Для большей убедительности образа матери-актрисы, проведшей годы Первой мировой на театральных подмостках, он не преминул упомянуть, что настольной книгой Мины была «Дама с камелиями». В «Обещании на рассвете» Гари пишет, что во время работы Мины в труппе какого-то московского театра им пришлось преодолеть бескрайние заснеженные просторы России, где на сотни верст вокруг ни души, — лубочный образ. Гари ничего не знал о России, несмотря на то что воспринимал эту страну как потерянный рай. Во время путешествия его мать якобы принимала участие в акциях Агитпропа, выступая перед матросами-революционерами. Гари, которому в 1919–1920 годах было не больше шести лет, не сообщает, в каком именно порту они столкнулись с пресловутыми матросами. Матрос, один из символов Октябрьской революции, наводит на мысль о броненосце «Потемкин» или о Кронштадтском восстании. Через несколько слов сани превращаются в поезд, и это уже больше похоже на правду. Но воображение в очередной раз играет с Гари шутку и превращает поезд Агитпропа в корабль, возможно, броненосец «Потемкин»…
В действительности всё было совсем иначе. В лицее Мины в Свечанах обучение носило светский характер и проходило на идиш и русском языке. Будучи еще школьницей, она примкнула к прокоммунистическому молодежному движению, ведшему весьма активную деятельность на территории Литвы. Дабы не навлечь на себя гнев царского правительства, группировки, входившие в его состав, именовались самым невинным образом: дети называли себя «пионериен» — пионерами, а подростки до шестнадцати лет — ди бин{57} (пчелами). В Свечанах крайне левые ди бин входили в кружок «Иегоаш»{58}, носивший имя знаменитого литовского поэта и автора великолепного перевода Библии на идиш. В задачи кружка входила организация спортивных акций, экскурсий, поездок, курсов повышения квалификации, конференций, семинаров по истории социализма, сионизму и экономике (там читали Карла Маркса и Берла Борохова{59}). Но кружок под вывеской культурных мероприятий весьма высокого уровня занимался и нелегальной деятельностью. Желая «создать новый мир и покончить с антисемитизмом, эксплуатацией и нищетой рабочего класса, построить социалистическое общество под знаком свободы и братства», кружок издавал и распространял газеты и листовки на идиш, создал свой хор, оркестр, театр, все пьесы в котором шли на идиш. Одним из основателей еврейского коммунистического движения в Свечанах был Ботке Коварский, родственник бабушки Гари. Сохранилась групповая фотография{60}, на которой изображена Мина Овчинская, стоящая в последнем ряду и держащая в руках транспарант с надписью «Кружок „Иегоаш“», рядом с ней — юноша с флажком, на котором на идиш написано название города Swentsia’n. Вот откуда взялась легенда Гари, согласно которой его мать выступала на сцене и занималась просвещением пролетариата. Гари был убежден, что любовь — это еще и талант придумать того, кого любишь.
Впрочем, теперь уже никто не может точно сказать, как прошла молодость Мины Овчинской до того, как она вышла замуж за Рувима Брегштейна. По одной из двух фотографий Мины в молодости видно, что это была хорошенькая девушка, которая не строго следовала предписаниям иудаизма и любила красиво одеваться.
4
После российского изгнания мать с сыном вернулись в Вильно. Этот эпизод в «Обещании на рассвете» больше похож на сказку, чем на события, которые могли происходить в действительности.
Вильно в 20-е годы.
Collection Diego Gary D. R.
В 1918 году Польша стала независимым государством, но еще до объявления республики поляки начали в Галиции войну с украинцами, с большевиками в предместьях Вильно и оспаривали у молодого чешского государства бывшее Тешенское герцогство. Весной
1920 года с новыми силами Польша вступила в противостояние с советской Россией за часть Литвы, Белоруссии и Украины. Красная армия уже подбиралась к Варшаве, но польским войскам удалось заставить ее отступить.
12 июня 1920 года между Литвой и Польшей был подписан договор, после которого депортированные евреи могли беспрепятственно вернуться в дома, покинутые ими во время Первой мировой войны. В марте
1921 года по договору, определившему границы территорий, к Польше отошли Западная Украина и Западная Белоруссия.
Условия, при которых беженцам приходилось ехать через всю Россию, были столь же ужасными, как и тогда, когда они покидали родину. Об этом свидетельствуют документы комиссии о репатриации: «На польскую границу прибыл состав, который в пункте отправления насчитывал 1948 человек — 1299 из них умерли от истощения и инфекционных болезней; только треть — 649 человек — доехали до места назначения».
По окончании войны депортированные получили разрешение вернуться домой лишь после подписания договора между Литвой и советской Россией — 12 июня 1920 года. Отправлять поезда из России начали в августе. В результате этого в Литву, которая обрела независимость, вернулись 100 тысяч евреев.
После возвращения в Вильно Ромен жил на улице Велка Погулянка до двенадцатилетнего возраста в величественном, внушительных размеров кирпичном доме с балконами и отделанным под желтый мрамор фасадом. Вид из просторных квартир был на нижнюю часть города. Мина Касев числилась в списке его жильцов с 20 сентября 1921 года. Ромену тогда было семь лет.
На этой улице, находившейся в верхней части города, неподалеку от центральных Завальной и Трокской, могли позволить себе жить только самые известные члены еврейской общины Вильно: историк Семен Дубнов, писатель Шолом-Алейхем, языковед Макс Вейнрих, новеллистка Эстер Тауссиг, а также глава общины — знаменитый врач, филантроп, депутат парламента Польши Цемах Шабад{61}.
Неизвестно, когда вернулся Арье-Лейб, но есть сведения, что евреи, которые пошли добровольцами в польскую армию, очень скоро были заключены в концлагеря теми же самыми поляками, которые считали их предателями{62}.
Как следует из списка жильцов за 1921 и 1925 годы{63}, Касевы жили на втором этаже дома, расположенного во дворе здания, которое в Вильно называли «маленьким Версалем». Гари рассказывал своей приятельнице Элен Опно, супруге посла Анри Опно, покровительствовавшего Гари в МИДе, что в доме № 16 на улице Велка Погулянка они с матерью обосновались не одни. По крайней мере с 1925 года, когда Ромену было двенадцать{64}, с ними жил и отец, который мог позволить себе поселиться в столь фешенебельном доме, потому что занимался торговлей мехами и входил в административный совет синагоги Тогорат Хакодеш{65}, располагавшейся на улице Завальной, недалеко от дома Касевых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});