Леа и Тиль быстро вскочили со своих мест. Им совсем не хотелось выслушивать ругань деда.
Фриц указал на Жана, все еще копошившегося на своем детском стульчике.
— Дингс тоже пусть уходит, — потребовал он.
Эберхард послушно вытащил ребенка.
— И не забывай: кто с мечом к нам придет — от меча и погибнет, — назидательно напутствовал он Жана.
Жан кивнул и поковылял вслед за сестрой и братом.
Со своим неизменным «ага» Эберхард снова опустился на стул. Не хватало только, чтобы он, как маленький, захлопал в ладоши своими пухлыми ручками.
— Итак, на чем мы остановились?
— Ах, — произнес Фриц, разводя руками, — я всего лишь хотел узнать, за что судьба наградила меня двумя такими несчастьями, как мои сыновья? Когда я был в вашем возрасте…
Начинался обязательный усыпляющий монолог о восхождении Фрица к вершинам бизнеса. От скромного ученика бухгалтера до босса крупного концерна.
— Но у нас есть и хорошие новости, — в очередной раз сделала робкую попытку Катинка, когда Фриц на мгновение прервался, чтобы тяжело вздохнуть.
На этот раз он позволил ей договорить. Лицо Катинки озарила светлая, благодарная улыбка.
— Наш дом скоро станет нам мал, не так ли, Эби?..
Она все же освободилась от него, от этого своего сюрприза. Я вздохнула едва ли не с облегчением.
— Я уже думал об этом, — заявил Фриц, на какое-то время расслабившись, и хлопнул Эберхарда по плечу: — Отлично исполнено, мой мальчик.
— Н-да, под лежачий камень вода не течет, — гордо произнес Эберхард. — В нашей конуре действительно станет тесновато. Но мы это дело обтяпаем.
— Вероятно, мы начнем строиться, — важно сказала Катинка.
Да, и если они начнут это делать, то пусть сразу закладывают в проект шесть детских комнат. Или восемь. Под лежачий камень…
— Сердечные поздравления, — как-то без энтузиазма произнес Штефан.
Но наша Несушка-рекордистка сияла так, как только может сиять взорвавшаяся атомная электростанция, и смотрела на всех остальных, полная ожидания.
— Да, и от меня тоже, — добавила я и натянула на лицо слащавую улыбку.
— Аналогично, — пробурчал Оливер.
Только Эвелин не присоединилась к этим поздравлениям. Вместо «сердечно поздравляю» она произнесла:
— А я на этой неделе уволилась с работы.
Все разом забыли о свежезачатом Дингс номер четыре.
— Что?! — закричали Катинка, Штефан и Фриц в один голос.
— Вот тебе и на! — вторил им Эберхард.
— Но почему? — Дар речи наконец вернулся и ко мне. — Ты же так хорошо справлялась со своей работой. И у тебя была действительно неплохая зарплата.
Весьма неплохая. Просто зависть брала, какая неплохая.
— Ну и ну, — произнес Эберхард.
Воцарилась неприятная пауза.
— Но это была слишком нервная работа, — произнес Оливер в качестве пояснения. — Ненормированный рабочий день, очень часто работа в выходные, к тому же еще эти ярмарки…
— Иногда целый день даже не было времени поесть, постоянный стресс, и из-за этого приходилось много курить, — добавила Эвелин. — Все-таки это очень неполезно для здоровья — быть деловой женщиной. И уж тем более не идеально, чтобы думать о ребенке. Вот я и подумала, разве можно забеременеть, если приходится круглые сутки торчать в офисе или постоянно мотаться по командировкам и выставкам куда-нибудь в Лондон?
— Во всяком случае, не от Оливера, — пробормотал Штефаи, но так тихо, что никто из присутствующих, кроме меня, этого не услышал.
— Что правда, то правда, — сказала Катинка. — Правда, на меня достаточно строго посмотреть, и вот я уже беременна, правда, Эби? Все равно, много у меня дел или нет…
— Да, но… — начала я и сразу умолкла.
Мой свекор закашлялся, но, вероятно, и он никак не мог найти нужные слова.
— Мы уже почти год пытаемся зачать ребенка, — сказал Оливер. — Но несмотря на то что оба здоровы, ничего не получается. И все из-за постоянного стресса. Так говорит наш гинеколог.
— И поэтому я решила уволиться, — подвела черту Эвелин.
— Да, но… — снова сказала я. — Но тогда твоя потрясающая зарплата в фирме пропала. Неужели ты не могла перейти на более спокойное место? Может быть, на полставки? Ведь так ты даже не получишь декретный отпуск…
Эвелин крутила в руке пачку сигарет.
— Н-да, но я не умею делать что-то наполовину, вполсилы. И то, что кто-то теперь получит хорошее место, тоже не особенно меня беспокоит. Просто когда ребенок родится, я снова начну работать, вот и все.
— Но это же невозможно! — Фриц наконец нашел в себе силы заговорить. — Как, черт побери, ты со своим отношением к работе собираешься содержать и жену, и ребенка, Оливер? И как, черт побери, вы собираетесь теперь погашать кредит за машину и за квартиру в пентхаусе?
— Я не понимаю тебя, папа. Ты все время попрекаешь нас тем, что мы не заводим детей, а теперь, когда мы решили сделать то, чего ты так хочешь, ты снова недоволен.
Лицо Фрица сделалось пунцовым от гнева.
— Я всегда говорил, что со своей привычкой жить роскошно вы когда-нибудь сломаете себе шею. О каких детях может идти речь, если по уши сидишь в долгах! Я вас предупреждал!
Да-да, это он делал постоянно.
— И теперь вы приползете ко мне на коленях, чтобы просить денег! — гневно закончил он.
В зимнем саду раздался коллективный возмущенный вздох. Все зашло слишком далеко. Словно кто-то уже хоть раз отваживался просить денег у Фрица! Или вообще о чем-то его просить. Мне казалось, что этот человек не способен потратиться, чтобы подарить своим детям по паре носков ко дню рождения! Он скорее купит какую-нибудь ерунду и по справедливости поделит это между сыновьями и зятем. Даже на Рождество он подарил им всем по наручным часам, которые стоили на тридцать пунктов дешевле, потому что постоянно отставали на тридцать минут.
На лице Оливера застыло такое выражение, словно он — может быть, вспомнив о том самом Рождестве, — готов вот-вот разреветься. Но вместо этого спустя минуту он довольно жестко произнес:
— Можешь не беспокоиться. Мы справимся с этим сами.
Вопрос был лишь в том — как? Пентхаус, который они с Эвелин купили в прошлом году в центральной части города, обошелся им ничуть не дешевле, чем наша земля. За сто сорок квадратных метров они заплатили столько же, сколько мы за четыре гектара. Я считала, что наше вложение денег гораздо лучше. Но для Фрица и то и другое казалось глупостью.
— В арифметике ты был и остаешься профаном, мой любезный господин сын, — сказал он и посмотрел на Оливера пронизывающим взглядом. — Если твоя жена с сегодняшнего дня перестанет испражняться деньгами, то до дачи показаний в суде по поводу имущественной несостоятельности вам совсем недалеко. Хотя бы это тебе ясно?