Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы готовились к матчам с соперником сильным, авторитетным, тренеры просили иногда, чтобы Александр сказал товарищам пару слов. Пару – не более: он много говорить не любил. И его краткое обращение всегда взбадривало команду: игроки знали, что у Виноградова слово не расходится с делом. И такие хоккеисты-рыцари всегда были и в армейском клубе, и в сборной – они верно служили хоккею, являлись первыми помощниками тренеров.
Конечно, все люди не без слабостей. Были они и у Александра. Однако свои прегрешения он никогда ни на кого не сваливал, не утаивал их, не обещал плаксивым голосом «больше не буду». Он просто начинал истязать себя на тренировках, а потом тайком исчезал в баньку, чтобы, вернувшись разрумяненным, прямо посмотреть в глаза товарищам и тренерам: мол, все в порядке – я в форме.
Кстати, банька заменяла Александру все лечебные процедуры. Парился он зло, как бы воюя с собственным телом. Хлестал себя веником так рьяно и безжалостно, что стоять рядом было страшновато. И, услышав могучий бас Виноградова: «Поддайте парку!», – многие спешно ретировались к выходу.
…Закончив играть, Александр Виноградов работал тренером. И с мастерами, и – особенно успешно – в ЦСКА с детьми. «Наш добрый дядька-тренер!» – так величало его не одно поколение мальчишек. Александр разговаривал с ними как с равными, а его образный, с присказками-прибаутками язык, резко отличавшийся от наукообразных сентенций иных нынешних детских тренеров, даже самое сложное в хоккее делал для ребят ясным и понятным. О том, что тренировки Виноградова всегда были интересными, я уж не говорю.
И еще об одной черте Александра, не имеющей, казалось бы, никакого отношения к спорту, к хоккею. Природа всегда была и остается Саше в радость. В грибной охоте он преображается – становится разговорчивым и по-особому веселым. Знает цену каждому грибу – как его поджарить и засолить. Знает, где должны быть беленькие. Но, напав на место, – вот уж истинная редкость! – молчать не будет. Покричит, созовет друзей, отправившихся с ним в лес, и, немного похвалившись найденными боровиками, тут же покажет, где должны расти другие.
Вот таков он, Александр Николаевич Виноградов, человек доброй и широкой, истинно русской души!
«Жили два друга в нашем полку…»
Николай Сологубов и Иван Трегубов – великая пара великих защитников. Мы вспоминаем их, не отделяя одного от другого, ибо роднит их многое.
Вместе несли они после войны армейскую службу в Хабаровском крае. Вместе играли в русский хоккей. Позже долгие годы – и в ЦСКА, и в сборной страны – выступали в одном звене, дополняя друг друга. И как выступали! Сегодня без скидок на время, на изменение принципов и уровня мирового хоккея с ними можно сравнить только лучших наших защитников – Валерия Васильева, Вячеслава Фетисова и Алексея Касатонова. А в начале 50-х годов, во времена спортивных удач Сологубова и Трегубова, у зрителей дух захватывало, когда на льду красиво буйствовала – в лучшем смысле слова – эта пара.
Сологубов и Трегубов первыми узаконили активную игру защитников. Они первыми' показали всем, что защитник – не только разрушитель, которому не страшны никакие канадцы (а их в то время многие побаивались), но и созидатель: скрытые пасы Николая и Ивана в ходе сложных единоборств создавали богатые возможности для острейших контратак.
Эта пара не нуждалась в помощи партнеров – даже если силы противника были превосходящими. Я говорю об этом потому, что сегодня мало таких самостоятельных защитников – большинство нынешних игроков обороны, защищаясь, просят помощи у форвардов, а это значит, что оборона становится дорогостоящей. Сологубов же с Трегубовым, наоборот, освобождали нападающих от части оборонительных обязанностей, и форварды их звена могли без оглядки на тылы развивать и завершать атаки. Впрочем, и в развитии, и в завершении атак эта великая пара принимала самое живое участие.
Вот один из любимых приемов Сологубова и Трегубова, к сожалению забытый сегодня. Выполняя передачи друг другу в одно касание на большой скорости, они заставляли противника метаться, стараясь угадать, откуда последует атака. И попытки эти зачастую оставались бесплодными: после скрытного паса нападающий, имевший счастье играть в одной пятерке с Сологубовым и Трегубовым, получал шайбу и вовремя и точно – по месту маневра либо следовал внезапный бросок защитников по цели. Поднял я свои дневники, но не смог обнаружить, чтобы звено нападающих вместе с Сологубовым и Трегубовым проиграло микроматч и в наших первенствах, и в международных турнирах, хотя мы их всегда выпускали против сильнейших троек соперника. Оно и понятно: у Николая и Ивана высокая техническая оснащенность приемов сочеталась с умением быстро и безошибочно разгадать намерения соперника, а их владение приемами атакующими делало атаку всей пятерки единой и мощной.
… Их места в раздевалке были рядом. На сборах они завтракали, обедали и ужинали за одним столом. На тренировках и в матчах оба были примером, однако вне площадки обоим не хватало порой сил поберечь себя от житейских соблазнов. Но при всем сходстве их и многое и отличало – вот почему автор принимает решение рассказывать об этих защитниках дальше раздельно.
Сологубов Николай Михайлович. Родился 8 марта 1924 г. Заслуженный мастер спорта. В 1949–1964 гг. выступал за ЦСКА, в 1964 – 1965-м – за СКА МВО. Чемпион СССР 1950, 1955, 1956, 1958–1961, 1963, 1964 гг.
Чемпион мира 1956 и 1963 гг. Чемпион Европы 1955, 1956, 1958–1960, 1963 гг. Олимпийский чемпион 1956 г. Трижды признан ЛИХГ лучшим защитником чемпионатов мира (1956, 1957, 1960 гг.).
Награжден орденом Трудового Красного Знамени, медалью «За трудовую доблесть».
Николай воевал около трех лет. Он был разведчиком. Офицер военкомата, определивший военную судьбу Сологубова, явно знал толк и в людях, и в профессии разведчика. Бесстрашный, удалой, никогда не паникующий, до удивления находчивый и жизнелюбивый, Николай обладал огромной физической силой – у него без преувеличения на пятерых ее хватало. Сологубов особо разговорчив не был, но и его редкие рассказы о военных эпизодах впечатляли не столько словами, сколько жестами. Жестами стальных, жилистых, простреленных рук.
Мы были свидетелями еще одного ранения Сологубова – уже на хоккейном льду. В 1950 году в Свердловске в матче армейцев с ВВС, в котором наш защитник и капитан действовал с блеском, он в одном из столкновений получил удар в живот. Упал – и не встал сразу же, чего с ним никогда ранее не случалось. Здесь же, в Свердловске, армейские медики провели сложную полостную операцию и спасли Николаю жизнь, но в официальных документах значилось: к военной службе не пригоден… спортом заниматься нельзя.
Сологубов опроверг официальное заключение – начал тайком тренироваться, а потом, представ перед нами, сказал: «Я здоров. Вводите в состав». Ввели, но побаивались за него, просили Николая, чтобы хоть в первых встречах он избегал контактов с соперником. Куда там! Без силовых единоборств Сологубов не представлял себе ни хоккей, ни себя в хоккее.
Позже состоялся новый матч армейцев с ВВС, командой, за которую выступал в то время выдающийся форвард Всеволод Бобров. Для того чтобы одолеть «летчиков», необходимо было нейтрализовать Боброва, и Сологубов первый в практике нашего хоккея сумел выполнить это – не позволил сопернику сполна использовать свое мастерство и к тому же сам был активен в развитии и завершении атак своей пятерки. Более 25 000 любителей хоккея, собравшихся в тот день на стадионе «Динамо», аплодировали победителям-армейцам и их капитану Николаю Сологубову.
Николай был первым, кто показал мастерское исполнение силовых приемов. И не у бортов, где в сегодняшнем хоккее игрока, как правило (хотя это и противоречит правилам), толкают руками, задерживают, активно применяя клюшку. Сологубов силовые столкновения выполнял в поле, где несравнимо труднее, чем у борта, уловить намерения противника, войти с ним в контакт и в нужный момент нанести толчок. Говорю о деталях не случайно. Знание их – признак высокой классности защитника. И прежде, и сегодня, и, верю, в хоккее грядущего.
Кстати, и сегодня защитникам, хотя их техническая оснащенность вроде бы выше, чем в 50-х годах, тренеры в основном не разрешают пользоваться обводкой в зоне нападения – слишком велик риск. А Николаю я разрешал. Разрешал, правда, «на ухо», руководствуясь тем, что фамильная сологубовская обводка была с запасом прочности. Успех ее, этой обводки, приводил к созданию острейшей голевой ситуации, а в случае неудачи я знал, что Сологубов шайбу у соперника все равно сумеет выбить.
Николай Сологубов играл за клуб и за сборную, пожалуй, дольше всех из своего поколения – почти до 40 лет. И с первого до последнего матча показывал истинно высокое мастерство и рыцарство. Иные нынешние ветераны выходят на лед порой, чтобы лишь поприсутствовать, Сологубов же не умел и не хотел экономить силы – он всегда отдавался игре сполна.