Читать интересную книгу Сказания евангелистов - Зенон Косидовский

Известный библеист Давид Фридрих Штраус в своем монументальном труде «Жизнь Иисуса» посвящает довольно много места этому вопросу. И хотя с момента выхода книги Штрауса (1835 год) прошло почти полтора столетия, его наблюдения не потеряли своей актуальности. Штраус констатирует, что в те далекие от нас времена даже серьезные авторы без малейшего зазрения совести выступали под чужими именами, не считая эту мистификацию бесчестной. Он приходит к выводу, что ключ к этому парадоксу следует искать в своеобразном, отличном от нашего мышлении тогдашнего человека. Выступая под чужими именами и прикрываясь чужим авторитетом, эти писатели были глубоко убеждены, что ради пропаганды проповедуемых истин они отказываются от личной славы и совершают подвиг благородного бескорыстия. К тому же они не сомневались, что передают в точности мысли тех, перед кем преклонялись и под чьим именем выступали. Так что тут нет фальсификации в строгом смысле слова.

Интересно, что читатели, даже самые образованные, проявляли исключительную доверчивость и некритичность к тому, о чем читали. Например, автор первой «Истории христианской церкви» Евсевий со всей серьезностью ссылается на такого рода фальшивки, как на документы, подлинность которых не подлежит сомнению. Вся апокрифическая литература — плод наивной религиозности и буйной фантазии народа — является наглядным примером описанной выше практики использования знаменитых имен. Многочисленные евангелия, послания и апокалипсисы, приписываемые св. Иакову, Матфею, Петру или Павлу, в действительности принадлежали перу безвестных компиляторов, с удивительной некритичностью записавших все слухи и легенды, которые ходили в то время вокруг личности Иисуса Христа.

А как обстоит дело с каноническими евангелиями и другими книгами Нового завета? Как мы убедимся далее, авторство отдельных составных частей Нового завета — вопрос чрезвычайно интригующий. Достаточно сказать, что из общего числа 27 книг Нового завета 19 ученые не признают сочинениями тех авторов, которым они приписываются. Пойдем же по следам ученых, которые вложили в исследование этого вопроса массу усилий и терпения и добились чрезвычайно любопытных результатов.

Почему мытарь Левий не написал мемуаров?

Церковная традиция приписывает авторство первого евангелия в Новом завете ученику Иисуса мытарю Левию, прозванному Матфеем. О нем неоднократно упоминается в первых трех евангелиях и в «Деяниях апостолов». Судя по этим источникам, Левий был личностью незаурядной в кругу учеников Иисуса. Его искренность и религиозное рвение проявились хотя бы в том, что он без колебаний отказался от спокойной жизни сборщика податей и пошел «за голосом господним». Мытари не пользовались симпатией среди эксплуатируемых слоев, их считали ренегатами и людьми, нарушающими закон божий. В Евангелии от Марка (2:14) сказано: «Проходя, увидел он Левия Алфеева, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за мною. И он, встав, последовал за ним». Почти идентичные тексты имеются еще в двух евангелиях — от Матфея (9:9) и от Луки (5:27).

Мнение, что содержание Евангелия от Матфея является свидетельством очевидца, утвердилось в церковной среде с середины второго века. Его придерживались Папий, Ириней, Климент Александрийский, Евсевий и другие церковные писатели. Какие же доводы нашли они в пользу того, что автор евангелия, Матфей, действительно тот самый ученик Иисуса по имени Левий, который служил римлянам в качестве мытаря? Из содержания евангелия бесспорно следует, что он был евреем. Действительно, только еврей мог с такой уверенностью и легкостью разбираться в сложных традициях и понятиях, связанных с иудаизмом. К тому же он на редкость умело пользуется терминологией Ветхого завета и, несомненно, хорошо знаком с тогдашней судебной процедурой; это видно хотя бы из того, что он отличает обычный суд от синедриона.

Идя по пути дальнейшей идентификации, поборники традиционной точки зрения пришли к выводу, что автор этого евангелия наверняка был палестинцем. По их мнению, только человек, который там родился и прожил много лет, мог так точно знать расстояния между населенными пунктами и, прежде всего, нравы и обычаи местных жителей. Матфей знал, например, что в окрестностях Капернаума находилась таможня. Более того, он великолепно разбирался в тогдашних сложных денежных отношениях. Чтобы стало понятно, насколько эти отношения были сложны, достаточно сказать, что в повседневном обращении находились сразу три денежные единицы: римский динарий, греческая драхма и еврейский сикл.

Однако слабость этой аргументации сразу бросается в глаза даже самому снисходительному исследователю. Ведь евреев, знавших терминологию Ветхого завета и палестинские условия жизни, были, наверное, тысячи и даже десятки тысяч, а не один мытарь, пошедший за Иисусом. И уже просто смешным является аргумент с римской таможней: чтобы знать, где она находилась, не надо было быть мытарем, о ней наверняка знали все евреи из ближних и дальних окрестностей, ведь всем им приходилось платить пошлины. То же можно сказать и по поводу знания автором евангелия географии Палестины. Разве только мытарю Левию были известны расстояния между населенными пунктами в этой стране? Даже евреи из диаспоры, уже плохо владеющие родным языком, считали своим священным долгом совершать паломничества в Иерусалим, где существовали специальные синагоги, в которых эти люди могли на своих языках молиться богу Авраама и Моисея. Путешествуя пешком или в седле по дорогам Палестины, они, несомненно, знали ее топографию не хуже, чем местные жители. Итак, приходится констатировать, что традиционная идентификация автора первого евангелия с мытарем Левием построена на песке.

У противников традиционной церковной точки зрения по интересующему нас вопросу имеется ряд веских аргументов. Мы приведем здесь очень кратко главные из них. Принято считать, что Евангелие от Матфея было написано на арамейском языке и лишь позже переведено на греческий. Однако филологи, исследуя текст этого евангелия с помощью самых современных научных методов, пришли к выводу, что автор его пользовался языком койне. И хотя в ткань повествования кое-где действительно вкраплены выражения и образы, свойственные только еврейской идиоматике, в целом оно отличается той естественностью и свободой, которая вряд ли возможна при переводе. Но если евангелие было написано на койне, возникает вопрос: мог ли в таком совершенстве владеть греческим письменным языком мытарь Левий, еврей из Палестины, где преобладала, как известно, арамейская речь? Это сомнительно даже при условии, что, будучи мытарем, он вынужден был пользоваться койне в общении с иностранцами и со своим начальством. Здесь следует обратить внимание на еще одну знаменательную деталь. Если бы Евангелие от Матфея переводилось с арамейского, то, очевидно, что все цитаты, касающиеся таких важных вопросов, как Моисеев закон или ритуальные предписания, переводчик перевел бы с оригинального языка Библии — с еврейского. Между тем все эти цитаты взяты прямо из «Септуагинты» — греческого перевода Ветхого завета, сделанного в Александрии для евреев из диаспоры, которые на чужбине забыли родной язык. Скорее всего, Матфей был именно таким евреем. Ему была доступна лишь «Септуагинта», и свое Евангелие он написал для единоверцев, говоривших, как и он, только по-гречески. Конечно, эти доводы могут убедить тоже далеко не каждого. По правде говоря, сами по себе они слабоваты для доказательства выдвинутого тезиса. Но они подкрепляются другими, прямо-таки сенсационными текстовыми находками. Здесь мы хотим сначала обратиться к воображению наших читателей.

Левий, ученик Иисуса, один из двенадцати апостолов, начинает писать воспоминания о своем учителе, которого он боготворит. Он лично знал Иисуса, время Иисуса, проводил с ним дни и ночи, слушал его проповеди, помнил каждую деталь его внешнего облика. Как же, по нашим представлениям, должны выглядеть такие мемуары, какими характерными чертами они должны обладать? Воспоминания такого человека отличались бы, вероятно, тем, что содержали бы биографические подробности, были бы событийно и эмоционально насыщены, воссоздавали бы интимную атмосферу личного общения автора с любимым учителем. Увы! Еще Фридрих Штраус, исследовав этот вопрос, прямо заявил: Евангелие от Матфея — материал из вторых рук, даже факты биографии Иисуса автор берет из других источников. Разве мог очевидец (а ведь Левий был очевидцем описываемых событий!) до такой степени зависеть от чужой информации? В следующей главе мы рассмотрим вопрос об очередности появления канонических евангелий, но уже сейчас следует сказать, что Евангелие от Матфея — отнюдь не самое древнее из канонических евангелий. Хронологически более древним является Евангелие от Марка. Именно этим объясняется тот факт, что у Матфея мы находим повторение 600 стихов Марка. Кроме того, еще около 550 стихов он позаимствовал из других источников. В результате только 436 стихов принадлежат ему самому. Этой статистики, видимо, достаточно для вывода, что Евангелие от Матфея — не оригинальное произведение, а типичная компиляция.