– Ну, держись, гадина, – пригрозила в пространство Нилка.
Была суббота, Наташка намылилась на выходной день домой и, по всей видимости, свои рисунки предусмотрительно с собой прихватила – от греха подальше.
Нилка ходила по комнате кругами, как мертвая панночка вокруг семинариста, клацала зубами от бессилия, но отомстить по горячим следам не сумела – отыграться было не на ком и не на чем. Ни учебников, ни одежды Наташка на поживу не оставила.
Все, что могла Нилка, – это дать себе страшную клятву мести.* * *
…Слово Нилка сдержала за день до утверждения эскизов.
Подняла руку на лекции, получила разрешение выйти и вместо туалета-буфета рванула в общагу.
Пришлось покумекать: Наташка, ведьма, засунула свои эскизы Нилке под матрас.
Изобретать велосипед Нилка не стала, сделала то же, что и Наташка, – распяла рисунки на гвозде в туалете.
Полюбовавшись результатом, с сознанием исполненного долга вернулась на занятия.
С этого момента конфликт перешел в следующую фазу.
Наташка обнаружила пропажу, и никаких сомнений в том, кто стянул эскизы, у нее не возникло.
– Гадина! – Издав боевой клич, Бабич двинулась к Нилке, Нилка поискала глазами, чем бы защититься от нападения, увидела линейку, схватила ее и направила на противницу:
– Ну, давай, давай!
В голове мелькнуло: не хватает только фингалом обзавестись перед конкурсом.
Неожиданно ловко Наташка выкрутила из рук рахитичной врагини линейку и сильно толкнула:
– Гадина!
– Сама гадина! – не осталась в долгу Нилка и толкнула в ответ соперницу.
Этого было достаточно, чтобы девчонки сцепились и покатились по полу, натыкаясь на ножки кроватей, стола и стульев.
Эхо битвы разнеслось по общаге.
Первым в комнату влетела Ирка – она жила за стенкой.
– Дуры! Вы что делаете? – Больше Ирка сказать ничего не успела – дерущиеся фурии сбили ее с ног, получилась куча-мала.
Так их и застала комендантша Илона Валерьевна – субтильная дама бальзаковского возраста, с жилистой шеей.
Наташке крупно не повезло, потому что к Неониле Кива комендантша питала самые теплые чувства: Нилка к 8 Марта сшила ей романтическую блузку из молочного шифона.
Блузка была очень просто скроенной, единственным украшением стали три нежнейшие розочки, подсмотренные Нилкой в журнале Burda за 1989 год и скрученные ею собственноручно из той же ткани, что и блузка, – из молочного шифона.
Давно пережившая свои лучшие годы, выцветшая комендантша в этой блузке так преобразилась, что плотник общежития Егорыч наконец-то обратил на нее внимание и даже пригласил танцевать на вечере – вот какие мысли вихрились в голове у Илоны Валерьевны, взиравшей на кучу-малу.
– Негодяйка! – Комендантша бросилась оттаскивать красную, растрепанную Наташку от поверженной Нилки. – Креста на тебе нет. Сироту обижать. Быстро прекрати. И марш на свое место. Я докладную напишу на тебя, негодяйка.
– Да что вы ко мне привязались? – провыла Наташка уже со своего койко-места. – Я вот отцу скажу, и тогда посмотрю на вас с вашими докладными. Носитесь с этой дурой, а она мои эскизы испортила!
– Сама мои эскизы в сортире на гвоздь повесила, и еще жалуется! – ободренная присутствием защитницы, заорала в ответ Нилка.
– Расселю. Сейчас же расселю, – продолжала яростно трясти невинными кудряшками Илона Валерьевна.
Обещание свое комендантша сдержала только наполовину – написала докладную и на этом поставила точку, а жаль. Возможно, расселение уберегло бы ее любимицу, Неонилу Кива, от драматического поворота в судьбе.
При прочих равных Наташке повезло больше: у нее оказались непьющие (или пьющие в меру) состоятельные родители.
Отец Бабич примчался в техникум, уединился сначала с завучем, потом с директором.
На следующий день к служебному входу учреждения подъехал фургон, и из него выпрыгнули два бравых униформиста.
Деловито выгрузив из фургона коробки с лейблом известного производителя компьютеров, униформисты еще некоторое время мелькали в коридорах техникума, после чего все стихло, и покатилась привычная жизнь, только вот Наташка совсем потеряла страх.
…Примерка, на которой Ниле не пришлось ничего исправлять и переметывать, прошла на одном дыхании. Чистые линии, ни одного неверного шва – Нилкин талант выглядывал из каждого стежка и выточки.
– Здорово, – восхитилась Эльза, – хоть сейчас на «Неделю моды в Москве» или на «Адмиралтейскую иглу».
– Спасибо, – с достоинством отозвалась Нилка, – это у меня от бабушки. Она закройщицей проработала всю жизнь. Мне нравилось смотреть, как она шьет.
Детские воспоминания неожиданно увлекли Нилку.
Бабушка перед началом шитья ставила свечку в церкви и свято верила, что удачно сшитая вещь – подарок от Бога.
Так далеко Нилка в своей вере не заходила, но, по примеру бабушки, в рождении одежды тоже видела божественное начало.
Необъяснимым образом пальцы знали, как и что нужно делать, чтобы подарить миру еще одну вещь. И не важно, что это – блузка или юбка, пиджак или пижама – это была магия. Поэтому, – выстроила теорию Нилка, – в одних вещах тебе везет, в других – ты проходишь незамеченным по судьбе, в третьих – тебя постигают неудачи.
– Тебе бы в дом моды какой-нибудь, – донеслось до Нилки.
– Думаешь? – Нилка смотрела с жадной надеждой.
– Знаешь, – Эльза сбросила маску неприступности, – у нас в городе я таких точных глаз и рук никогда не видела. Мы вечно телом закрываем амбразуру, я имею в виду ляпы модельеров-закройщиков. А нашу швейку хочется взорвать, чтобы ткани не переводила. Девчонки отказываются в ее показах участвовать. Больше позора, чем денег. Нет, правда: фасоны – прощай молодость, расцветки – похоронные, размеры – просто атас, а качество шитья – вообще отстой. Руки обрывать за такое нужно.
– Зато есть бутики и магазины известных марок, – примирительно сказала Нила, в двадцатый раз одергивая и оправляя сарафан на фигуре Эльзы. Это было лишним – сидел сарафан идеально. Теперь главное – не спугнуть магию, не испортить строчкой.
– Ой, да ничего здесь нет. Сотни две бутиков и несколько магазинов модной одежды. Не Париж, одним словом.
Не Париж. Париж…
Знакомое слово, черт возьми. Нилка неожиданно осознала, что, став классным модельером-закройщиком, она может поехать в Париж и предложить себя какому-нибудь дому моды. Там нужны руки талантливых мастериц.
До Парижа далеко, а до конкурса – два дня. Если все будет хорошо (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить), то она получит приз – швейную машинку «Зингер». Спонсор расщедрился.
Это было уже слишком – чернильное пятно на подоле величиной с тарелку.
В голове у Нилки стало пусто до звона. Она пялилась на пятно и силилась сообразить, что это и как теперь быть, но ничего в голову не приходило, кроме дикого желания придушить Наташку.