Читать интересную книгу Эсперанса - Пэм Райан

— Мама, — сказала Эсперанса, остановившись в дверях, — мы не можем ехать в этом вагоне. Он… он грязный. А этим людям нельзя доверять.

Эсперанса увидела, как Мигель нахмурился, проходя мимо нее к своему месту.

Мама взяла ее за руку и повела к пустой скамейке. Эсперанса села рядом с окном.

— Папа никогда бы не позволил нам ехать в таком вагоне. И Абуэлите бы это не понравилось, — сказала она упрямо.

— Милая, другой вагон нам не по карману, — ответила мама. — Мы должны обходиться тем, что у нас есть. Мне тоже нелегко. Но помни — мы едем туда, где нам не придется жить с дядей Луисом, и мы будем вместе.

Поезд тронулся, его колеса монотонно застучали. Гортензия и мама достали свое вязание. У мамы были маленький крючок и клубок белых ниток, чтобы вязать карпетас, кружевные салфетки под лампу или вазу. Она показала свою работу Эсперансе и улыбнулась:

— Хочешь научиться?

Эсперанса покачала головой. Зачем мама вяжет кружева? У них теперь нет ни ваз, ни ламп. Она прижалась головой к оконному стеклу. Ей здесь не место, думала девочка, ведь она — Эсперанса Ортега с Ранчо де лас Росас. Скрестив руки на груди, она уставилась в окно.

Шли часы, Эсперанса смотрела на холмистую местность, тянувшуюся за стеклом. Все напоминало ей о том, что она оставила позади: кактусы напоминали об Абуэлите, которая любила есть колючий плод кактуса, нарезанный кусочками и вымоченный в уксусе и масле; собаки из маленьких деревушек, которые с лаем бежали за поездом, напоминали ей о Марисоль, чей пес по кличке Капитан так же гонялся за поездами. Каждый раз, когда рядом с рельсами Эсперанса видела склеп с крестом и миниатюрной фигуркой святого, она думала — может быть, чей-то папа погиб на путях, и где-то другая девочка тоскует по своему отцу.

Эсперанса открыла свой чемодан, чтобы проверить, на месте ли кукла, достала ее и расправила на ней одежду. Босоногая крестьянская девочка подбежала к ней.

— Кукла, — сказала она и протянула руку, чтобы дотронуться до игрушки.

Эсперанса быстро отдернула куклу и спрятала назад в чемодан, прикрыв старой одеждой.

— Кукла! Кукла! — закричала маленькая девочка и побежала назад к своей маме. И вдруг расплакалась.

Мама и Гортензия застыли с иголками в руках и посмотрели на Эсперансу.

Мама посмотрела на мать девочки:

— Извините меня за дурные манеры моей дочери.

Эсперанса удивленно посмотрела на маму. Почему она извиняется перед этими людьми? Они с мамой вообще не должны были садиться в этот вагон.

Гортензия встала и сказала:

— Пожалуй, я пойду разыщу Альфонсо и Мигеля, узнаю, купили ли они кукурузные лепешки на станции.

Мама посмотрела на Эсперансу:

— Не думаю, что с тобой стряслась бы беда, если бы эта девочка недолго подержала куклу.

— Мама, она бедная и грязная… — сказала Эсперанса.

Но мама перебила ее:

— Презирая этих людей, ты презираешь Мигеля, Гортензию и Альфонсо. Ты ставишь нас обеих в неловкое положение. Как бы ни было тяжело это признать, наша жизнь очень изменилась.

Девочка все еще плакала. Ее лицо было таким грязным, что слезы оставляли светлые следы на щеках. Эсперансе вдруг стало стыдно, и она покраснела, но еще дальше задвинула чемодан под сиденье и отодвинулась от мамы.

Эсперанса старалась не смотреть на девочку, но ей это не удавалось. Ей хотелось сказать маме девочки, что она всегда отдавала свои старые игрушки сиротам, но эта кукла была особенной. Кроме того, девочка бы ее испачкала.

Мама взяла сумку и достала оттуда клубок толстых шерстяных ниток.

— Эсперанса, вытяни руки, пожалуйста. — Она подняла брови и кивнула девочке. Эсперанса прекрасно знала, что она хочет сделать. Они делали это не раз.

Мама раз пятьдесят обернула нить вокруг вытянутых рук Эсперансы, пока почти полностью их не закрыла. Потом она продела нить в получившуюся петлю и завязала тугой узел. В нескольких дюймах под этим узлом мама стянула пряжу, сделав голову. Потом она разделила нижние петли на несколько частей и сплела ручки и ножки. Эту куклу из ниток она протянула девочке. Та подбежала, улыбаясь взяла куклу и вернулась к своей маме.

Мать что-то шепнула дочке. Девочка сказала застенчиво:

— Грасиас, спасибо.

— Не за что, — ответила мама.

Женщина с детьми вышли на следующей остановке. Эсперанса увидела, как девочка остановилась у их окна, помахала маме рукой и опять улыбнулась. А перед тем как уйти, она помахала маме рукой куклы.

Эсперанса была рада, что девочка вышла и забрала с собой глупую вязаную куклу. Иначе она бы постоянно напоминала Эсперансе о ее эгоизме, а мама бы всю дорогу сердилась.

Колеса монотонно постукивали. Поезд шел на север. Время тянулось бесконечно, как нить маминой пряжи. Каждое утро солнце поднималось из-за гор Сьерра-Мадре и посверкивало между соснами. По вечерам оно опускалось слева от них, оставляя розовые облака и пурпурные горы на фоне темнеющего неба. Когда люди садились на поезд или выходили на станциях, Эсперанса и другие пассажиры пересаживались. Когда вагон переполнялся людьми, им иногда приходилось стоять. Когда народу становилось меньше, они клали чемоданы под головы и пытались спать на жестких скамьях.

На каждой остановке Мигель и Альфонсо выходили с каким-то свертком. Эсперанса наблюдала за ними из окна. Она видела, как они шли к лотку с водой, разворачивали клеенку и смачивали содержимое. Затем они снова его заворачивали в клеенку, садились в вагон и аккуратно клали сверток в сумку Альфонсо.

— Что там такое? — не удержавшись, спросила Эсперанса у Альфонсо, когда поезд тронулся с очередной станции.

— Увидишь, когда приедем. — Он улыбнулся и переглянулся с Мигелем.

Эсперансу раздражало, что Мигель ходит взад-вперед со свертком и не говорит, что внутри. Она устала оттого, что Гортензия постоянно что-то напевает, и ей надоело смотреть, как вяжет мама. Они вели себя так, словно с ними не происходило ничего необычного. Но больше всего ей наскучили постоянные разговоры Мигеля о поездах. Он болтал с проводниками. На каждой остановке он выходил из вагона и смотрел на машиниста. Он изучал расписание поездов и пересказывал его Эсперансе. Казалось, он был настолько же счастлив, насколько она была раздражена.

— Когда приеду в Калифорнию, буду работать на железной дороге, — сказал Мигель, с тревогой вглядываясь в даль. Они положили на колени оберточную бумагу и ели пепиньос — огурцы с солью и молотым перцем.

— Я хочу пить. А в других вагонах продают сок? — спросила Эсперанса.

— Я бы работал на железной дороге в Мексике, — продолжил Мигель, не замечая, что Эсперанса пыталась сменить тему. — Но в Мексике сложно получить работу. Нужно иметь связи, чтобы тебе дали работу на железной дороге. У меня не было связей, а у твоего отца они были. Когда я был ребенком, он пообещал мне помочь. И он бы сдержал слово… Он всегда выполнял свои обещания.

При упоминании папы у Эсперансы снова сжалось сердце. Она посмотрела на Мигеля. Он быстро отвернулся и уставился в окно, но она заметила, что у него на глазах навернулись слезы. Она никогда не задумывалась, как много значил ее отец для Мигеля. Эсперанса вдруг поняла, что, хотя Мигель был слугой, папа относился к нему как к сыну, которого у него никогда не было. Но папы больше не было, не было его влияния. Что теперь будет с мечтами Мигеля?

— А в Соединенных Штатах? — спросила она тихо.

— Я слышал, что в там не нужно связей. Даже самый бедный человек может разбогатеть, если будет много работать.

Они ехали уже четыре дня и четыре ночи, когда в вагон вошла женщина с проволочной клеткой, в которой сидели шесть рыжих кур. Они неистово кудахтали, а когда хлопали крыльями, то по всему вагону разлетались красновато-коричневые перышки. Женщина села напротив мамы и Гортензии и за несколько минут успела рассказать им, что ее зовут Кармен, что она овдовела и осталась одна с восьмью детьми на руках и что она живет в доме своего брата и помогает его семье ухаживать за младенцем.

— Хочешь конфет? — спросила она Эсперансу, открыв сумку.

Эсперанса посмотрела на маму — та улыбнулась и одобрительно кивнула.

Эсперанса нерешительно потянулась к сумке женщины и зачерпнула горсть кокосовых леденцов. Раньше мама никогда не разрешала ей брать конфеты у незнакомых людей, особенно у бедняков.

— Сеньора, почему вы едете с этими курами? — спросила мама.

— Я продаю яйца, чтобы прокормить семью. Мой брат выращивает кур и отдал этих мне.

— И так вы ухитряетесь прокормить всю семью? — спросила Гортензия.

Кармен улыбнулась:

— Я бедна, но я богата. У меня есть дети, сад с розами, моя вера и память о тех, кого с нами больше нет. Чего еще можно желать?

Гортензия и мама кивнули, улыбаясь. Какое-то время все сидели, задумавшись, а потом мама вытерла мокрые от слез глаза.