Читать интересную книгу Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел

Лилия снова заговорила. Поток городов, местечек, имен. Неужели она говорит правду, недоумевал он. С какой стати ей было лгать. Ее голос звучал почти бесстрастно.

– Я видела миражи в пустыне – лужицы воды на шоссе. Мы ехали в маленькой серой машине… – Она повернулась на бок лицом к нему и взяла в пригоршню его ягодицу, и поползла вдоль внешней поверхности бедра. – Не было никаких оттенков. Песок был почти белый. Мы ехали так долго, и за нами следовала другая машина… – Она запнулась на полуслове, ее рука перестала двигаться. Он прижал ее к себе и коснулся ее волос, ласково поцеловал в лоб. «Лилия, Лилия, все в порядке, ш-ш-ш…» Но она не была расстроена, просто ее мысли где-то блуждали, и он чувствовал, что она ускользает от него. При свете свечи она улыбнулась, но взгляд у нее был отсутствующий. – В тот год нам предстояло проехать через тысячу городов, и ночью мы очутились в Цинциннати…

Он проснулся от беспокойных сновидений о машинах и пустынях, вышел как бы из сумеречного состояния. Она посапывала возле него в первых утренних лучах. Ее рука лежала поверх скомканных простыней. Ее губы слегка приоткрылись; ему было видно движение ее глаз из-под век. Илай стал думать, что ей снится, и опечалился. Он встал так, чтобы не разбудить ее, и вернулся в кафе, где заваривали крепкий кофе, но газета снова его разочаровала. Он все еще не стряхнул с себя сон и был осоловелым, когда уходил. Неужели простая история способна так резко выбить из колеи? Он ощутил, как земля уходит из-под ног.

В кафе «Третья чашечка» он обнаружил Томаса и Женевьеву и подсел к ним ненадолго, пытаясь забыться в хитросплетении аргументов и доводов, а затем отправился отбывать совершенно бессодержательную четырехчасовую смену в галерее. Когда к вечеру он пришел домой, она была в ванной. Судя по бритвенным лезвиям на кромке ванны, она уже покончила с бритьем ног. Теперь, скрестив ноги, она сидела в ванне, погруженная на целый фут в воду, и занималась выщипыванием лобковых волосков посредством пинцета. Очевидно, сие действо требовало от нее максимальной сосредоточенности; она едва обратила на него внимание, когда он вошел. Он и раньше заставал ее за этим занятием и всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Он постоял секундочку рядом, наблюдая за ней без комментариев, а затем присел на крышку унитаза.

– Вряд ли ты получаешь от этого удовольствие, – сказал он.

Она улыбнулась.

– Смотрю, и у меня мурашки по коже. Ты как, в порядке?

– Вполне, – ответила она приятным голосом. – Спасибо, что спросил.

– А это… это не… – Он сделал жест в ее сторону, но она не посмотрела на него.

– Что?

– Это, гм, не больно?

– O-о, – сказала она. – Нет, вовсе нет.

– По-моему, в этом есть что-то чрезмерно навязчивое, ты не находишь?

Лилия промолчала.

Он уперся локтями в колени, сцепил перед собой пальцы и уставился промеж запястий в белый кафельный пол.

– Я только что с работы, – сказал Илай. – Ни одна душа не заглянула в галерею. Я проторчал там один четыре часа, глазея на стены.

Она посмотрела на него.

– Я думал о твоем рассказе, и не мог не… Я думал о твоем рассказе, – сказал Илай, – и не стану лукавить, он меня слегка встревожил.

Она безмолвствовала. Ее лицо ничего не выражало. Мелкие движения ее руки продолжались. Рябь на поверхности прозрачной зеленой воды изламывала серебристый пинцет.

– Даже больше, чем слегка. Уже то, что тебя похитили, само по себе нечто из ряда вон выходящее, но просто… просто, – сказал он, – ты, похоже, всегда уходишь; все твои рассказы о себе – про исход.

Он стал догадываться, что отвечать она не собирается.

– По дороге домой я купил тебе гранат. – Он склонился к ней и проворно поцеловал в лоб, затем сел на крышку унитаза, ощущая привкус ее пота на губах.

– Спасибо, – сказала Лилия. – Очень мило с твоей стороны.

Какое-то время он молча смотрел на нее.

– Почему ты их так любишь?

– Что именно?

– Гранаты.

– А-а. – Последовала долгая пауза, во время которой она методично избавлялась от волосяного покрова. Он смотрел в точку, где вода касалась ее кожи. Ее руки и ноги были слегка тронуты загаром, но туловище было на несколько оттенков бледнее. Белый живот, зеленая вода, серебристый металл в руке, шевелящейся под поверхностью подернутой зыбью воды, задумчивая ритмика движений. В ней, казалось, присутствовало не совсем человеческое начало. Бледное, чисто выбритое создание, полурусалка-полудева. Моя водоплавающая возлюбленная. Вода, как обычно, была чересчур горячей; бусинка пота оставила след между ее грудей. Ее кожа лоснилась. – Не знаю, – сказала она, – они мне всегда нравились.

– Ты во всем так уклончива?

Но она не стала ввязываться в споры, а прервала выщипывание, дотянулась до стакана воды на бортике ванны, пригубила, приложила на секундочку ко лбу, вернула точно на то же место и снова взялась за пинцет, не обращая внимания на Илая.

Вопрос напрашивался сам собой. Он заговорил ровным голосом, не отрывая глаз от пола:

– Я должен знать, собираешься ли ты уходить от меня.

Она прервала свое занятие и положила пинцет рядом с полупустым стаканом; сцепила пальцы под водой и на мгновение сосредоточилась на них.

– Не исключено, – сказала она.

Он медленно встал и вышел. Квартира показалась ему чужой. Он прошелся пару раз из угла в угол, постоял перед окном, скрестив руки на груди. Присел на несколько минут за свой стол, снова встал, открыл несколько книг и сразу захлопнул. Наконец, распахнул окно, выходящее на пожарную лестницу. Кто-то оставил на подоконнике книгу. Он зашвырнул «Горячку» куда подальше в пустоту; осознав, что натворил, попытался схватить ее уже в воздухе, но тщетно. Тихо ругнулся и вылез из окна на площадку пожарной лестницы, высматривая книгу, перегнувшись через перила, но на тротуаре ее не было видно. Он посидел снаружи в надежде, что кто-то ее подберет и громко воскликнет, чтобы он услышал, в этот момент он смог бы оказаться полезным. Пешеходы проходили по мостовой в одиночку или группами, заезжали на Уильямсбургский мост или съезжали с него, катили на велосипедах, вели беседы; до пожарной лестницы долетал смех. Беззвучно пролетел самолет. Вроде бы внизу никто не подобрал книгу. Илай зашел внутрь, только когда солнце опустилось ниже крыш. С реки задул холодный ветер.

Квартира притихла. Он обнаружил ее сидящей в ванне, скрестив ноги, и разглядывающей руки. Вода остыла. Она дрожала и, казалось, ни разу не шевельнулась после его ухода.

– Я выбросил твою книгу в окно, – сказал