Хертек задумался. Не так уж и прост этот парень! И, похоже, нет у него тайны, и в словах его — одна правда. Но сменить богов куда серьезнее и страшнее, чем сменить имя! На это идут или от отчаяния, или от ужаса перед жизнью…
Гость уже встал и, пробормотав слова благодарности, покинул юрту. Хертек не стал его провожать: навстречу своему позору, своей славе и своей гибели мужчина всегда должен идти один.
Поспешил уехать Чочуш! Останься он на ночлег, поживи у Хертека и Савык хотя бы немного, ему не пришлось бы потом плутать по чужой земле до конца лета, не довелось бы встретить человека, который сломает его жизнь и озлобит сердце. Еще бы он узнал, что и сам Хертек сменил имя и бога, когда бежал из родных мест после разгрома праведного войска Самбажыка,[34] где был одним из шестидесяти его богатырей.
Когда-то Хертека звали Бузур-оол, и это имя соединялось в памяти злых людей с карающим мечом Самбажыка. Тверже Бузур-оола был только камень, из которого составлены горы. Честнее Бузур-оола было только небо. Справедливее Бузур-оола было только солнце, которое всем на земле светит и греет одинаково… Он не щадил врагов, но берег друзей. Он не носил дорогих одежд, но аратов[35] одаривал пригоршнями золота. Слово его всегда было делом, а дело его принадлежало тем, у кого с рук не сходили ссадины и мозоли.
Этот парень, случайно забредший в юрту Хертека и Савык только потому, что она подвернулась ему по дороге, всколыхнул душу старого воина, разбередил его до сих пор кровоточащие раны. Он не осуждал Чочуша, но и не разделял его нелепой надежды. Ждать или искать доброго бога — занятие для праздных и ленивых! Настоящие люди должны строить свое счастье! Добывать его, как огонь из камня!..
Савык сразу же заметила перемену в настроении мужа, подошла к нему, опустила руки на плечи, заглянула в глаза и отшатнулась — в них стояла боль.
— Ты обиделся на этого мальчишку, Хертек?
— Нет, но он не то и не там ищет! Святош и без него достаточно в горах и долинах! А земле нужны воины, труженики и певцы. Утирать слезы обиженным легче, чем изгонять прочь с земли самих обидчиков. Меч и кергу надо вложить ему в руки, а он протягивает их за четками…
— Не осуждай его так строго. Он еще молод!
— Я не осуждаю, а боюсь за него. Его годы — драгоценность, мои — угли давно погасшего костра…
— Угли хранят огонь, Хертек! Но тот обреченно махнул рукой и замолчал. Скрываясь в горах, степях, лесах и долинах вот уже более пятнадцати лет, он с женой гонял свою крохотную отару и шесть кобылиц по зеленым проплешинам Великой степи. Его юрта смотрела своим входом, полог которого никогда не опускался, только в ту сторону, откуда могла прийти опасность. И совсем не потому, что боялся Хертек своих недавних врагов, ставших хозяевами на его родине, хотя и знал, что те долго и тщетно ищут его, чтобы свести счеты… Он — воин, а воин всегда должен быть готов к битве!
Отступая из Саян с остатками своего разбитого отряда, Бузур-оол ушел на Алтай. Потом, растеряв тех, кто еще, мог сражаться, но уже не хотел, перебрался на Бухтарму. Оттуда, оставшись почти в одиночестве, угодил на Зайсан.
Здесь осел ненадолго, вмешался в распри местных баев, снова бежал на Уймон, откуда, перезимовав, вернулся к границам Тувы. И хотя опасность еще слишком велика, кочевал от Мрасса к Она и обратно, избегая населенных мест… Рано еще ему возвращаться домой и рано подставлять голову под пеньковую веревку!
— Ты опять думаешь об этом парне, Хертек?
— Да. Надо было дать ему совет.
— Совет? — удивилась Савык. — Он его у тебя не просил!
— Не всякий жаждущий и напиться попросит! Но я-то опытнее его, и мой долг — беречь от беды тех, кого еще можно сберечь…
Нет, Чочуш так быстро не уйдет из его памяти, как ушли очень и очень многие…
Становой пристав Матвеев был мрачен: своих дел по горло, а тут еще соседи навязываются с просьбами! Не понимают того, что у него ссыльный край лежит на плечах, а не только погоны!.. Чего только не приносят донесения: и режут, и в петлях самовольно давятся, и золотишко крадут казенное с приисков… Да мало ли всяких забот у станового!
— Приметы-то его хоть есть?
Урядник громыхнул шашкой, поморщился:
— Какие приметы, господин пристав! Калмыки, как и ваши татары, будь они все неладны, на одну личину!
— Гмм… Не сказал бы! Отличие имеется…
— Это… — пожал урядник плечами. — С балалайкой шляется, песни разные поет… Допоется у меня!
— Ты поймай его сперва! — фыркнул становой. — Поет и пусть себе… Эка важность! Кабы — бомбы кидал… Если бы человека прибил, али там — казну ограбил…
— Почти так! — оживился приезжий урядник. — Похитил жену у нашего бая, украл коня. При погоне жена бая погибла, упав с лошади, а этого разбойники Техтиека отбили! Из их шайки, выходит.
— Безнадежное дело, голубчик! Примет у тебя нет, имени тоже нет… Ищи ветра в поле!
— Имя есть — Чочуш Чачаков.
— По-русски говорит?
— Откуда ему! Настоящий дикарь.
— Не густо, — вздохнул Матвеев. — Ну и как прикажешь его искать теперь? Собачьим нюхом?
— Ума не приложу! — развел урядник руками. Становой самодовольно оттопырил нижнюю губу, подумал с иронией. «Ну, твоего-то ума, балбес, и на гулящую девку не хватит!»
— Деньги бай посулил, — будто нечаянно обронил гость. — Большие и отчаянные деньги! Из рук в руки Матвеев еще раз просмотрел привезенную урядником бумагу, положил на стол, аккуратно расправил:
— Может, отпишем ему, что этот Чачаков убит чинами полиции при погоне в горах?
— Не поверит и денег не даст. Голову, скажет, покажите! Ежли узнаю в лицо обидчика — плачу наличными, не узнаю — шиш.
— Значит, надо выдать головой? — Становой отбросил бумагу. — Знает вашу методу! Все вы там, в Бийске, жулики и прохвосты!
— Метода у нас одна, ваше благородие…
— Ну-ну, без обид!.. Рыбин!
В дверях вырос рыжеусый детина. Вытянулся, головой в потолок уперся, глазами начальство ест.
— Сходи за попом. Скажи, желаю видеть по делу, нетерпящему отлагательства…
— Слушаюсь!
— Гм… Доставим, урядник, вашего беглеца!
— Через священника? — изумился тот.
— А это уже моя метода. Моя, а не ваша, бийская… Хе-хе!
— С попами мы общих дел не ведем, — согласился гость. — У нас там такой вепрь сидит, что… Виноват!
— Напрасно, урядник. Иногда попы, как дамы, бывают весьма и весьма приятны при должном обхожденьи… Хи-хи… Сейчас вы убедитесь в том самолично… Только бы мой дурак Рыбин ребра ему не помял!