Читать интересную книгу Счастливчик - Сергей Скрипаль

И уже на аэродроме старший лейтенант, прежде чем идти докладывать о прибытии, сам поднялся в разодранный самолет, чтобы сверить цифры. Но и тут ему подтвердили, что всего гробов было сорок. Вот тридцать два. Значит, он должен привезти восемь. Пересчитали еще раз:

– Тридцать девять, сорок, сорок один!..

Могли не найти один, мало ли куда мог упасть, но чтобы еще один лишний появился? А, ну их к черту! Разберутся. На войне путаница и не такая бывает. Доложил старший лейтенант командиру полка и ушел, все же удивленно покачивая головой.

Командир приказал битые гробы поменять на новые. Шурик узнал об этом, сидя в ангаре, от солдата, который был в поисковой группе и теперь помогал переносить сюда найденные цинки. Здесь уже кипела работа. Поврежденные гробы распаивали, содержимое перекладывали в новые и тут же запаивали, прикрепляя таблички с номерами и краткими данными о погибшем.

Шурик чувствовал себя отвратительно. Всегда впечатлительный, мечтательный, романтичный, он очень тяжело пережил события ночного полета. Ему казалось, что никогда в жизни ни за что на свете он не сможет даже приблизиться к аэродрому. Что любой самолет, даже самый комфортабельный, будет напоминать ему одну и ту же ужасную мистическую картину шевелящихся, уходящих в ночное безмолвие в потустороннем спокойствии гробов. Вот этих самых, раскрываемых, источающих жутко-сладкий запах.

Сильно болела голова, тошнило от запаха и от удара по голове. Не хотелось двигаться, не хотелось никуда лететь, не верилось ни в какое будущее. Хотелось сидеть вот здесь, в углу ангара, курить, и чтобы все-все оставили в покое.

Но теперь уже знакомые солдаты крикнули:

– Эй, отпускник! Иди помогай! Чем быстрее сделаем, тем быстрее улетишь.

Отпускник! Все-таки домой хочется. Сердце дрогнуло. Домой! Хочу!

И Шурик нехотя, но поднялся и поплелся к позвавшим. Было не по себе. Видел, конечно, и убитых, и растерзанных взрывом, и изрезанных ножами. Но то все там, в бою. Видел, и как в родном полку гробы готовят к отправке «черными тюльпанами». Укладывали и расстрелянные тела, и просто оторванные взрывом руки-ноги, а то и вовсе одну ногу в ботинке, а для веса мешок с песком добавляли. Если есть голова, то родные перед погребением могут через окошко гроба в лицо кровинушки своей взглянуть в последний раз. А если нет... Если тело взрывом на части разнесло? Тогда закрашивали окошко изнутри... Шурик даже горестно рукой махнул в ответ своим мыслям.

Кончится эта пытка когда-нибудь? Что там еще будет под крышкой этого гроба? Что еще ударит по взвинченным Шуркиным нервам? Вздувшиеся внутренности, вытекшие глаза, изуродованное тело очередного пацана? Разлагающееся тело, которое даже мертвым остается дороже всего для родных, или мешок с землей – ничего собрать не смогли?

Солдаты отдирали еще горячую крышку с очередного гроба, но она шла нехотя, не желая расставаться с домовиной. Сержант из самолета с горелкой в руках глухо матерился:

– Вот, блин, падлы рваные, зачем-то двойным швом запаяли, чтоб их...

Провел острым пламенем по ободку вокруг всего цинка еще пару раз, затем подсунул сплющенный конец монтировки в образовавшуюся щель, налег на другой конец всем телом. Крышка громко кракнула, отделяясь от гроба, и наполовину отошла от него. Солдаты, натянув брезентовые рукавицы, подскочили к крышке, ухватили ее и единым усилием поволокли было прочь, но, увидев содержимое ящика, выронили ее, едва успев отскочить в сторону.

Аккуратно, покойно во всем пространстве цинка нашли пристанище... тщательно уложенные, старательно распределенные пачки долларов, афошек, чеков, сто– и пятидесятирублевых купюр, еще какой-то валюты, а в «ногах» лежали полиэтиленовые пакеты с белой порошковой начинкой наркотика и два автомата АКСУ с рожками к ним.

Подошел заглянувший в ангар и увидевший немую сцену командир местного полка, на ходу ругая солдат, быстро глянул в гроб и заорал:

– Все вон! Быстро!

После секундной заминки, растерявшиеся солдаты кинулись из ангара.

– Видал? Деньжищ! Это что же такое? И автоматы! Ни фига покойничек!

Закурили, недоуменно переглядываясь. В это время в ангар заскочили несколько офицеров.

Совсем скоро подполковник вызвал в ангар невольных свидетелей:

– Неосторожное слово – и под трибунал. Секретная операция командования. Наркотики для медицинских целей. Валюта – в фонд государства. Всем молчать!

Под усиленной охраной тщательно уложенный груз был переправлен в самолет. И уже в ташкентском аэропорту, не гражданском, а военном, Шурик увидел-таки, что тот самый цинк забирала специальная команда. Настороженная, безмолвная, молниеносно действующая.

Несколько часов спустя, проезжая в автобусе по улицам родного города, Шурик успокоенно думал о том, что есть в нашей армии настоящие профессионалы, действующие умело и слажено, на пользу родному Союзу Советских Социалистических Республик.

Прошло двадцать лет.

Валерка Лыков, отработав свой очередной день, поцеловал детей на ночь, забираясь под одеяло, под теплый бок жены, рассказывал о том, как прошел сегодняшний день на его хлопотливой таможенной службе.

– Читаю паспорт... Батюшки, Шурка! Ну я тебе рассказывал – Реутов Шурка, – служили вместе. А я его и не узнал! Кожаный плащ, стильная черная одежда, золотой перстень... Богатючий, видимо!..

Валерка даже зажмурился и почмокал губами, чтобы подчеркнуть шикарность внешнего вида бывшего однополчанина.

– Сопровождает цинковые гробы. Какой-то похоронной фирмой заведует. Платят, видно, добре. Смерть чужая. Привык. Шутит.

Я спрашиваю:

– На кого работаешь?

– На мафию. А в гробу – золото и бриллианты, – и смеется.

Я «Бриллиантовую руку» вспомнил, говорю:

– Да пошел ты, не подкалывай!

А он мне:

– Проверяй! Вскрывай!

– Открыли? – испуганно спросила жена.

– Ты что! Это же какой сволочью надо быть, чтобы чужим горем прикрываться и в гробах что-то перевозить. Послал я его в шутку подальше и пригласил заехать к нам в гости. Когда опять служба занесет, обещал быть. Куда-то он проездом в Азию, в бывшую республику свой груз повез. Вот так себя «новые русские» в этой жизни находят.

В это же время Шурка... Нет, все-таки Александр Георгиевич, сходя по трапу самолета в приграничном с Афганистаном государстве, бывшим когда то советской республикой, краем глаза, сквозь дымчатые очки, внимательно проследил, как забирала цинк специальная команда, настороженная, безмолвная, молниеносно действующая.

Убедился, что все сделано правильно, усмехнулся каким-то своим мыслям и неторопливо направился к зданию аэропорта, приветливо принимающего пассажиров в свою внутреннюю чистоту и ухоженность.

Глава 5. СЕСТРА

Елена Федоровна потеряла зрение лет восемь тому назад в результате аварии на химическом заводе. Долгое лечение не только не дало пользы, но и подорвало и без того слабое сердце. Малейшее переживание могло свести ее в могилу моментально, а вот приятные маленькие волнения врачи даже рекомендовали. Положительные эмоции в жизни нужны и полезны любому человеку.

Поэтому перед входной дверью в квартиру Ирина вытерла слезы, постаралась успокоиться и, загремев ключами, вошла в прихожую. Почти не фальшивя, с радостными интонациями крикнула в комнату:

– Мама, это я!

– А, доченька! Поздновато что-то ты сегодня. Все в порядке?

– Да. От Севушки письмо пришло. Держи. Сейчас прочитаю.

Глядя в пустоту незрячими глазами, Елена Федоровна приняла в протянутые, дрожащие руки конверт. У слепых людей взамен утерянного зрения обостряются все остальные чувства, и, пока Ира умывалась, приводила себя в порядок, мама ощупывала, гладила чуткими ладонями плотный прямоугольник, вдыхала исходящий от конверта еле уловимый запах гуталина, табака (внутренне сожалея: «Вот ведь, сынок, а обещал, что курить не будет!»), солдатской кирзы, грубого шинельного сукна и еще чего-то, от чего в сознании возникало слово «армия».

Севушка – Всеволод – младший сын Елены Федоровны, призванный год назад осенью в армию. Ира, читая письма, говорила, что приходят они из Германии, из местечка, название которого трудно запоминалось. То ли Нейстрелиц, то ли Нейштрелиц. В письмах подчеркивалось и настаивалось на этом месте службы, и Елена Федоровна верила, что все так и есть. Письма приходили, как и обещал, всегда пунктуальный и точный Сева, один раз в месяц. Это тоже было связано с опасением за жизнь матери. Нельзя было ее волновать. Она чуть не умерла, едва спасли в кардиоцентре, когда полгода назад письма не было почти два месяца.

Ира вошла в комнату, взяла у матери конверт, распечатала и начала читать. Текст был рядовой, обычный. Что в основном интересует и может порадовать мать? Жив ли, здоров? Как кормят? Не обижают ли? И письма пытались радовать, рассказывать о том, что была хорошая солдатская банька, шло подробное описание солдатского харча, с длинным перечислением продуктов, которые в ту пору встречались не во всех магазинах – Германия все же! – о том, что ребята хорошие, дружные, командиры внимательные и заботливые...