Согласно полученным из Белого дома инструкциям, лейтенанту и адмиралу следовало путешествовать инкогнито в гражданской одежде. Нимиц решил назвать себя «мистер Фримен», воспользовавшись девичьей фамилией жены. Ламар же выбрал себе псевдоним «мистер Уэйнрайт» в честь контр-адмирала Джона Дрейтона Уэйнрайта, которым он восхищался.
Поговорив немного с семьей адмирала, Ламар тактично удалился, сказав, что спустится и подождет в машине.
Чтобы привлекать как можно меньше внимания, Нимиц попрощался с семьей там же, в квартире. Хотя миссис Нимиц и девочки понятия не имели, когда они увидят его снова — наверняка не раньше, чем через несколько месяцев, а то и лет, — слез не было. Семья Нимицев была настоящей семьей морского офицера, для которой разлуки не были неожиданностью. Они принимались, как суровая необходимость.
Позднее миссис Нимиц сказала: «Я ни на секунду не сломалась. Мать растила меня, приучая без слез встречать все, что посылает судьба. Нужно просто жить дальше. И такое воспитание мне очень помогло, потому что, когда он ушел, у меня возникло такое же чувство, как если бы он просто пошел на работу».
Нимиц, уехав из дома пораньше, успел по пути заехать в Департамент ВМС. Старк пожал ему руку и предложил проводить на станцию, но потом передумал, потому что его форма могла привлечь внимание. Нокс, только что вернувшийся из Морской академии, где произносил речь на выпускной церемонии досрочного выпуска, был настолько вымотан физически и эмоционально, что его голос дрожал, когда он прощался с адмиралом. Тем временем Старк отвел Ламара в свой кабинет и вручил ему тяжелую холщовую сумку.
— Держите ее всегда при себе, — велел он, — и не открывайте до тех пор, пока не отъедете подальше от Чикаго. И только тогда покажите адмиралу Нимицу то, что внутри.
Во время поездки на станцию Нимиц был молчалив и задумчив. Ламар знал, что вмешиваться в размышления шефа более чем не рекомендуется. Их отношения, по служебной необходимости близкие, никогда не были дружескими, поскольку Нимиц, хотя и был приветлив и благожелателен, обычно психологически держал подчиненных на расстоянии.
Им повезло, и на станции они не встретили никого из знакомых. Им сразу разрешили сесть в вагон экспресса «Кэпитол лимитед», где они и расположились в соседних купе, соединенных дверью.
Едва поезд отошел от станции, как Нимиц проявил себя с совершенно новой (для помощника) стороны. Отбросив все заботы, он рассказывал анекдоты и отпускал шуточки. Адмирал попытался научить Ламара играть в криббедж, но лейтенант был слишком возбужден и не сумел сосредоточиться на игре. Он уже начал гадать, кто здесь за кем присматривает. Наконец адмирал сдался и принялся раскладывать собственную, весьма математическую, версию пасьянса.
Новообретенная веселость адмирала несколько поблекла в тот же вечер во время обеда, когда некто из сидящих в вагоне-ресторане сперва пристально посмотрел на него, а потом, выйдя из ресторана, обратился к Нимицу по имени и званию. То был профессор одного из колледжей, с которым Нимиц недавно познакомился, когда произносил речь во время конвента Ассоциации американских университетов. Нимицу оставалось лишь надеяться, что его истинное имя не станет известно всему поезду и не достигнет прессы.
В Чикаго Нимиц воспользовался паузой между поездами, поймал такси и съездил на флотскую базу, где наконец-то постригся (раньше у него на это не хватало времени), а заодно нанес краткий визит в школу офицеров запаса. Он был рад узнать, что оборона острова Уэйк все еще продолжается, несмотря на постоянные воздушные налеты.
Вскоре после полудня экспресс «Санта-Фе суперчиф» выехал из Чикаго, увозя адмирала и его помощника. После ленча Ламар открыл доверенную ему Старком холщовую сумку и вручил адмиралу ее содержимое — полный отчет о материальных и людских потерях в Перл-Харборе, дополненный мрачными фотографиями затонувших и поврежденных кораблей. Нимиц мгновенно стал серьезным и начал тщательно читать отчет. Прочитанное его потрясло, но одновременно и укрепило все нарастающее убеждение, что Нокс ошибался, обвиняя Киммеля и других командиров на Гавайях. «Такое могло произойти с кем угодно», — сочувственно проговорил он.
Больше всего огорчила Нимица фотография линкора «Аризона» — окутанного дымом и с перекошенными мачтами. Японская бомба взорвалась внутри одного из носовых артиллерийских погребов, погубив более тысячи моряков. Три года назад, когда Нимиц командовал 1-й дивизией линкоров, «Аризона» была его флагманским кораблем. А самим кораблем тогда командовал старый друг Нимица, кэптен Айзек Кидд. Ко времени атаки на Перл-Харбор Кидд, ставший контр-адмиралом, принял командование 1-й дивизией, и его флагманским кораблем тоже была «Аризона». Во время нападения он находился на борту и теперь числился среди пропавших без вести.
Наконец Нимиц оторвался от отчета, чтобы написать письмо жене — первое из сотен, написанных за время войны. Позднее они составили нечто вроде дневника с ежедневными записями — когда короткими, когда длинными. Письма адмирал отправлял домой раз в неделю.
«Мы едем через запад Иллинойса, — начал он, — по красивой сельской местности с фермами и широкими полями до самого горизонта».
Чтобы скрасить монотонность долгой поездки через равнины, Нимиц и Ламар во время редких остановок выходили и прогуливались по станционным платформам. Перед одной из таких остановок адмирал, направляясь к выходу, зашел в туалет. Следом по вагону прошел проводник, привычно запирая туалеты перед станцией. Он запер Нимица, не проверив, занят ли туалет. Поэтому когда «мистер Фримен» собрался выйти, это ему не удалось. Более того, когда поезд отошел от станции, проводник забыл отпереть дверь туалета.
Адмирал стучал в дверь — тщетно. Столь же безуспешными оказались и его попытки отпереть дверь изнутри. Он создавал и устанавливал оборудование на кораблях, был национальным авторитетом по дизельным двигателям, но этот замочек оказался сильнее его. Ирония судьбы — будущий командующий Тихоокеанским флотом оказался заперт в туалете площадью два на четыре фута. Нелепость ситуации оказалась сильнее его чувства юмора. Целых пятнадцать минут вспотевший адмирал то ковырялся в замке, то молотил в дверь.
Наконец проводник, шествуя по узкому коридору, услышал стук. Вынув ключ, он отпер дверь и немедленно оказался лицом к лицу с разъяренным «мистером Фрименом». Проводник презрительно взглянул на того, кого считал просто туповатым гражданским средних лет.
— Слушайте, — сказал проводник с жалостью к тупице, — когда вы внутри, то можно в любой момент выйти, сдвинув эту задвижку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});