Читать интересную книгу Проклятый год - Джефф Карлсон

— О чем ты тут все думаешь? — поинтересовался Уланов. — Ты миллион раз смотрела в это окошко. Что нового ты там можешь увидеть?

В условиях земного притяжения через лабораторный модуль было бы невозможно пройти. Оборудование свисало с трех стенок куба, его привинтили болтами между оригинальными приборами и компьютерами. Все почти в один тон — и грязно-белые переборки, и серые металлические панели. Командир корабля тренированным движением подобрался ближе и, останавливая вращение, уперся ступней в потолок.

Николай Уланов был великоват для космонавта: грудная клетка в два раза объемнее, чем у Рут, квадратное лицо из-за перераспределения жидкости в организме в условиях невесомости расплылось до устрашающих размеров. Похоже, Николай считал, что крупные габариты дают ему психологическое преимущество, и любил глыбой нависать над ней — как сейчас.

Запах его тела — плотный, ярко выраженный — наводил Рут на мысли о Земле. Добротный, прямолинейный, манящий запах. Она наконец оторвалась от иллюминатора. И как ему не надоело корчить из себя страшного русского медведя?

Уланов, словно прочитав ее мысли, безо всякого перехода сменил тон. Теперь он был волком, изворотливым и хитрым. Новый зверь произнес спокойным голосом:

— Товарищ, ты хочешь, чтобы я наглухо закрыл это окошко? Приставил к тебе соглядатая? До тебя не доходит важность моих требований?

Затеплившаяся в сердце Рут искорка озорства погасла. Может быть, так лучше.

— Я все перепробовала.

— Из Индии только вчера прислали новые схемы.

— Что можно было сделать на орбите, я уже сделала.

Командир промолчал. Он всегда молчал в ответ на ее признания в собственном бессилии. Хороший приемчик — пусть подчиненная поджарится на медленном огне стыда и досады. Раньше она бы выпалила обещание работать больше и лучше. Теперь же оба висели в пространстве, не произнося ни слова.

Наконец Рут украдкой взглянула на командира. Большие карие глаза смотрели не на нее, а в иллюминатор, где черный изогнутый край планеты озарялся ярким, почти белым светом.

— Снег практически растаял, — проговорила Рут. — В Колорадо могли бы расчистить участок автострады для посадки.

— Если мы покинем орбиту, то уже никогда на нее не вернемся. — Это опять пробудился сердитый медведь.

Астронавтка кивнула. Год чумы, как его окрестили, внес сумятицу и в календарь, и в историю. Решение остаться на орбите оправдало себя во многих отношениях. Жизнь остановилась и начиналась заново. С тех пор как последний шаттл одиннадцать месяцев назад (запущенные европейцами неделю спустя транспортные ракеты не в счет) стартовал из космического центра имени Кеннеди с Рут Голдман на борту, жизнь на Земле изменилась до неузнаваемости.

— Мы не уйдем с орбиты до последнего момента, — добавил Уланов. — Президент не отдал бы приказа, не имей он на то оснований.

«А ты и рад — можно за своих повоевать», — подумала Рут.

Родина Уланова, как и все остальные страны планеты, должно быть, страшно обезлюдела. Горстки россиян бежали в афганские горы и на Кавказский хребет — полоску зазубренных скал, втиснутую между Каспийским и Черным морями, — и теперь вели бестолковую и жестокую войну с чеченцами и полчищами беженцев из Турции, Сирии, Саудовской Аравии, Иордании и Ирака. Могло быть хуже, додумайся израильтяне эвакуироваться туда же, а не на юг, в Африку и на Эфиопское высокогорье.

На Ближний восток и в Иерусалим наконец пришел желанный мир.

Орбитальная станция еще изредка получала радиосообщения от русских с просьбами произвести космическую разведку или передать американцам призывы о помощи, а подчас — сбивчивые воинственные заявления, клеймившие происки мусульманских врагов. Уланов, если позволяли положение на орбите и погода, ежедневно отправлял фотографии высокой четкости, исправно передавал каждую просьбу о помощи, но прежде принес клятву, что не будет действовать во вред интересам США.

Рут протянула руку сквозь сноп солнечного света из иллюминатора и тронула командира за плечо. Она неправильно рассчитала движение — инерция заставила обоих потерять равновесие. Астронавтка усилила хватку, чтобы не отлететь в сторону. Комбинезон Николая был такой же ледяной, как его выдержка. Командир мельком глянул на женскую руку и посмотрел в глаза подчиненной. Нахмуренные брови расправились.

Рут первой нарушила молчание:

— Невесомость не дает никаких преимуществ без специального оборудования, которого у нас нет. В реконструкции я дошла до предела возможного. Да и расшифровку нам присылают слабенькую.

Торопясь опередить невидимый девятый вал техночумы, стартовый расчет куда-то задевал ее пробы для анализов. Не иначе, кто-нибудь засомневался, кому и зачем на орбите понадобились части человеческих тел. Наночастицы лучше и надежнее всего сохранялись в замороженных тканях.

— В Колорадо пользуются старыми электронными зондами, а в Индии вышли из строя почти все компьютерные программы. Они присылают неполные раскладки.

Уланов покачнулся и отцепился от нее.

— Ты всякий раз докладывала, что есть прогресс.

Рут не знала, куда девать руки.

— Верно. Я и сейчас еще учусь, узнаю новое.

Плавным жестом она обвела рукой оборудование и скользнула к атомно-силовому микроскопу для литографии, который всегда напоминал ей застывшего по стойке «смирно» гнома-крепыша. Гладкое тело «гнома» заканчивалось «плечами» — низким колпаком, прикрывавшим рабочую поверхность. Под широким конусом «шляпы» притаились компьютерная оптика и кантилеверы с иглами, заостренными до атомного размера. АСМ пришлось устанавливать боком, поперек лаборатории. Рут провела за окулярами столько времени, что теперь на ощупь развернулась вдоль корпуса микроскопа, оставив командира одного в вертикальной плоскости, тем самым нарушив субординацию. Женщина даже не заметила ошибки — она смотрела на темный сетчатый дисплей микроскопа.

Видит бог, восхваление стоящего за нанотехнологиями человеческого гения временно вышло из моды. Невидимая саранча унесла жизни почти пяти миллиардов человек и истребила тысячи видов животных.

Чума стала крахом не только для человечества — пройдет много веков, прежде чем выровняется кошмарный дисбаланс в окружающей среде, если на это еще можно надеяться. Во многих отношениях Земля превратилась в другую планету, и ученые пока были не в силах предсказать, какой облик примут леса, что станет с климатом, атмосферой и почвой.

— Ну, раз ты еще учишься… — начал было Уланов, подбирая подходящий к случаю тон, но Рут опередила его:

— Наш вариант можно усовершенствовать до бесконечности. Если прикажешь, могу проковыряться с ним еще лет пять.

— Шутишь?

— Если бы! — Рут пыталась найти слова помягче, чтобы правда не показалась слишком жестокой. — Электронному зонду в Колорадо едва хватает мощности демонтировать наночастицу размером в два миллиарда единиц атомной массы, не говоря уж о ее воссоздании, а глюки в индийских программах делают их схемы практически бесполезными. Наша техника, возможно, самая лучшая из оставшейся во всем мире.

— Чего ж ты тогда прекратила работу?

— Коля, я и так уже сделала все, что могла.

Рут прежде не приходилось испытывать к кому-либо подобных чувств — смеси теплоты и негодования. Это ее бесило. Конечно, не Уланову решать, оставаться или нет на орбите, однако он неизменно выступал за то, чтобы экипаж МКС находился в космосе до последней возможности, отказываясь поддержать Рут своим авторитетом.

В то же время Николая можно понять. Рут уважала верность данному слову и ответственный подход командира, искренне считая эти свойства частью собственного характера. Сходство характеров одновременно и притягивало их друг к другу, и разъединяло.

Пикировка могла бы продолжаться еще долго, да только за несколько недель, прошедших с начала таяния снегов в Скалистых горах, успела обоим поднадоесть.

Николай удалился в свой отсек, Рут вернулась к иллюминатору. Наблюдение за цветным ковриком земной поверхности внизу отвлекало разум, и вскоре он погрузился в привычное медитативное состояние, в котором подсознание получало возможность вонзить зубы в загадку наносаранчи. Когда Рут чертила напоминающие созвездия схемы или расщепляла наноматериалы на мудреные составные части для анализа, ее охватывало то же ощущение, как при выходе в открытый космос.

Рут Энн Голдман посвятила себя изучению нанотехнологий не ради революции в производстве, не ради создания панацеи от всех болезней и не ради борьбы с загрязнением окружающей среды или даже очищения небес от парниковых газов, хотя любила пускать пыль в глаза потенциальным работодателям рассуждениями на эти темы задолго до того, как ее «открыли» вербовщики из Министерства обороны и ее научные работы вдруг перестали публиковаться. Истинная причина была куда проще: коэффициент умственного развития Рут составлял 190 баллов, и, чем бы она ни занималась, это ей быстро надоедало. Разработка функциональных наноразмерных механизмов оказалась настолько увлекательным делом, что молодая специалистка частенько забывала о времени.