— Ну, Вы же сами говорили: Франция хотела насолить Англии, своему главному торговому конкуренту. Во время войны в Америке поддержала сепаратистов. Ну, тех сепаратистов, которые теперь других называют сепаратистами. Республиканцев. Потратила все деньги на эту войну. И потом жители Соединенных Штатов Америки, — Зурабов демонстративно выделил учительский эвфемизм, — стали жировать, а французские солдаты, привыкшие воевать, вернулись во Францию. Там они не смогли остановиться и устроили резню. Ужасы демократии хлынули тогда в Европу так же, как сейчас заливают Восток. И Людовика — не важно, какой его номер порядковый, — тогда казнили так же, как сейчас казнили этих двух, не помню имен.
Брат Макса учился в выпускном классе, готовил на сегодня доклад о событиях в мире. Вот ученик и сопоставил события истории новой и истории новейшей. Нестор успел привыкнуть к наивному максимализму братьев, этой фамильной черте Зурабовых. Учителя не смущали острые, порой почти радикальные, суждения. Ребята со временем перерастут и нечаянную резкость, и показную ленцу. Нестор хотел указать на ошибки, на очевидную поверхностность заключений, но не успел — прозвенел звонок. Педагогический опыт категорично и справедливо утверждает: любая информация, предлагаемая ученику после звонка, будет утеряна безвозвратно. Ученик на уроке и ученик на перемене — два различных существа. Пусть занимаются своими «переменными» делами.
А вот учитель остается тот же. Его урок еще не закончен. Нестор Иванович устало опустился за учительский стол, чтобы заполнить журнал. Перед мысленным взором, как в фонаре Гюйгенса, проносились воображаемые картины тех далеких событий: вот разъяренная толпа раздирает на куски честных вояк, выполнявших свой долг при обороне Бастилии; вот ошалелые женщины возвращаются из Версаля, наколов на пики хлебные булки и горланя песню про пекаря, пекаршу и пекаренка — про королевскую семью, которая тут же униженно следует за этой толпой; вот король, доведенный до отчаяния, переодевается слугой и пытается бежать из собственного дворца от собственных подданных; вот наглые комиссары шныряют по домам парижан и выволакивают на улицы, а потом запихивают в тюрьмы неугодных по проскрипциям Коммуны, как это было в Риме по проскрипциям Суллы, как это происходит и сегодня по проскрипциям новых диктаторов от революционеров-демократов; вот те же комиссары рубят саблями и расстреливают из пушек беззащитных священников в монастыре Кармелитов и душевнобольных в Бисерте; вот казнят полторы сотни швейцарских гвардейцев, которые до конца оставались верны присяге и королю; вот носят на пике (не на той ли, на которой до этого носили хлеб?) перед взорами королевской семьи голову их родственницы, принцессы де Ламбаль; а вот на таких же пиках несут головы Марата, Дантона, Робеспьера — тех, кто возглавлял этот кровавый хаос. История не знает исключений. Она последовательна, как конвейер Форда, и справедлива, как Дракон в супрапозиции. И разве так важно, кого завтра назовут героем, а кого предателем? Все это Взвесь, и рано или поздно она осядет илом.
13
Нестор решил забыть о том, что он Наг до пятницы, на которую кем-то важным из Раджаса был запланирован корпоратив. Не получилось. Вечером в четверг в парке он встретил Семена Немировича. Нестор сказал бы, что встретил случайно, но уже больше трех лет он не верил в случайности.
Нина часто намекала мужу, что он должен больше времени проводить с семьей. И вот в четверг, сразу же после работы, Нестор, Нина и пятилетний Антон отправились в парковое кафе.
Работа в школе, при всей сложности и ответственности, имеет ряд преимуществ. Один из таких бонусов — занятость до трех часов дня. И это даже при полной загрузке, включая дополнительные занятия с отстающими учениками или, наоборот, с олимпийскими надеждами.
Нина не работала в школе со дня ухода в декретный отпуск. Система дошкольного воспитания уже давно функционировала с перебоями. Ясельных групп не было со времен распада большой страны, мест в детских садах не хватало, нужно было «решать вопрос». Собственно, могли помочь и родители Нестора, которым удалось «поймать волну» в лихие годы, и родители Нины, которые несколько лет как уехали по научной линии в спокойное и сытое зарубежье. Но тут грянула эпидемия какой-то хитрой заразы, многие сады позакрывали на карантин и Нина решила заниматься ребенком до трех лет сама. Тем более, что пособие по уходу за ребенком в то время не сильно отличалось от официальной заработной платы учителя начальных классов.
Прошло три года, пособие выплачивать перестали, но к тому времени Нина совсем потеряла квалификацию, забыла все, кроме бессонных ночей за проверкой тетрадей и нервы, потраченные на неспокойных учеников и неадекватных родителей. Одним словом, Нина решила остаться дома с ребенком до шести лет без содержания. Закон благосклонно признавал такую деятельность, позволял ее и даже включал в трудовой стаж.
Сегодня Нестор ушел с работы в начале третьего. В три вся семья, уже пообедав, ела мороженое. В полчетвертого вся семья играла в минигольф. В полпятого Антон уже выбирал себе книжку с картинками на книжной ярмарке. В пять пятнадцать Нина решила, что отцовский долг выполнен, отпустила Нестора домой с покупками: книгой и настольной игрой, но с условием, что эту самую игру сообразят на троих перед отходом ребенка ко сну. Мама и сын отправились в кинотеатр на какой-то мультипликационный то ли сиквел, то ли ремейк. Сеанс начинался в семнадцать тридцать, а значит у Нестора было не менее двух часов для одинокой медитации. Путь его лежал от кинотеатра домой через весь парк, мимо кафе и минигольфа.
В районе кафе к Нестору привязалась собака. Шавка была худая и облезлая, выглядела жалобно. Нестор выгреб из кармана куртки раскрошенное печенье, оставшееся еще со времен кормления лебедей на Переправе. Собака смела все в один миг, уверилась в том, что Нестор — хозяин, и вменила себе в обязанность эскортировать нового хозяина в пути. Так бы и довела собака Нестора до дверей парадного входа, если бы по дороге им не встретился ребенок.
Ребенок нес за хвост кошку. Нестор хотел было отругать мальца за жестокое обращение с животным, но вовремя понял: кошка была дохлой. Ребенок тут же стал трогательно похож на Гекельберри Финна. Он был такой же чумазый, а его одежда была так же живописно грязна и разлохмачена, — нужно было только сделать поправку на более северную широту и более холодное время года.
— Дохлая? — констатировал Нестор.
— Ага! — грустно сказал пацан и зачем-то покрутил кошкой так, как хозяйка мешает ложкой на кухне заварной крем в кастрюле. — Собака сгрыз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});