Читать интересную книгу Священный роман - Брент Кертис

Все мы чувствуем тайну земли, нам не надо говорить об этом. Тайна жизни — самая очевидная ее составляющая… Каждый камень или цветок — это иероглиф, ключ к которому потерян; на каждом шагу мы попадаем в центр какой-то истории, которую мы заведомо поймем неправильно.

Неудивительно, что так трудно жить сердцем! Мы оказываемся в центре истории, которая иногда прекрасна, иногда ужасна, но чаще всего — это запутанное сочетание того и другого, и у нас нет даже слабой подсказки, которая помогала бы понять все это. Самое худшее — мы пытаемся объяснить жизнь, отталкиваясь от отдельных эпизодов, вырванных из контекста событий, чувств и образов, не соотнося их с историей, частью которой они являются. Это невозможно, потому что, как заметила Джулия Гатта, «событие — не важно, насколько правильно оно понято, — никогда нельзя объяснить самостоятельно». Поэтому мы ищем кого-то, чтобы он истолковал для нас жизнь. Толкователями обычно становятся те люди, которые окружают нас с детства, — родители, бабушки и дедушки или другие ключевые фигуры. Они формируют наше отношение к событиям, которые с нами происходят, и объясняют, что делать с Романтикой, Стрелами и нашим сердцем.

Брент часто оставался без такого толкователя, так как отцы приходили и уходили. Мне (Джон) повезло больше; у меня был дедушка, который помогал мне всякий раз, когда Стрелы готовы были впиться в меня, в то время как отец был поглощен зловещей схваткой с зеленым змием. Выучившись на инженера, мой отец попал на рынок труда, который в тот момент, после второй мировой войны, был переполнен армией инженеров. Артур Миллер очень тонко передал стиль его жизни в пьесе «Смерть коммивояжера»: «…для таких, как он, в жизни нет основы. …Он висит между небом и землей. Его орудия — заискивающая улыбка и до блеска начищенные ботинки. А когда ему перестают улыбаться в ответ, вот тут наступает катастрофа. Потом на шляпе появляется парочка сальных пятен, и человеку приходит конец. Никто не смеет винить этого человека!» (Перевод с англ. Е. Голышевой и Б. Изакова.) Моя мама вернулась в колледж, а затем к работе, чтобы сводить концы с концами; я был предоставлен сам себе и пытался самостоятельно понять историю жизни и свою роль в ней.

Мой дедушка, «дедуля», заполнил пустоту моей души в решающий момент. Он был моим героем, ковбоем и джентльменом. О том, чтобы провести лето на его ранчо, я мечтал весь учебный год — там я мог скакать верхом на лошади, ловить лягушек, дразнить больших старых коров, когда никто этого не видел. Помню, как дедуля ездил на своем стареньком «Форде» в ковбойской шляпе и кожаных рабочих перчатках и приветствовал почти всех, кого встречал по дороге. Казалось, люди кивали в ответ с почтением. Это вселяло в меня уверенность, что я был под защитой кого-то сильного и любящего.

Дедуля любил меня как мальчика, но требовал быть мужчиной. Он научил меня сидеть в седле и ездить верхом — не просто для забавы, а чтобы я смог работать на ранчо. Вместе мы исследовали открытые пространства, поросшие кустарником шалфея, чинили заборы, ухаживали за больными животными, рыбачили. По утрам мы отправлялись выпить чашку кофе с молоком и пончиками в закусочную, где все знали нас по имени. Воскресными вечерами наносили «визиты» родственникам из близлежащих деревень и ферм. Собравшись вместе, все болтали о том о сем, рассказывая семейные предания, и это наполняло меня чувством, что я принадлежу к какой-то большой истории. Несмотря на то, что мой собственный мир был в эпицентре землетрясения, причиной которого был алкоголизм моего отца, я знал, что есть другой мир, где все было хорошо, и я мог бы занять в нем место.

Когда я стал подростком, визиты на ранчо сделались более редкими, с большими перерывами. Мой отец, поглощенный своими проблемами, был не в состоянии научить меня справляться с моими. Чтобы привлечь к себе внимание, в отчаянии, я перепробовал все способы, доступные американским подросткам, предоставленным самим себе. В пятнадцать лет меня арестовали за хулиганство. Я даже не могу вспомнить, что сказали или сделали мои родители; возможно, я разбил им сердце, как это делают беспутные сыновья. Но какое-то время спустя я пришел к выводу, что снова могу взяться за старое. Внешне все было благополучно, я избегал наказания; но если заглянуть глубже, в те уголки сердца, где история оставляет свой след, то можно было разглядеть неудовлетворенность происходящим, которую я больше не мог выносить. Почему они ничего не делали? Я знал, что поступаю неправильно; почему же никто не показал мне правильного пути? Это была решающая Стрела. Послание, которое она несла с собой, было ужасно — не было никого достаточно сильного, чтобы позаботиться о моей душе, чтобы поставить меня на ноги и держать ровно. Я был одинок.

Мне исполнилось семнадцать, когда я в последний раз видел дедушку. Рак мозга, который в конце концов убил его, уже начал свое черное дело. Человек, всегда живший полной жизнью, был сломлен и зачах. Его ранчо, смысл его жизни, пришло в запустение. Я ничем не мог помочь, поэтому отдалился от деда, получив последнее доказательство своего абсолютного одиночества в этом мире. После смерти дедушки я даже не смог заставить себя пойти на похороны.

Спустя годы, летом 1993, я впервые побывал на его могиле. Через шестнадцать лет я совершил паломничество, чтобы встретиться лицом к лицу с реальностью, от которой я так долго убегал. Она лежала там, тихо торжествуя: Стрела, достигшая цели.

Большинство из нас, чувствуя ли безысходность, как Брент или как я сам, или испытывая тайный страх, ощущают, что одиноки в этом мире. Ведь с нами рядом нет никого, чтобы поддержать, приласкать нас, чего мы так страстно желаем. Даже лучшие люди разочаровывают нас. Наша личная драма оставляет нам слабую надежду на автора, который приведет историю к благополучному концу. Честертон сказал, что мы никогда не поймем своей истории, и он был прав. Более того, те, кто нам ближе всего, часто способствуют этому непониманию.

Но все же мы должны попытаться извлечь урок из происходящего. Жизнь продолжается, и мы должны жить дальше. Участвуя в ней или просто выживая, мы найдем свою историю, которую стоит прожить.

Почему именно история?

Наше сердце живет не идеями, а образами и эмоциями, которые оно находит в историях. Маленьким мальчиком, примерно тогда, когда мое сердце заподозрило, что мир — это страшное место и я должен один прокладывать в нем свой путь, я прочитал рассказ о шотландском метателе дисков, жившем в XIX столетии. Он жил еще до появления профессиональных тренеров и развивал свои навыки самостоятельно, на высокогорье своей родной деревушки. Он даже сделал себе железный диск по описанию, которое нашел в книге. Единственное, чего он не знал, — это то, что диски, используемые для соревнований, были деревянные с металлическим ободком. Его же снаряд был целиком из металла и весил в три, а то и в четыре раза больше, чем те, которые употребляли его будущие противники. Это привело к тому, что шотландец сделал на своем поле разметку последних рекордов и тренировался днем и ночью, лишь бы только достичь их. Почти год он трудился над тем, чтобы выполнить возложенное самим на себя обязательство. Но он добился очень хороших результатов. Он достиг уровня, когда смог докинуть свой железный диск до отметки последнего рекорда, может быть, даже дальше. Он был готов.

Мой шотландец (я начал идентифицировать себя с ним) отправился на юг Англии, чтобы принять участие в своем первом соревновании. Когда он прибыл туда, ему вручили обыкновенный деревянный диск, который он метнул так, как будто это было блюдце. Он установил новый рекорд; никто из его соперников даже не приблизился к его результату. Таким образом, он оставался непревзойденным чемпионом многие годы.

Эта история необычайно пришлась мне по душе. Так вот, значит, как это делается: надо тренироваться, стараясь достичь максимальных результатов, и будешь далеко впереди всех остальных в этом мире, будешь недосягаем. Этот образ стал центральным в моей жизни. Он был сформирован историей о метателе дисков, и на этот образ я ориентировался в дальнейшем.

Наша жизнь — это не нагромождение случайных событий, а последовательность драматических сцен. Как сказал Юджин Петерсон, «мы живем в истории, которую можно рассказать. Существование имеет историю, которая придает ему форму. У нее есть начало и конец, сюжет и главные действующие лица». История — это язык сердца. Наши души говорят не голыми математическими фактами или абстрактными утверждениями систематической теологии; они говорят образами и эмоциями истории. Чему вы больше обрадуетесь: предстоящей зубрежке очередной главы из учебника или возможности пойти в кино, прочитать роман, послушать историю чьей-нибудь жизни? Эли Вейсл предположил, что «Господь создал человека, потому что Он любит истории». Поэтому, если мы ищем ответ на загадку мира — и нашего собственного существования, — мы найдем его в истории.