клавишные? – спросила завуч.

– Нет. Я стеснялся…

– Для новичка совсем неплохо. Вы быстро усваиваете. Работаете с желанием. Рьяно. Вы меня удивили.

Скутельник покраснел от удовольствия и смущения. Тамара Петровна невольно улыбнулась. Какой он еще ребенок. Краснеет. Все написано на его лице. Восторг, разочарование, отчаянье, радость. Интересный малый…

– Как я понимаю, пианино у вас дома нет, – сказала она.

– Нет.

– В таком случае, вот вам ключ от моего класса. Приходите заниматься в свободное время. Сторожа я предупрежу. Договорились? – завуч вынула из сумки и положила на стол ключ.

– Спасибо!

В «спасибо» Веня вложил такое разноцветие эмоций, что у Тамары Петровны сжалось сердце. Она не ожидала обнаружить во взрослом человеке столь открытую искренность. Ей стало грустно и жалко парня, которому, как и многим его предшественникам на планете Земля, предстояло познать горечь разочарований, утратить пылкость и девственность мировосприятия и со временем пополнить армию присмиревших обывателей. В сердце Тамары Петровны загоралась искра сострадания исключительно к особям мужского пола не старше двадцати пяти лет. Она сострадала им «по-матерински», невзирая на то, что, например, с Венедиктом их разделяло не больше десяти лет. Видимо, исключительно из чувства материнства, завуч, пользуясь своим служебным положением, отбирала в свою группу перспективную молодежь. Коллегам Тамары Петровны доставались «бывшие в употреблении» разведенные холостяки, вышедшие живыми из битв за счастливое семейное благополучие или вдовцы, придавленные грузом невосполнимых потерь. Дабы исключить кривотолки и не бросать тень на свою безупречную репутацию замужней женщины счастливой в браке, завуч водила дружбу с более молодыми товарками, позволяла им флиртовать со своими учениками, в глубине души глубоко страдая от этого, как страдают женщины, давно остывшие к своим стареющим и скучным мужьям.