В следующие несколько дней она со всей полнотой прочувствовала значение непререкаемой формулы – «это не мои проблемы».
С проблемой, рухнувшей на нее, как лавина на незадачливого альпиниста, она осталась совсем одна. Дунька ничем не могла помочь, хотя и старалась, и приезжала по вечерам, и однажды сварила куриный бульон, и ночевала, и сидела рядом, и бдительно запирала все двери, которых было очень много в старом доме.
Игорь не приезжал.
Громов пообещал все узнать, навел страху на всех сотрудников короткой лекцией о том, какие именно меры безопасности следует соблюдать – совершенно невыполнимые! Лиза знала, что к нему нужен «особый подход», что его нужно умолять, уговаривать, восхищаться им, и тогда дело, возможно, сдвинется с мертвой точки, но ни на что это у нее не было сил.
Из всех людей на планете рядом с ней остался только… сосед, который каждый вечер встречал ее у ворот и с упорством маньяка предлагал загнать в гараж ее машину, хотя она неизменно отказывалась. Он маячил у нее под окнами, и она понимала: дает ей понять, что он рядом.
Не бойся, я все время где-то поблизости.
А потом он подарил ей букетик, и это стало последней каплей, потому что она его тут же поцеловала.
Лиза была уверена, что поцелуй – второпях, в темноте, сухими сомкнутыми губами – изменит все.
Она задумчиво глотнула из бокала, при этом немедленно почувствовав себя героиней некоего романа. Может, даже романа в стихах.
Нет, тогда не так.
Тогда так – она была уверена, что тот поцелуй изменит хоть что-то. Ни черта он не изменил.
То есть совсем. То есть ни капельки.
Он продолжал жить своей отдельной жизнью, за своим отдельным забором, куда он немедленно скрывался, как только у них кончались «общие дела».
Общие дела – суть история с трупом.
Ну что, что можно с этим поделать?!
Она никогда не бегала за мужчинами, никогда в них не нуждалась – или делала вид, что не нуждается. Впрочем, практика показала, что нуждаться в таких, как Игорь, не имеет никакого физического смысла. Философского или какого-то иного смысла не имеет тоже.
«Господи, если бы я знала, что все так повернется, я бы согласилась не только на общий гараж – прав, прав был папа! – но и на общее крыльцо, общую кухню и общую ванную».
Интим не предлагать.
Лиза еще раз глотнула, моментально позабыв про роман в стихах.
Или предлагать?..
Только как, как его предлагают?! И прилично ли предлагать его соседу, который просто сосед – милый человек, взваливший на себя ее нынешние проблемы то ли от скуки, то ли по доброте душевной, то ли еще по каким-то, ей неизвестным соображениям!
И еще, очень важное, самое важное. Главное.
Она не умела никому доверять. Она никогда и никому не доверяла с тех самых пор, как лучшая подружка Наташка в десятом классе получила приглашение на вечеринку от суперзвезды десятого «А» Нины Росс, и отправилась туда, и на следующий день перестала быть лучшей Лизиной подружкой.
Нина была хороша собой, умна, насмешлива и пользовалась бешеной популярностью не только у мальчиков и девочек начиная примерно с пятиклассников, но и у преподавателей.
Нинина мама дни и ночи проводила или в кабинете у директрисы, или возле подоконника поблизости от него – когда кабинет оказывался занят или заперт на замок. Такое тоже иногда случалось, хотя шестнадцатилетней Лизе всегда казалось, что директриса затаилась в своем кабинете, как лев в пещере. Точит когти и намечает следующую жертву. Директриса любила кровавые и продолжительные истязания, с вызовом родителей, собранием «актива класса», педсовета и изредка с привлечением дородной инспекторши по делам несовершеннолетних. Вот эти самые «дела несовершеннолетних» и казались самыми опасными. Школа была «правильная», специализированная, с правильным и специализированным набором предметов, а самое главное – с правильным и специализированным набором родителей и детей. Директриса, брошенная «на усиление воспитательной работы» из соседнего ПТУ, взялась за дело со всей серьезностью. Появилась инспекторша, и призрак детской комнаты милиции замаячил в коридорах благопристойной и благополучной школы. Лизина мама возле директорского кабинета никогда не торчала, искренне считала все это глупостями и была наивно убеждена в том, что в школе нужно просто хорошо учиться и этого достаточно.
Этого было явно недостаточно. Зато Нина, благодаря караульной службе своей мамаши и собственным способностям, быстро выбилась в звезды номер один. Лиза в ее присутствии всегда помалкивала, жалась в угол, очки съезжали у нее со вспотевшего носа. Ни ее, ни Наташку в Нинину компанию никогда не брали – толку от них все равно никакого не было. Развлекаться они не умели, вермут не пили – как можно! – мальчикам не нравились. У них не было свободных квартир, куда можно притащить всю компанию слушать магнитофон, валяться на диванах и целоваться на кухне. Наташкина мама, учительница музыки со строгим пучком, находилась почти всегда дома, а Лиза все дни проводила у бабушки, куда ее сдавали, чтобы та приглядывала за девочкиной учебой. Бабушка приглядывала в прямом смысле – внучка учила уроки за неудобным дедушкиным письменным столом, а бабушка сидела рядом на табуреточке, вязала и посматривала поверх очков довольно строго. Какие там компании, диваны и вермут!..
В десятом классе Наташка неожиданно похорошела, но это не имело никакого значения. По-прежнему они с Лизой были не разлей вода, сидели за одной партой, на переменах грызли яблоко, откусывали по очереди, и лежали грудью на холодном гранитном подоконнике, с тоской глядя на улицу, где веселые мамы катили коляски с разноцветными одеялами и где была полная свобода. Свобода!..
Похорошевшая Наташка не сознавала своего изменившегося статуса до той минуты, пока Нина не пригласила ее в гости. Это приглашение было сродни признанию, вовлечению в круг «посвященных». Наташка «вовлеклась» с осторожным и независимым видом – подумаешь, мол, не видали мы ваших приглашений! Однако, несмотря на всю независимость, в первый раз в жизни она вдруг заплакала от того, что ей нечего надеть. Выходное клетчатое платьице, единственное на все случаи жизни, в расчет не бралось. Лиза тогда заподозрила неладное, но так, слегка. Наташка была постоянной величиной в ее жизни, и ничто не могло эту величину сделать переменной, ей по крайней мере так казалось.
Клетчатое платье было забраковано совершенно, и джинсы все-таки появились. Мама со строгим пучком, вздохнув, вытащила из коленкоровой тетрадки с нотными знаками отложенные сто рублей, они с Наташкой съездили в магазин и вернулись счастливые. Джинсы купили индийские, разумеется, но все-таки это были настоящие джинсы с настоящей кожаной нашлепкой чуть выше задницы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});