Монике хочется одного – обнять дочь, ведь она так давно ее не обнимала. Но Лиз утыкана иглами, опутана трубками, вся такая хрупкая, как корочка льда на поверхности океана.
И ее мать просто сидит рядом.
Грядет конец короткой поры материнства Моники, которое ее всегда страшило, и в этом была ее беда. Она не знала, как воспитывать дочь, особенно после того, как умер отец Лиз. В детстве Монику подавляли, и она очень старалась быть идеальной матерью, а вот здесь, перед ней, – доказательство ее родительской несостоятельности.
Я порываюсь взять ее за плечи – они хрупкие, угловатые, как у Лиз – и сказать ей: Не кори себя, ты не виновата, она и так уже теряла почву под ногами. Но я молчу.
Трудно лгать, когда правда умирает у тебя на глазах.
Моника проводит пальцами по обгрызенным ногтям Лиз, и она по-прежнему не понимает. Я забываю про ложь и пытаюсь шепнуть ей на ухо правду, но пиканье приборов заглушает мои слова.
За нами наблюдает медсестра. Она дает нам десять минут, пятнадцать, потом отходит от нагромождения мониторов в центре палаты. Ее униформа сшита из ткани с рисунком в виде розовых динозавров, они выглядят так неуместно среди серых и голубых красок палаты… она сама выглядит неуместно – излишне оптимистичной, излишне бодрой.
Она ведет себя крайне деликатно, когда, тронув Монику за плечо, мягко говорит ей:
– Простите, вам нельзя здесь дольше оставаться, мэм. Слишком высок риск занести инфекцию.
Тактично и откровенно. Мне нравится, что медсестра не прикрывается пустыми словами. Не говорит, что Лиз сильная девочка, ведь в данный момент она совсем не сильная.
Моника вроде как собирается возразить. Но потом смотрит долгим взглядом на незнакомку, коей является ее дочь, и мгновением позже кивает. Хочет коснуться ее, но в последний момент отдергивает руку, потому что ее пальцы начинают дрожать.
СТОП-КАДР: ЛЕЙКОПЛАСТЫРЬЛиз сидит на кухонном столе, ее коленка залеплена лейкопластырем. Моника пытается обнять дочь, но та ее отталкивает.
Некоторое время назад Лиз прыгала через скакалку возле дома, тихо напевая песенку из «Артура» [5] . К тому времени мир начал приобретать четкие очертания, небо стало плоским и далеким, а я начала блекнуть.
Когда она перепрыгивала через скакалку в триста шестьдесят восьмой раз, в рот к ней залетел жук. Лиз взвизгнула, споткнулась, ноги запутались в скакалке. Она упала и до крови разодрала коленку. Я попыталась ей помочь, но она меня не заметила.
Силясь не расплакаться, Лиз пошла в дом. Моника усадила ее на кухонный стол, принялась обрабатывать ссадину, подбадривая дочь, восхищаясь ее храбростью. От хвалебных слов матери Лиз немного загордилась, и потому, когда Моника попыталась обнять ее, она оттолкнула мать, сказав: «Да все нормально, мама! Пустяки. Оставь меня в покое».
Моника расстроилась, немного обиделась и больше не пыталась обнять дочь.
Позже я попробую помочь им сблизиться, но они проигнорируют мои старания.
С тех пор физическое проявление чувств было редким явлением: похлопать по спине на Рождество, приобнять за плечи в первый день учебного года. Моника слишком боялась быть назойливой, Лиз слишком старалась быть сильной.
В общем, в доме Эмерсонов больше никто не обнимался.
Глава 9
Автоответчик
Моника не возвращается в комнату ожидания. Она находит стул, несет его по коридору к отделению реанимации. Руки у нее так трясутся, что она дважды роняет стул. Моника ставит стул у двери, лезет в сумку и достает мобильный телефон.
Она делает три звонка. Первый – своему начальнику: сообщает ему, что ее дочь в больнице и на работу она не приедет, а также не полетит в Бангкок на эти выходные. Второй – в авиакомпанию, чтобы отменить бронь.
Третий – своей дочери, чтобы услышать ее голос на автоответчике.
– Привет. Это Лиз. Ясно, да, что сейчас я не могу ответить на звонок? Поэтому оставьте сообщение.
Моника снова и снова звонит дочери, каждый раз ожидая, сама не зная почему, услышать в ответ что-то другое.
Глава 10
Популярность: анализ
Кенни едва не падает, когда выходит из автобуса. Разминая затекшую ногу, она неровным шагом бредет к автостоянке. Оглядывается, по привычке ища взглядом «Мерседес» Лиз или «Форд Фалькон» Джулии (от которого та отказывается избавляться, несмотря на бесконечные поддразнивания Лиз и то, что она может пользоваться обоими «Порше» отца). Они всегда посещали соревнования, конкурсы и спортивные состязания, в которых участвовала одна из них; Кенни даже высидела весь футбольный турнир, все матчи до единого, хотя понятия не имела, когда нужно ликовать или подбадривать криком. Но потом она вспомнила, что Джулия заживо похоронена в домашних заданиях, а у Лиз наверняка сегодня какие-то дела, и потому ни та ни другая не будут смотреть, как она танцует.
В этом особенность Кенни: ей всегда нравилось, чтобы на нее смотрели. Если Джулии чужое внимание ненавистно, а Лиз как будто вообще не замечает обращенные на нее взгляды, Кенни внимание окружающих необходимо, как некоторым – кокаин. Она из тех людей, что эпатируют окружающих своими речами. Ей нравится, когда на нее смотрят, говорят о ней, обсуждают ее, ибо это значит, что кто-то всегда думает о ней. В ее понимании это и есть популярность, и Кенни, если честно, всегда пользовалась популярностью.
Меридиан – маленький городок, из тех, где футбол возведен в ранг религии, где существует ряд странных обычаев, делящих всех обитателей города на нас и их, и негласная строгая кастовая система. Популярность в Меридиане простирается за пределы средней школы – она охватывает все местное общество в целом, церкви, магазины, места работы. В Меридиане есть с десяток семей, которые живут здесь со времени основания города; именно из них происходят почти все местные спортсмены, представители школьной аристократии и члены оргкомитетов выпускных балов. Куда более высокий процент составляет так называемый средний социальный слой. Это те, кто живет в небольшом огороженном поселке близ загородного клуба (потому что в действительности элита не принадлежит к экономической верхушке Меридиана и немного завидует тем, кто в нее входит), и почти все остальные. И есть еще постыдно бедные, приезжие, прочие аномалии; по всеобщему мнению, с этой группой населения желательно не общаться.