Читать интересную книгу Рассвет над Москвой - Анатолий Суров

Капитолина Андреевна. Что ж, давай. На Руси, говорят, никто ещё чаем не подавился. (Выливает чай из стакана на блюдце, отхлёбывает маленькими глотками.) Хорошая у тебя семья, Курепин. Молодцы-то какие растут!

Курепин. Да я и сам ничего парень. (Смеётся.) А что, нет?

Капитолина Андреевна. Хорош! (Пауза.) Цены б тебе не было, да мудришь и притом упрямствуешь. Я сама человек и упрямый и, говорят, даже резкий.

Курепин. Самокритично о себе думаете.

Капитолина Андреевна. А что же скрывать? Критикуй, пожалуйста, спасибо скажу. Но с толком критикуй.

Курепин (пододвигая сахарницу.) Сахарку берите. Больше берите.

Капитолина Андреевна. Давеча чёрт-те что напорол, а теперь подслащиваешь!

Неловкая пауза.

Я вот зачем к тебе, Курепин… Да перестань улыбаться-то! Тяжко тебе сейчас — не вижу, что ли?

Курепин. Тяжко.

Капитолина Андреевна. То-то. Сам виноват. Ты, пожалуйста, работай самостоятельно, я не набиваюсь к тебе ни в наперсницы, ни в наставницы, по помогать мне ты обязан. На то ты парторг, на то я директор фабрики. А вместо помощи развёл дискуссию. О чём думать сейчас надо? Задача перед нами стоит государственная: надо людей одеть быстро. А ты всё дискустируешь… Скажу просто: худо дело оборачивается. Башлыков руками разводит; либо, говорит, парторг ваш сети плетет либо просто живого дела не знает. В эмпиреях парит.

Курепин. На то он и Башлыков!.. Мало — сам живёт по принципу «потихонечку да полегонечку», так ещё и вам мешает.

Капитолина Андреевна. Да ты что? Я в работе вся и ни себя, ни других щадить не умею. Ничего другого не знаю, ничем иным не живу… Хоть и женщина я… Вовсе ты меня не понимаешь. С Сергеем дружил, воевал вместе, а мне чужой.

Курепин. Знаю я вашу жизнь. Строго живёте — подвижнически. Только что на гвоздях не спите, как Рахметов. Знаю. Все знают… А я бы всю её переворошил, перетряхнул бы, эту вашу строгую, безукоризненную жизнь. Верно, не подружился я с вами, хоть и слово Сергею давал.

Капитолина Андреевна. Что же… По заказу дружбы не склеишь.

Курепин. Дружбу с вами добуду, только не за чаем с вареньем. Повоюем и подружимся.

Капитолина Андреевна. Шутишь. Лучше скажи мне, Курепин, на «Москвичке» нашей долго трудиться намерен? Или поспокойнее место ищешь? Ты человек учёный, кабинетный.

Курепин. Смешной вопрос. Я на «Москвичке» не гастролёр. А впрочем, где бы ни работать — по своему разумению работать.

Капитолина Андреевна. Скажите, гордыня какая! Тебя партия поставила.

Курепин. Отсюда и гордыня — партия меня поставила. Тем и дорожу.

Капитолина Андреевна (примирительно.) Я просила товарища Башлыкова не придавать значения разговору в проходной. На то он и проходной. (Протянула руку, дружески.) Мир, парторг!

Курепин. Мир, Капитолина Андреевна! Только одно условие: разберитесь вы в ошибках своих.

Капитолина Андреевна (выдержке её и доброжелательности приходит конец). Ты опять своё? Ну, что же… Коли так, — повоюем! Чудачка, думала помочь. Самолюбие своё по боку, дай, думаю, зайду первая. Переживает парень. Хочешь войны — повоюем.

Курепин. Повоюем, Капитолина Андреевна. Только война будет не обычная. Я за вас воевать буду, вы против меня. Я воюю за то, чтобы вас от ошибок уберечь, а вы их множите… Что же, повоюем.

Капитолина Андреевна. Не воевать тебе надо, а разоружаться скорее. За философией потому и прячешься, что живого дела боишься. А боишься потому, что не знаешь его. Говоришь затейливо, красно… Саньку удивишь, меня — нет!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина четвёртая

НА КАНАЛЕ ИМЕНИ МОСКВЫ

Осень. Воскресный день. Предвечерний мягкий свет. Вдали водная гладь, архитектурные сооружения канала. На первом плане — берёзовая роща, выходящая к берегу, и зелёный мысок, удобный для рыбаков. Плывёт яхта. Из рощи доносится песня под гитару. Это поёт Михеев. Сегодня здесь гуляют текстильщики «Москвички». Курепин и Вовка удят рыбу.

Вовка (отцу, ворчливо). Всю рыбу перепугали ваши фабричные. Купаются, шумят. Ты как хочешь, папа, а я с массовкой в другой раз не поеду. Без толку день просидим. (Наживляет червяка.) И потом эта штука (указывает на удилище-коротышку)… неполноценная. Пап… когда ты мне нормальное камышовое удилище купишь? А это что, над рыбаком насмешка! У Гоши есть, у Мити есть, у Севы есть, а у меня? Посох! Обидно даже. Вроде как не сынок тебе, а пасынок.

Курепин. Скандалист ты у меня, Вовка! Удивляюсь: в кого только? Отец с матерью — тихие, мирные люди. (Обнял сына.) На! (Даёт свою леску.) Бери, бери — дарю!

Вовка. Ох, какой ты молодец у меня, папа! Умеешь правильные выводы делать из критики.

Яхта пристала к берегу. Видна её стройная мачта. Не берегу появляются Значковский и Саня.

Саня (заглядывая в котелок). Много наловили?

Вовка (закрывает котелок). Считать рыбу не разрешается.

Саня. Почему?

Вовка. Клевать перестанет.

Саня (смеётся). Ишь ты, знаток!

Вовка. Лучше, если б нам не мешали. Рыбу спугнёте.

Значковский. Просим прощения. Мы в сторонке посидим.

Значковский и Саня усаживаются в сторонке, поближе к яхте.

Саня. Какая прелесть — ваша яхта! Неужели собственная?

Значковский. Кровная! Два года в отпуск не ездил, премиальные на оснастку ухлопал. Зато и чувствую себя на ней Христофором Колумбом. Вступайте, Александра Сергеевна, в экипаж моего корабля. В осенней рогате будем участвовать. А хотите, по Волге к Жигулям спустимся! Я, знаете ли, немного эпикуреец.

Саня (перебивает его, думая о своём). Скажите, Геннадий Семёнович, можно ли такие вот краски (кивком головы указывает на закат) перенести на ткани?

Значковский. Ах, вот что! Вы всё о тканях. Можно, отчего же нельзя!

Саня. А что для этого нужно?

Значковский. Особенные краски. Особенный текстиль. Особенная квалификация рабочих. На нашей фабрике об этом лишь можно мечтать.

Саня. А я только и делаю, что мечтаю. Помогите мне, Геннадий Семёнович.

Значковский (серьёзно, даже несколько грустно). Недавно товарищ Курепин публично назвал меня бюрократом. Так вот присвоят ярлычок и носи его!

Саня. Ну, какой вы бюрократ. Вы поможете мне?

Значковский. Вам помогу. Слово Значковского!.. Спойте что-нибудь, Саня.

Саня (застеснявшись). Не умею.

Значковский. Я помогу. (Мягким баритоном поёт «Белеет парус одинокий».)

У Сани стеснительности хватает не надолго. Следующий куплет они поют вдвоём.

Вовка. Ну, распелись! Уйду я отсюда. Пойдём, папа, ну-их!

Курепин (ему здесь удобно). Ерш на эту песню замечательно клюёт. Сиди, Вовка.

Значковский (Сане). Оставляю вас на минутку — яхту с якоря сорвало.

Во время этой сцены несколько раз появлялся Игорь в форме курсанта военного училища. У него в руках папка для рисунков. Терзаемый восемнадцатилетним мужским самолюбием, он хочет, чтобы встреча с Саней выглядела случайной. Сделав две — три восьмёрки, возникает наконец перед Саней.

Игорь (делая удивлённое лицо). Саня! Вот не ожидал!

Саня. Игорь! И в форме… Тебе идёт. Учишься?

Игорь. Учусь.

Саня. А здесь что делаешь?

Игорь. Так… кое-какие этюды.

Саня. Значит, о дворцах с фонтанами не забыл?

Игорь. К моим дворцам путь далёкий. Я приду к ним, да сам не знаю — не скоро, А что у тебя, Саня?

Саня. Издали, Игорь, всё кажется ясным, простым. А к машине встала — не ясно и не просто.

Игорь. А я, знаешь ли, открытие сделал.

Саня. Так скоро?

Игорь. Не смейся, Саня. Для себя открытие. Аттестаты зрелости у нас с тобой есть, а сами вовсе зелёные…

Саня. А ты другим был, Игорь!

Игорь. Ботанику, географию знаем, людей — нет. А значит, и жизни не знаем. Сколько в ней неожиданного! Я недавно забрёл в агроград под Загорском. Довелось ночевать у одного бригадира. Что за люди! А сам бригадир! Человечище!