Читать интересную книгу Ищите женщину - Екатерина Савина

– Я в конце немного от себя присочинил, – добавил Васик, закончив декламировать, – чтобы она подумала, будто это я сам для нее написал. Правда, здорово, а, Ольга?

– Правда, – согласилась я, – а как вы с ней познакомились?

Васик закурил и вытянул свои длинные ноги на середины комнаты, отчего стал похож прислоненную к стене этажерку.

– В прошлую субботу я нажрался, – начал он, – дружка одного встретил, с которым в университете учился, ну и... А в воскресенье проснулся и понял, что, если не похмелюсь, то понедельника мне не дожить. Пошел в первый попавшийся кабак, а это не кабак оказался, а кафе. Ну, заказал себе пятьсот граммов и салатик. Выпил, стал по сторонам смотреть, а за соседним столиком сидит такая... – Васик сладко зажмурился и пошевелил в воздухе растопыренными пальцами – будто гладил кого-то невидимого, – такая... И завтракает булочками с чаем... Волосы белые-белые, пушистые, пушистые... Блондинка, в общем. На щеке родинка, на шее – еще одна. А глаза огромные, как... как две чашки кофе. У меня сразу дыхание перехватило, – проникновенно поделился Васик и надолго замолчал.

Я осторожно потушила сигарету в пепельнице и, стараясь не шуметь, налила себе и своему собеседнику еще кофе.

Васик все молчал. По его лицу блуждала растерянная и виноватая улыбка...

* * *

Дикая была история... Тот человек, который погубил бывшего мужа Нины, едва не погубил самого Васика. Страшный это был старик – колдун. Кроме того, что он обладал экстрасенсорными способностями, он еще и пользовался амулетом, который передал ему мой заклятый враг – Захар. С помощью этого амулета старик подчинял себе людей, высасывая из них жизненные силы, превращая людей в безжизненных марионеток, а потом убивая. Мне удалось покончить со страшным колдуном и избавить от него Нину, которой он успел-таки искалечить жизнь, спасти Васика и многих других людей – от расставленных для них сетей.

Ну, что же теперь вспоминать. Нужно разобраться с настоящим, а такие эпизоды из прошлого, лучше всего забыть – тем более, что они и так напоминают о себе редкими особенно темными и глухими ночами, когда с диким криком побуждаешься в поту и до рассвета не можешь заснуть, блуждая по комнатам квартиры и включая по дороге все подряд – электрические лампы, телевизор, магнитофон, радио, кухонный комбайн – чтобы только светом, шумом и треском, напоминающим о повседневной жизни, заполнить смердящую страхом густую ночную темноту...

– Итак, – сказала я, – что ты мне хотел поведать по секрету?

Глава 4

– Это было не так давно, – печально заговорил Васик, – как-то тоска ко мне подступила – такая, хоть в петлю лезь. Не могу я разобраться ни в своей душе, ни в наших с Ниной отношениях. Ну, пошел я и напился.

– Ты же не...

– Ну да, – кивнул Васик, – теперь не пью. Но все-таки иногда надо. Чтобы немного снять напряжение. Совсем чуть-чуть выпьешь – и уже легче...

Он замолчал и молчал все время, пока неповоротливый и молчаливый, как пингвин, официант не расставил на столе чашки с кофе, салфетки и вазу с фруктами.

– Так вот, – заново начал Васик, – я сейчас о выпивке говорил...

– Не отвлекайся, – попросила я, – ближе к делу.

– Выпил я тогда, – продолжал Васик, – немного... Тут немного, там немного, короче, нажрался, как свинья. Прихожу домой – Нина печальная сидит у окна, вроде и не замечает моего прихода. Я, конечно, к ней. Почему-то решил вдруг тогда раз и навсегда выяснить отношения... Начал вопросы ей задавать – как, да что... А она мне вдруг такое наговорила. Я утром проснулся и подумал, что это мне с пьяных глаз причудилось или вообще – приснилось. К Нине за объяснениями полез, а она пальцами у виска крутит... Но я-то похмелился и понял, что не сон это был и не пьяное видение...

– Так что же все-таки тебе Нина сказала, – я начала уже терять терпение, – какой ты, Васик, многословный на самом деле.

– А сказала она мне вот что...

Васик оглянулся по сторонам, хотя в кафе из-за раннего времени не было никого, перегнулся ко мне через стол и тихим шепотом проговорил:

– Нина мне рассказала, что ее предки по женской линии были прокляты. Никто из женщин ее рода не мог выйти замуж.

– Но она же была замужем, – напомнила я.

– Я хотел сказать – удачно не мог выйти замуж, – поправился Васик, – а подробности брака Нины ты не хуже меня знаешь...

– Да, – качнула я головой, – приятного мало.

– Вот именно, – подтвердил Васик, – приятного мало. И теперь, как ты можешь догадаться, Нина боиться выходить за меня замуж. Чтобы со мной ничего не случилось и так далее...

– Понятно, – сказала я, – то есть, ничего не понятно. Ты можешь поподробнее рассказать, в чем выражалось это родовое проклятие?

– Насколько помню, – проговорил Васик, – я ведь пьяный был... Но в общих чертах это звучало так...

Васик отпил глоток кофе и заговорил.

* * *

– Прапрабабушка Нины – Полина – была родом из глухой деревни, – рассказывал Васик, – но тем не менее с радостью и воодушевлением встретила пришедшую в их края советскую власть. Я так понял, потому, что эта власть давала своим сторонникам неограниченные полномочия. А Полина эти полномочия были ой как нужны. Дело в том, что Полина почти с детских лет была влюблена в одного деревенского парня – своего соседа... Николай, кажется, его звали. Так вот этот Николай родительского благословения на брак с Полиной не получил... То ли Полина на селе хорошей девушкой не считалась, то ли хозяйственности ей не хватало, то ли сыграло роль то, что Полина была сирота и никакого приданого за ней не полагалось, кроме низенькой хибарки на окраине села... то ли что-то еще сыграло роль – не помню точно. Короче говоря, неразделенная любовь.

– Обычная история, – поддакнула я.

– Да, – кивнул Васик и продолжал:

– Николай, конечно, никаких чувств к Полине не испытывал, несмотря на то, что ее любовь к нему стала для односельчан излюбленной темой для шуток. Но шутили они недолго – когда Полина исчезла из села и через год вернулась к кожанке, с маузером и мандатом комиссара, многим стало не до шуток. Потому что все село целиком оказалось во власти Полины – той самой девчонки-сироты, над которой все потешались. А особенно кисло пришлось Николаю, успевшему за этот год жениться и зачать ребенка. Полина установила в селе совершенно драконовские порядки – больше всех, конечно, доставалось Николаю и его беременной жене, которые просто возненавидели Полину-комиссара. Да у нее самой чувства изменились – любовь, как это довольно часто бывает – переросла в ненависть. И самое страшное, что все это разворачивалось на виду у всех сельчан и никто ничего не мог сделать. Все молчали. Молчали тогда, когда у Николая и его жены увели последнюю корову и лошадь. Молчали, когда родителей Николая и родителей жены под видом раскулаченных угнали в Сибирь (самого Николая и его только что разрешившуюся от бремени семью Полина никуда угнать не могла – в таком случае она лишилась бы объекта своей ненависти, которой жила все эти годы). Молчали сельчане и тогда, когда жену Николая нашли как-то поутру с перерезанным горлом и выпотрошенным, точно у рыбы, животом. Николай остался один с ребенком и ребенку отдавал всю ту любовь и нежность, которая должна была предназначаться жене. И только когда младенца нашли мертвым, а рядом с ним в люльке ядовитую змею, обвившую холодное тельце, а в сарае обнаружили труп Николая, с нечеловеческой силой пригвожденный вилами к стене, Полину сожгли на костре, как ведьму. Конечно, вдохновителей казни после этого случая репрессировали, но... это, как говорится, частности...

– Погоди, – вставила я слово, – а как же проклятие? И что-то из твоего рассказа не ясно, как Полина могла родить ребенка для продолжения проклятого рода?

– Тот самый год, который она провела в городе, – напомнил Васик, – Полина уехала уже беременная, причем от Николая, которого она все-таки соблазнила, но знала, что он на ней ни при каких условиях не женится. Да и шантажировать она не собиралась и просить – девушка была гордая. Ребенка своего Полина оставила в городе – в детдоме – оставила на время, поэтому подробно указала свое имя-фамилие и адрес села. А когда подросший ребенок Полины – это была девочка, ее тоже Полиной назвали – начала искать родителей – история и всплыла... Там еще что-то дальше было, но я уже не помню. Помню очень хорошо, что когда Полина-младшая явилась в село своей матери, чтобы мстить, по всему селу прокатилась паника – Полина-младшая была как две капли воды похожа на Полину-старшую, да еще и одевалась – так, как было принято по роду службы – кожанка, галифе, наган... Красная тряпица на груди. Вот тогда-то старухи и прокляли род Полины. А суть проклятия, как я помню, заключалась в том, что ни один мужчина не будет счастлив с женщиной, в жилах которой течет кровь той Полины, ради своей любви-ненависти убившей жену Николая и его сына и той Полины, которая пытаясь отомстить за мать, собственноручно прикончила из своего нагана половину села...