– И никогда не сводилось, – вмешался Маргон. – Даже все нынешние ухищрения, которыми магазины заманивают покупателей, несут в себе отражение и древних языческих, и христианских начал, сплетенных воедино.
– В вас, ребята, до отвращения много оптимизма, – с величайшей серьезностью заметил Стюарт.
– Что тебе не нравится? – осведомился Маргон. – То, что мы не жуем наши сетования по поводу страшных тайн? А с какой стати? Мы живем в двух мирах. Так всегда было.
Стюарт явно растерялся, даже расстроился, но все же продолжал гнуть свое.
– Может быть, я не хочу больше жить в старом мире, – заявил он. – Может быть, я думаю о том, чтобы навсегда развязаться с ним.
– Мы имели в виду совсем не это, – отозвался Маргон. – Ты не даешь себе труда подумать.
– Я целиком и полностью за, – сказал Ройбен. – В прошлом меня всегда раздражали все эти хоралы, гимны, ясли и все прочее, потому что я никогда во все это не верил, но при таком подходе… что ж, я вполне могу с этим смириться. К тому же это понравится людям – я имею в виду все в целом. Мне еще не доводилось видеть рождественских праздников вроде тех, какие вы затеяли. Откровенно говоря, я вообще редко участвовал в рождественских развлечениях любого рода.
– Да, им это понравится, – согласился Маргон. – И всегда нравилось. Феликс умеет приводить их в восторг и делать так, чтобы им каждый год хотелось приходить сюда.
– Все пройдет наилучшим образом, – сказал Феликс. – Времени у меня достаточно, вполне достаточно, и денег на первый раз жалеть не будем. А к будущему году нужно будет подготовиться более тщательно. Кстати, на этот раз можно будет пригласить не один, а два или три оркестра. Один, небольшой, можно будет поместить в дубраве. И, конечно, прямо в этом зале, в углу, будет играть струнный квартет. Если удастся прикинуть, сколько будет детей…
– Ладно, понял: noblesse oblige, – сказал Стюарт, – но я больше думаю о том, как быть морфенкиндом, а не о смешивании эггногов для старых приятелей. И, действительно, как все это связано с жизнью морфенкиндов?
– Это я могу объяснить тебе прямо сейчас, – резко бросил Маргон, недовольно сверкнув глазами на Стюарта. – Праздник, как сказал Феликс, состоится за две недели до рождественского сочельника. Он будет очень кстати для того, чтобы ублажить ваших уважаемых родственников по части праздничных традиций. И даже больше того. У них останутся прекрасные воспоминания. А вот двадцать четвертого декабря здесь не должно быть никого, кроме нас, чтобы мы могли отпраздновать Йоле, ночь зимнего солнцестояния, как мы всегда это делаем.
– Это уже интереснее, – заметил Стюарт. – Но что же именно мы делаем?
– Пора тебе кое-что показать, – сказал Феликс. – Если идти от дома на северо-восток, то минут через десять ты попадешь на старую поляну. Она окружена большими, даже очень большими камнями. Между ними насквозь протекает небольшой ручеек.
– Я знаю это место, – сказал Ройбен. – Оно похоже на примитивную крепость. Мы нашли его с Лаурой. Поначалу мы не хотели перелезать через валуны, но потом нашли проход. Это место нас очень заинтересовало. – Перед ним как наяву возникла картина: солнечный свет, пробивающийся сквозь полог листвы, побеги, выросшие на старых пнях, толстый ковер прелых листьев под ногами и глубоко сидящие в земле серые замшелые валуны неправильной формы. Они нашли там дудочку, маленькую деревянную дудочку, очень миленькую. Он и подумать не мог, что она на что-то годится. А Лаура, конечно же, поняла, что годится. Она вымыла ее в ручье и сыграла несколько нот. Нет, даже коротенькую мелодию. Он вдруг услышал этот слабый жалобный звук, а Феликс между тем продолжал:
– Так вот, там мы много лет справляли наши обряды. – Он поглядывал то на Стюарта, то на Ройбена и говорил, как всегда, спокойно и убедительно. – От наших старых праздничных костров теперь не осталось и следа. Но именно туда мы приходим, собираемся в круг, пьем мед и танцуем.
– И косматые будут скакать там, – печальным тоном произнес Маргон.
– Я слышал эту фразу, – сказал Стюарт. – Вот только где? Звучит до ужаса зловеще, аж мурашки по коже. Мне нравится.
– Название рассказа, – подсказал Ройбен, – и очень навязчивая строка.
– Копай глубже, – улыбнулся Феликс. – Перелистай старинную Реймско-Дуэйскую Библию.
– Ну, конечно! – воскликнул Ройбен. – Конечно. – И он процитировал по памяти: – «Но будут обитать в нем звери пустыни, и домы наполнятся змеями, и страусы поселятся, и косматые будут скакать там. И будут перекликаться совы меж собой, и сирены в увеселительных домах».
Феликс коротко, одобрительно хохотнул; секундой позже его поддержал Маргон.
– Ну да, вы всегда приходите в восторг, когда гений умудряется распознать какую-нибудь заковыристую цитату! – сказал Стюарт. – Юное дарование снова попадает в цель! Ройбен, светило морфенкиндского детского сада!
– Учись у него, Стюарт, – сказал Маргон. – Он читает, запоминает и понимает. Он знаком с поэзией стародавних веков. Он думает. Он медитирует. Он растет над собой!
– Да-да, – подхватил Стюарт. – И Ройбен вовсе не живой парень, а картинка с обложки «Джентльменс куотерли».
– Вот тоска! – сказал Ройбен. – Надо было мне, после того как ты пришиб своего отчима, оставить тебя в том лесу под Санта-Розой.
– Нет, не надо было, – отозвался Стюарт. – Ты же знаешь, старина, что я шучу. А если серьезно: ты, наверно, какой-нибудь секрет знаешь, как запоминать такие вещи? У тебя в мозгах библиотечный каталог, да?
– У меня в голове компьютер, точно как и у тебя, – ответил Ройбен. – Мой отец – поэт. И он часто читал мне Книгу Исайи, когда я был маленький.
– Исайи!.. – с почти натуральным испугом повторил Стюарт. – Не Мориса Сендака или «Винни-Пуха»? Ну, если так, ты просто не мог не стать Человеком-волком и тебя нельзя мерить обычной меркой.
Ройбен усмехнулся и покачал головой. Маргон негромко, но с явным неодобрением рыкнул.
– Детский сад для морфенкиндов, – сказал он. – Нет, мне это нравится!
Феликс не обращал на разговор ни малейшего внимания. Он продолжал изучать чертежи и списки своих планов рождественского праздника.
Ройбен постепенно начинал представлять себе будущий праздник, и у него начало теплеть на душе. Точно так же он проникался теплом по отношению к дому, по мере того как узнавал его.
– Исайя! – продолжал между тем язвить Стюарт. – И потому, что так сказал Исайя, вы, бессмертные безбожники, станете танцевать в кругу?
– Не прикидывайся дурачком, – посоветовал ему Маргон. – Ты совершенно ничего не понял. Мы танцевали в своем кругу в ночь зимнего солнцестояния задолго до того, как Исайя появился на свет. А в предстоящую ночь мы будем оплакивать Маррока, которого больше нет с нами – одного из нас, которого больше с нами нет, – и примем в свое общество – официально – тебя, Ройбена и Лауру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});