удерживать морок на внешности достаточно долго, чтобы явиться к Илиску непревзойденной красавицей!
Теперь терпеть деспотизм того, от кого зависело всё в моей жизни, стало гораздо легче.
Хотя Илиск никогда и не был тираном в полном смысле этого слова.
Отнюдь. Он был даже, что называется, свойским малым.
Для Тазрна.
Но это я сейчас понимаю, что по сравнению с остальными представителями своей расы, Илиск не обделен красочным чувством юмора. К тому же не лишен вполне себе человеческих эмоций.
Тогда же я видела лишь мужчину, не обращающего на меня внимания.
— Однажды я найду ключ к твоему каменному сердцу! — воскликнула я как-то в сердцах, доведенная до отчаяния его неприступной холодностью.
— Перестань унижать себя этими смехотворными признаниями, — отрезал он жёстко. — Как ты не понимаешь, что оскорбляешь тем самым не только себя, но и память своей матери?
— Вот её светлой памятью я и клянусь! — упрямо вскричала я и прежде, чем сбежать в сад, поклялась, подняв руку к Луне, — я найду эти проклятые ключи к твоему сердцу, глыба ты бесчувственная!
Однако, если как женщину Илиск меня и не примечал, зато как на субъекте, вверенном под его ответственность, Тазрн сосредоточил всю свою бдительность!
Словно что-то унюхав, он сковал меня в самые что ни на есть приличествующие условия для воспитания барышни той эпохи. Без права выбора, голоса, радости…
Меня окружили роскошью, благонравием, скукой…
Изолировали уже не в монастыре, а в замке, на занятиях танцами, вышивкой и тому подобной ересью. Обязав нести тяжелую повинность — присутствовать на званых вечерах с неизменной задачей — привлечь достойного жениха.
Илиск вдруг сделался в разы холоднее и отстраненнее. Будто винил меня за неудачные выходы в свет.
И я почти слышала в его немых упреках, что всё, о чем мечтает мой бесчувственный надсмотрщик — это поскорее избавиться от меня.
Илиск даже перестал ругать меня за неуклюжие попытки свалиться в его крепкие объятия с ароматом неприступной неотразимости.
Он только сухо пресекал всю эту нелепость, по его мнению, и со временем я и сама привыкла считать свои чувства преступным отклонением от нормы. Стыдиться их. Скрывать. Страдать в одиночку…
Поразительно, но изматывающие занятия верховой ездой и всеми известными придворными танцами пошли мне на пользу! Нет, худышкой я не стала. Но талия, определенно, начала вырисовываться точнехонько там, где ее нахождение и предполагалось.
И, наверное, мои аппетитные округлости, сверху и снизу подчеркивающую эту самую талию — были вполне во вкусе всяких озабоченных вельмож, глазеющих теперь на меня исподволь. А то и откровенно предлагающих мне всякое стыдобище! УРА! Да!!!
Я учусь флиртовать. Не на балах, не при Илиске. Я тайком сбегаю во время прогулок в саду и практикуюсь на всех повстречавшихся мужчинах в замке. Разумеется, предварительно «нарядившись» в новое лицо и тело.
Сначала моими подопытными была челядь. Затем это были лакеи. Потом камердинеры, помощники Илиска, а чуть позже и его вассалы, охраняющие поместье…
Я только немного болтаю с ними, улыбаюсь… учусь держаться свободно и непринужденно.
А после применяю навыки на званых вечерах. Уже при настоящей внешности. Выяснилось, что мои вытянутые глаза в действительности — обольстительной миндалевидной формы. А малюсенькая горбиночка на крошечном носике — даже придает некую загадочную пикантность. И я испытываю настоящий экстаз, когда вижу вытянувшееся лицо Тазрна, следящего за моей завлекательной беседой с очередным великовозрастным ухажером.
Я выбираю взрослые цели. Мне кажется, что так больше шансов убедить Илиска, что мы с ним не настолько неподходящая пара, как он, видимо, полагает…
* * *
— Ты правда решил выдать меня замуж за первого встречного? В чужом городе?! — с негодованием спрашиваю у ведущего меня под руку Илиска.
Сегодня Столичный бал дебютанток в Королевском дворце. Все девушки, достигшие совершеннолетия будут представлены ко двору. И как вишенка на торте — получат шанс продемонстрировать свои изящные манеры и прекрасное воспитание возможным женихам.
Для меня это уже третий «дебют». Хотя, если посчитать еще и неудавшийся прошлогодний, то по факту — даже четвертый!
На том, несостоявшемся выходе в свет, Илиску чуть было не пришлось заколоть советника англиканского двора, после чего мы, собственно говоря, и вернулись обратно во Фрасуану. Да еще и в сопровождении превеселеньких слухов, начиная от обыкновенного людоедства и новомодного вампиризма и заканчивая мистическим бессмертием.
И было бы из-за чего!
Подумаешь, мой опекун каким-то небывалым чудом издали услыхал, как высоченный плешивец зажал меня между колонн, предлагая уединиться. Дабы я «не теряла времени на молодых пустозвонов», как Советник короны изволил выразиться.
И, по-моему, ничего удивительного в том, что на закате того памятного дня Илиск играюче одежал победу в дуэли над обнаглевшим Советником.
Еще и выставил того самовлюбленного верзилу на посмешище! Кто же знал, что этот самый Советник является первой шпагой их надменной страны?!
Ах, как я грезила о том, что это ревность! Как мечтала, что Илиск сгорает в том же пламени, в которое раз за разом кидает меня, оказывая знаки внимания всем тем дамам.
Но где там!
Когда я, встречая своего защитника с поединка, стояла едва дыша в ожидании неминуемых признаний в чувствах, Илиск со свойственной ему беспристрастностью заявил, что выполнил свой долг.
И что победу над обидчиком посвящает светлой памяти моих родителей. Потом была краткая речь для перешептывающихся сплетников о том, как Илиск благодарен провидению, что сумел уберечь честь девушки, вверенной ему покойной роднёй. А я слушала, не слыша. И лишь сердце билось в унисон похоронной речи моим истлевшим мечтам…
* * *
Итак, Илиск тащит меня на балкон, чтобы отчитать. Я кокетничала не с юным виконтом, как мне было велено, а с его солидным папашей — графом. В надежде провалить и этот свой третий с половиной "дебют" в почти родной Франсуане.
— Ты ведешь себя распущенно, — цедит Илиск сквозь натянутую для окружающих улыбку.
— Не более, чем твоя новая пассия, — возвращаю я ему упрек.
— Сильвена не переходит границ дозволенного, — возражает Илиск. — А твои ужимки, по меньшей мере, вульгарны, — сообщает он, не забывая кивать встречным знакомым среди придворных.
— Сильвия, — поправляю я его. — Её вообще-то так зовут.
— Какая разница? — отмахивается Илиск, радуя меня пониманием — у него с ней несерьезно! — А ты еще трещишь постоянно о каком-то ключе к моему сердцу, — усмехается он. — Видишь, у меня там пусто, — тычет он в свою грудь.
А я едва ли не пританцовываю от счастья!
Мне мерещится, что я почти у цели! Что вот же он — «кончик того заветного ключика»!
И что