Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В золотом свете заходящего солнца усталое лицо Хомили казалось желтым, челюсть отвисла.
— Здесь… но где — здесь? — спросила она.
Под махнул рукой.
— Где-нибудь на этом поле, — сказал он.
— На этом поле… — тупо повторила Хомили, вперив взгляд в его едва различимые границы, и далекую группку утонувших в тени деревьев.
— Ну само собой, нам придется поискать эту нору, — смущенно сказал Под. — Не думала же ты, что мы направимся прямо к ней.
— Я думала, ты знаешь, где она, — сказала Хомили. Голос ее звучал хрипло. Арриэтта, стоявшая между родителями, непривычно для себя самой молчала.
— Я привел вас сюда, не так ли? — сказал Под. — На худой конец переночуем на открытом воздухе, а завтра с утра начнем искать.
— А где ручей? — спросила Арриэтта. — Кажется, тут где-то должен быть ручей.
— Так оно и есть, — ответил Под. — Он течет с той стороны пастбища вдоль живой изгороди, а потом сворачивает — вон там, и пересекает тот дальний угол. Та густая зеленая полоса — неужели не видишь? — это камыш.
— Да-а, — неуверенно протянула Арриэтта, изо всех сил напрягая глаза, затем добавила: — Я хочу пить.
— И я, — сказала Хомили и вдруг села на землю, как будто из нее выпустили воздух. — Всю дорогу вверх, шаг за шагом, час за часом, я говорила себе: «Ничего, как только мы доберемся до этой барсучьей норы, я сяду и первым делом выпью чашку горячего крепкого чая»,-только это меня и подбадривало.
— Что ж, и выпьешь, — сказал Под, — у Арриэтты есть свечка.
— И я тебе еще кое что скажу, — продолжала Хомили, глядя перед собой. — Я не могу идти через это поле, ни за что на свете не пойду, придется нам обходить его кругом.
— Так мы и сделаем, — сказал Под, — посреди поля барсучьей норы не найдешь. Мы обойдем его вокруг постепенно, одна сторона за другой, и начнем завтра с утра. Но сегодня нам придется спать не раздеваясь, это точно. Сейчас начинать поиски нет смысла, скоро совсем стемнеет, солнце вот-вот зайдет за холм.
— И собираются тучи, — сказала Арриэтта, глядевшая на закат. — Как быстро они мчатся!
— Дождь! — вскрикнула Хомили в ужасе.
— Надо спешить, — сказал Под, закидывая мешок за спину. — Давай сюда твой, Хомили, тебе будет легче идти…
— В какую нам сторону? — спросила Арриэтта.
— Пойдем вдоль этой, более низкой изгороди, — сказал Под, трогаясь с места. — Постараемся добраться до воды. Если нам это не удастся до того, как пойдет дождь, укроемся где сможем.
— Что значит — где сможем? — спросила Хомили, ковыляя следом за ними по кочкам в густой траве. — Осторожно, Под, крапива!
— Вижу, — сказал Под (они шли сейчас по дну неглубокого рва). — Что это значит? Ну в ямке или еще где-нибудь, — продолжал он. — Например, в такой, как эта. Видишь? Под тем корнем.
Подойдя к корню, Хомили заглянула внутрь.
— Ой нет, я туда не полезу, — сказала она, — там внутри может кто-нибудь быть.
— А то заберемся под изгородь, — сказал Под.
— Ну, там от дождя не укрыться, — сказала Арриэтта.
Она шла немного в стороне от родителей, по склону рва, где трава была ниже. — Мне отсюда видно: одни стволы и ветки. — Ей стало зябко от свежего ветерка, под которым вдруг закачались листья на кустах, загремели сухие стручки, стукаясь друг о друга. — Небо уже почти совсем затянуло! — крикнула Арриэтта.
— Да, скоро стемнеет, — сказал Под, — ты лучше спускайся сюда к нам; неровен час — потеряешься.
— Не потеряюсь, мне отсюда лучше видно. Глядите-ка! — вдруг закричала она. — Тут лежит старый ботинок. Он нам не подойдет?
— Старый — что? — не веря своим ушам, переспросила Хомили.
— Возможно, — сказал Под, оглядываясь по сторонам. — Где он?
— Слева от тебя. Вон там. В высокой траве…
— Старый ботинок! — вскричала Хомили, увидев, что он скидывает на землю оба мешка. — Ты в своем уме. Под?
Но не успела она кончить, как хлынул дождь, по траве запрыгали огромные капли.
— Возьмите мешки и станьте обе под лист щавеля, а я пока посмотрю.
— Старый ботинок… — повторила Хомили, все еще не веря сама себе, в то время как они с Арриэттой скорчились под широким листом. Ей пришлось кричать во все горло — дождь не шуршал, а грохотал по листу.
— Ну и шум! — жалобно сказала Хомили. — Прижмись ко мне, Арриэтта, ты простудишься, это уж как пить дать. Батюшки, мне попало за шиворот!..
— Смотри, — сказала Арриэтта, — папа нас зовет. Пойдем.
Хомили наклонила голову и выглянула из-под качающегося листа. Там в нескольких ярдах от них, стоял Под, еле видный среди мокрой травы за завесой дождя. «Как в тропиках», — подумала Арриэтта, вспомнив свой «Географический справочник». Она представила себе, как человек борется со стихиями, — болота в джунглях, дышащие миазмами леса… А она смогла бы…
— Что твоему отцу нужно? — раздался недовольный голос Хомили. — Не можем же мы выйти из-под листа в такой ливень… Ты только взгляни.
— Мы скоро будем по колено в воде, — сказала Арриэтта, — ты разве не видишь? Ведь это ров. Ну же, мама, вылезай. Нам надо со всех ног бежать туда: папа нас зовет.
Они кинулись бегом, пригнувшись к земле и чуть не оглохнув от грохота дождя. Под помог им подняться выше, туда, где росла более высокая трава, подхватил их мешки, и они принялись, скользя и падая, пробираться следом за ним через «дебри», как говорила сама себе Арриэтта.
— Вот он, — сказал Под, — забирайтесь.
Ботинок лежал на боку; попасть внутрь можно было только ползком.
— Батюшки! — не переставая повторяла Хомили. — Батюшки!.. — и боязливо оглядывалась вокруг. Но внутри ботинка было темно.
— Интересно, кто его раньше носил, — сказала Хомили и остановилась на месте.
— Ну что ты застыла, — сказал Под, — двигайся дальше! Не бойся.
— Дальше? Ни за что, — сказала Хомили, — я не сделаю дальше ни шага. Там, в носке, может что-нибудь быть.
— Не бойся, — повторил Под, — я смотрел. В носке ничего нет, кроме дыры. — Он сложил мешки с одного бока. — Можно будет прислониться к ним, — сказал он.
— Ах, если бы знать, кто его носил, — повторила Хомили, вытирая мокрое лицо еще более мокрым передником и боязливо всматриваясь в темноту.
— Ну и что бы это тебе дало? — спросил Под, развязывая самый большой мешок.
— Знать бы, чистюля он был или грязнуля, — сказала Хомили, — и от чего он умер. А вдруг он умер от какой-нибудь заразной болезни?
— С чего ты взяла, что он умер? — спросил Под. — Скорее всего, он здоров как бык, и возможно, в эту самую минуту, вымыв руки, садится за стол пить чай.
— Чай? — переспросила Хомили, и лицо ее просветлело. — Где свеча. Под?
— Вот она, — сказал Под. — Арриэтта, дай-ка мне восковую спичку и среднюю крышечку от пузырька из-под аспирина. Мы должны экономно расходовать чай. Впрочем, мы все должны расходовать экономно.
Хомили протянула палец и дотронулась до изношенной кожи.
— Завтра утром я устрою тут, внутри, генеральную уборку, — сказала она.
— Совсем неплохой ботинок, — сказал Под, вынимая из мешка половинку ножниц. — Если хочешь знать, нам повезло, что мы его нашли. Можешь не волноваться, он чистый — чище не надо. И солнце его пекло, и дождь промывал, и ветер проветривал — и так год за годом. — Он воткнул лезвие ножниц в дырочку для шнурка и крепко привязал.
— Зачем ты это делаешь, папа? — спросила Арриэтта.
— Чтобы поставить на него крышку, понятно, — ответил Под, — это будет вроде кронштейна над свечой. Треноги-то у нас здесь нет. Пойди теперь набери в крышку воды, снаружи ее предостаточно… Вот умница.
Да, снаружи воды было предостаточно, она низвергалась с неба потоками, но вход в ботинок был с подветренной стороны, и на земле перед ними остался крошечный сухой пятачок. Арриэтта без труда набрала воду, наклонив над крышкой острием вперед большой лист наперстянки. Вокруг слышался ровный шум дождя, из-за света свечи внутри ботинка мрак снаружи, казалось, еще сгустился. Пахло травой и листьями, луговыми просторами и лесными зарослями, а когда Арриэтта повернулась, чтобы отнести воду, на нее повеяло еще одним запахом: душистым, пряным, пьянящим. Надо будет об этом утром вспомнить, — подумала Арриэтта; так пахла дикая земляника.
После того, как они напились горячего чая и съели по хорошему куску сладкого рассыпчатого печенья, они сняли верхнюю одежду и развесили ее на половинке ножниц над горящей свечой. Затем еще немного побеседовали, накинув на плечи — один на троих — старый шерстяной носок…
— Вот смешно, — заметила Арриэтта, — сидеть в носке внутри ботинка.
Но Под, глядя на пламя свечи, тревожился, что они зря ее тратят, и когда одежда их немного подсохла, погасил свечу.
Уставшие до предела, они легли, наконец, на мешки и прижались друг к другу, чтобы было теплее. Последнее, что услышала Арриэтта перед тем как уснуть, был ровный шум дождя, барабанившего по коже ботинка.