вы, и отнимать у меня жизнь? Сами вы наверно никогда не голодали, не трудились тяжело и уж точно не ходили на рынок. Если у вас в кармане только два медяка и неизвестно, когда заработаете ещё, то вы постараетесь купить на них не жалкую краюшку хлеба, а как можно больше еды. Чтобы хватило надолго. Но вы, вместо этого, хотите разменять мою жизнь — а это, между прочим, не медяк какой-нибудь — всего лишь на жалкую краюшку. Я на такое соглашаться не хочу и считаю, что моя жизнь должна стоить намного больше.
Лорд Шенье посмотрел на меня пронизывающим взглядом, будто за моей бравадой и колкостью видел страх и растерянность.
— Я не думаю, что цена твоей жизни — краюшка хлеба, — ответил он наконец. — Но если ты будешь сидеть там вот так и трястись, то можешь простыть и не приведи Твердыня… — он покачал головой, мол, простуды бывают тяжёлыми. — Даже до той краюшки, которой ты так боишься, неплохо бы сначала дожить, — он пригласительно распахнул руки. — Готов спасти тебя от верной смерти, — пояснил он.
Мои брови поползли вверх от изумления.
— Вы предлагаете мне?.. к вам?.. — показала дрожащей рукой на его колени.
— Послушай, Кэтлин, венчание откладывать мы не можем. Поэтому болеть тебе совершенно нельзя. На это у нас просто нет времени. Ты же не хочешь уйти ко дну вместе с этим островом?
— Ну уж нет, — ответила я возмущённо. — Ваши уговоры на меня не подействуют.
Лорд Шенье тяжело вздохнул и пересел со своего сиденья на моё. Сгрёб опешившую меня в охапку, повернул к себе спиной и прижал к груди. Я застыла, не зная, кричать и сопротивляться или понаблюдать, что он будет делать дальше. Но дальше он не стал делать ровным счётом ничего.
К моему удивлению, сам лорд не только не замёрз, но и оказался горячим. Спиной, прижатой к его груди, я ощущала жар крепкого и мощного в сравнении с моим тела. Я замерла, прислушиваясь к дыханию лорда Шенье. Ровное, спокойное, тёплое. Дрожь начала отступать.
— Знаете, — сказала я, охрипшим от холода и волнения голосом, — когда во Флуэне мне дали должность камеристки, я думала, что на этом все мои неудачи закончатся. Но потом со мной приключились вы…
— Да разве я похож на неудачу? — возмутился душегубец. — Посуди сама. Благодаря мне ты узнала своё настоящее имя. Теперь ты не безродная камеристка, а родовитая и весьма богатая заклинательница. К тому же, сегодня ты наконец вернулась домой, а завтра уже выйдешь замуж. И заметь, не за кого-нибудь, а за эрра! — даже сидя к нему спиной, я ощущала исходившие от него волны гордости.
— Что мне дела до мужа и богатства, если первого я не люблю, а вторым мне некогда будет насладиться?
Лорд Шенье хмыкнул и ничего не ответил. Мне даже захотелось обернуться и взглянуть на его выражение лица. Казалось, мои слова его задели.
— То есть тебе совсем неинтересно твоё происхождение? — спросил он разочарованно.
— Не то чтобы совсем… — отозвалась я. — Но и сказать, что меня сильно заботит связь с семьёй, которую я никогда не знала, тоже неверно. Пожалуй, мне любопытно, но лишь отчасти.
— Кэтлин, ты из древнего и сильного рода. Тебе не может быть любопытноотчасти. Корни твоей семьи идут глубоко. До самых недр этого острова.
Я невольно усмехнулась.
— Говорите так, будто я из семьи эрров.
Только их родовые линии длинны настолько, чтобы сплетаться с историей земель и уходить корнями в темноту времён. Туда, где люди только начинали познавать силу Твердыни.
— Иль-Нойер уникальный остров, — ответил лорд Шенье. — Здесь эрром может стать любой из жителей. Твоя родовая ветвь тоже когда-то правила.
— Я из семьи бывших эрров? — на этот раз, не удержавшись, рассмеялась в голос.
Пройдя через детство взаперти, работу до потемнения в глазах и пренебрежительное отношение из-за бедности, я не могла всерьёз воспринимать его слова. Где я, Кэт Симас, неудавшаяся камеристка, и где Каталина Арди из рода бывших правителей? Мы с ней просто не могли быть одним и тем же человеком.
— Разве я сказал что-то смешное? — лорд Шенье сжал мои плечи, заставляя успокоиться и отнестись к разговору серьёзнее.
— До этого, на корабле, вы назвали меня дочерью предателей. А теперь рассказываете, что я почти ровня вам? Как над этим не смеяться?
Он вздохнул и склонил голову к моему плечу, так что я отчётливо слышала его дыхание, и заговорил шёпотом:
— Ты потомок эрров и дочь предателей. Твои родители пошли против наших традиций и отдали тебя врагам. Тебя, эн-нари, выбранную Твердыней для брака со мной. Они отвергли долг, нарушили клятву и заплатили за это сполна.
От этих слов по моей спине побежали мурашки. Лорд Шенье так легко говорил, что моим настоящим родителям пришлось расплатиться за пропажу дочери.
— Что с ними за это сделали?
— А что делают с предателями короны? — спросил лорд Шенье в ответ. — Думаю, ты и сама способна догадаться.
Таких предателей казнят. Так поступают с каждым, кто осмелился перечить верховному правителю.
— Но Иль-Нойер — не королевство, это не одно и то же, — мой голос дрожал.
— Да, — согласился лорд Шенье, — у нас порядки построже.
— Выходит, у меня всё-таки нет родителей… Тогда зачем рассказывать их историю?
Лорд Шенье провёл ладонью по моему плечу, медленно, будто утешая.
— Дело не в них, — заговорил он наконец, — а в том, кто ты на самом деле. Знать историю своего рода — это почти знать себя. Твоя мать была заклинательницей камней. Одной из лучших на острове. Твоя бабушка — тоже. И прабабушка. И все женщины рода. Ты потомственная эн-нари, Кэтлин.
Потомственная заклинательница…
— Я? — переспросила, до сих пор не веря. Простые люди о силах и возможностях заклинательниц вслух даже говорить боятся. О них шепчутся и рассказывают истории, и думают. Да, думают, когда видят на прилавках или в руках богачей дорогие заговорённые камни. Осколки силы Твердыни. Как я, Кэт Симас, могла обладать такой силой, что способна повелевать камнями? — Нет, — сказала себе, а не лорду Шенье. — У меня таких сил нет. И никогда не было. Я не могу быть Каталиной Арди.
Душегубец усмехнулся, и в его усмешке мне вновь послышалась горечь.
— Ты не можешь быть никем другим.
— А отец? Если мама была заклинательницей, то кем тогда был мой отец?
— Как и все мужчины здесь, он был хранителем Иль-Нойер. Если долг позовёт, любой из хранителей должен защищать остров даже ценой собственной жизни. Тем непростительнее поступок Ромула Арди. Он предал свой народ и