Читать интересную книгу Человек под маской дьявола - Вера Юдина

В январе, умерла Роза, мама Сары.

Сара сказала, что она просто не проснулась утром. Замерзла во сне и умерла. Мне очень хотелось верить, что несчастная женщина не испытывала предсмертных мук и агонии, а скончалась в полной тишине.

Мы с Генрихом продолжали играть в прятки. Только однажды, возвращаясь домой, я заметила как шевельнулась штора в его кабинете. И поняла, что он следит за мной. Продолжая делать вид, что меня словно не существует в его жизни, он тайком следил за моими приходами и уходами. Я также думаю, он знал о пропаже своих запасов, но продолжал хранить молчание.

Пришла весна. Как и предсказывала Сара, никто не спешил нас спасать. Мы знали, что в лесу прячутся партизаны, но их присутствие рядом с городом, всегда оставалось незримым.

В апреле, умерла Сара. Я хотела разыскать ее тело, и похоронить на еврейском кладбище, но это оказалось невозможным. С ее смертью, я лишилась единственного друга, связанного с моим прошлым. Долгое время я горевала. Но несмотря ни на что, свои махинации с продуктами, так и не прекратила. Даже после того, как одну из наших девушек активисток, поймали за воровство и застрелили на месте, мы продолжали свое дело. Это стало смыслом нашего существования.

Однажды вечером, возвращаясь домой, недалеко от дома я заметила худенькую фигуру ребенка. Он шел, заправив руки в карманы, широкой походкой. Я сразу его узнала, это был тот еврейский мальчик из дома напротив.

Я бросилась за ним. Догнала и тронула за плечо. Он так же как в прошлый раз вздрогнул и обернулся. На мгновение на его лице мелькнула тревога. Но узнав меня, он улыбнулся и присвистнул.

— Эхей, да это же ты! Не думал. Что снова увижу тебя!

— Я знаю, что случилось с твоей семьей. — Виновато произнесла я.

Он помрачнел.

— Ну и что. Времена сейчас такие. Я зато могу не скрывать больше своего происхождения. — В его словах не звучало обиды, он верил в то, что говорил.

В подтверждение своих слов, он брезгливо передернул плечом и пальцем указал на свою звезду.

— Видишь. Они нас как коров заклеймили, теперь нигде не спрячешься, а если спрячешься и найдут, то сразу смерть.

— Где ты сейчас живешь?

— В гетто. Вместе со всеми. Теперь у меня новая семья. Правда намного больше, и нас часто избивают, но зато не надо прятаться.

— И часто ты бываешь в городе?

— Каждый день! Они думают, что все знают, но мы нашли несколько лазеек, и можем спокойно передвигаться по городу. Правда вечером приходится возвращаться домой… комендантский час… А ты все служишь у этого?…

— Да. Пойдем, я покормлю тебя…

— Э, нет… — резко дернулся он. — Я больше на это куплюсь.

— Что?

— Что? Что. Разве ты не понимаешь, кто твои хозяева? Я не буду есть из рук врага, даже если придется умереть с голоду…

— Но ведь…

— Мне пора! — резко оборвал меня мальчик, и тронув козырек своей кепки, важно зашагал дальше. Больше я его не видела.

Тем же вечером, совершенно неожиданно, Рихард сообщил, что генерал желает меня видеть. Меня очень удивило его неожиданное желание пообщаться со мной. Переодевшись в домашнюю одежду, я послушно поднялась в его кабинет.

Я вошла без стука, и застала его за странным занятием, он выкладывал карточный домик. Осторожно, держа карты двумя пальцами, он монотонно воздвигал ярус за ярусом. А я покорно стояла и ждала у порога. Когда последние две карты, в виде остроконечной башни легли на последнем ярусе, он отстранился и с любопытством посмотрел на меня.

— Я знаю, что ты кормишь моими запасами этих грязных выродков.

Я вздрогнула, словно он ударил меня. У меня внутри все сжалось, но не от страха перед его гневом, а от его слов, пропитанных ненавистью и презрением. Я с трудом сохранила спокойствие, молча глядя ему в глаза.

Он поднялся, заложил руки за спину и устрашающе сделал шаг в мою сторону.

— И что мне делать с тобой? Выслать из города? Расстрелять? Или повесить на главной площади, как предупреждение всем твоим сообщникам?

— Ваше право, принимать решение. — Тихо ответила я.

Он усмехнулся. Еще шаг.

— Я сразу понял, что с тобой будут проблемы. Стоило мне увидеть тебя, тогда на кухне, и я все понял… Чего ты хочешь? Накормить всех голодных? Спасти всех евреев? Забрать у меня всю еду, чтобы обречь на верную, голодную смерть? Этого ты добиваешься?

Голос его звучал спокойно, в нем не было угрозы. Он бросил взгляд на карточный домик.

— Посмотри, перед тобой скрупулезно выстроенная, человеческими руками идеальная система мира. Она совершенна и прекрасна, так как стоилась терпеливо и умело. Неужели ты думаешь, что одна, или вместе со своими сообщницами, сможешь помешать нам построить идеальный мир?

Я не смогла сдержать слов, и с вызовом ответила:

— Идеальный мир? А чем ваш мир идеален? Он шаток и слаб. Стоит из вашего домика достать одну карту и он рухнет, как и вся ваша система. А вы и ваши сообщники будете отвечать за свои преступления перед всем человечеством.

Я ожидала какой угодно реакции на свои слова, гнев, побои, ругань, но когда он запрокинул голову и громко засмеялся я потерялась. Мне на один момент показалось, что он смеется в лицо всему миру, открыто отрицая всю чудовищность своих действий направленных против еврейской расы. Он не считал себя преступником, он считал себя — героем. И это было страшно.

— Сколько тебе лет? — закончив смеяться, спросил Генрих.

— Восемнадцать.

— У тебя ведь сегодня день рождения. — Он не спрашивал, скорее констатировал.

Я бросила взгляд на перекидной календарь, на его столе, и увидела дату. 20 апреля. Я и сама забыла о своем дне рождения. Но не потому, что шла война, а потому, что не было возможности следить за календарем. Это стало небывалой роскошью, не забыть посмотреть какой сегодня день. Значит, сегодня мне исполнилось девятнадцать. Я попыталась вспомнить хоть один из прошлых своих дней рождения, но они словно стерлись у меня из памяти. Возможно я сама, не желая хранить самые радостные, а оттого и самые тяжелые свои воспоминания, запрятала их глубоко в свое подсознание. Если не помнить, не так больно жить дальше.

— Почему ты молчишь? Я смотрел твои документы, и запомнил дату твоего дня рождения. Оно сегодня. Разве нет?

— Да.

Генрих подошел к столу. Открыл верхний ящик и достал из него какое-то украшение. Я не сразу рассмотрела, что именно он держит в руках, но стоило ему приблизиться ко мне, как я увидела раскачивающуюся на тонкой золотой цепочке — розу. Я похолодела от ужаса. Генрих протянул мне украшение с легкой улыбкой на губах. Он гордился своим жестом.

— Это мой тебе подарок.

Я машинально подняла руку, раскрыла ладонь и он отпустил украшение. Оно уже коснулось моей руки, я даже ощутила легкий холод смерти исходящий от него, но не могла поверить в реальность всего происходящего, и тут кулон качнулся, и перед моим взглядом мелькнули знакомые буквы: «О.Ф.» Я вскрикнула и отдернула руку, словно боясь обжечься. Подвеска с тихим стуком упал на паркетный пол. Я проследила за ним взглядом, и замерла. Весь мир, замер в тот момент, когда кулон коснулся пола.

Я подняла глаза на Генриха. Он стоял в полном недоумении и внимательно следил за моими движениями. Он не мог знать причины моего поступка. Но я догадалась, Генрих убил ту еврейскую семью.

— Я так понимаю, тебе не нравится мой подарок? — нахмурившись, сделал вывод Генрих.

— Этот кулон принадлежал одной женщине. Я знала ее. — С вызовом произнесла я.

Генрих продолжал хранить недоумевающее молчание. Либо он был великолепным актером, либо на самом деле не понимал, о чем я говорю.

— Возможно прежде, украшение и принадлежало твоей знакомой, но со вчерашнего дня, оно принадлежит мне. Я купил его для тебя.

— У кого? — не сдержалась я.

— Я не намерен отчитываться перед тобой, — сухо бросил он, затем вдруг передумал и ответил. — Не знаю, Рихард ходил в город. Наверно у ростовщика, а может у кого с улицы, я не задавался этим вопросом.

Все встало на свои места. Рихард. Вот, тот кто выследил меня и вышел на тайное убежище. Возможно, он сам устроил тот кровавый погром. А после забрал все ценности убитых.

Собрав волю в кулак, я изобразила жалкое подобие улыбки.

— И много вы заплатили за эту безделушку? — стараясь придать своему голосу надменности, спросила я.

— Достаточно, для того, чтобы не терпеть сейчас твою невоспитанность. — Хладнокровно бросил Генрих.

— А если я скажу, что Рихард, украл это украшение у одной несчастной еврейской женщины, а после в обмен на него, украл ваши деньги. Вы хоть немного усомнитесь в непоколебимости вашей идеальной системы?

На этот раз Генрих терпеть не стал. Он стоял совсем рядом. Он резко замахнулся и ударом в лицо отбросил меня к двери. Я почувствовала сладкий вкус крови во рту, и языком проверила наличие зубов. Было больно, но после боли душевной, боль физическая, казалась такой незначительной и незаметной. Я ожидала, что сейчас он начнет добивать меня ногами. Но вместо этого, Генрих подлетел к столу, одним взмахом руки снес свой идеальный карточный мир, и, грузно повалившись в кресло, крикнул: