Читать интересную книгу Рисуко - Дэвид Кудлер

бедными, а мы — голодными, в горшке еще немного осталось.

Мы медленно склонились, чтобы приступить к уборке. Эми и Аимару помогли убрать остатки ужин. Позже я помыла голову остатками воды, радуясь, что новая одежда почти не испачкалась. Леди Чийомэ это точно не понравилось бы.

Когда мы справились, все отправились спать. Я хотела поговорить с Эми, задать множество вопросов. Но она уже похрапывала до того, как я забралась на свой матрас.

Я старалась не издавать звуки, потому что плакала. Думала об Усако и маме. Ока-сан продала меня. Усако гуляла по лесу без меня.

Если я и могла бы сейчас сбежать, я не найду дорогу домой, да и мне там могут быть не рады.

Я не успела успокоиться и уснуть. Раздались ровные шаги по татами.

— Кано Мурасаки, — тихо сказала Кунико. — Идем. Леди хочет тебя видеть.

Я встала с матраса, вдруг осознав, как затекли ноги, и как слиплись волосы.

Кунико увела меня из темной столовой, где все мы спали, в тесную комнату, где ждала леди.

Она сидела на подушке, одеяние элегантно лежало вокруг нее. Братишки стояли за ее плечами — огромные и тихие, а Миэко скрывалась в стороне в тени. Перед ней был низкий столик, на котором было несколько предметов, включая листы рисовой бумаги, мисочку самых черных в мире чернил, ящичек с разноцветными чернильными палочками и красивая кисть с красной рукоятью.

Кунико похлопала меня по плечу. Я села на колени и поклонилась.

— Подойди, Рисуко, — сказала леди Чийомэ, указывая бледной ручкой, что я должна сесть напротив нее за столиком.

Я придвинулась на коленях, чувствуя, как грубый татами цепляется за мою новую одежду. Наконец, я добралась до стола на коленях, все еще глядя вниз.

— Что ты сделала с волосами, дитя?

Я скривилась, все еще глядя на ножки стола.

— Был… случай на кухне.

Леди Чийомэ вздохнула.

— Думаю, если собрать утром с дерева постреленка, к вечеру она леди не станет.

Один из Братишек издал звук, похожий на смешок.

— Подними голову, дитя, — леди то ли кривилась, то ли насмехалась. Она указала тонким пальцем на принадлежности перед ней.

Мисочка, в которой были чернила, была тонкой, как яичная скорлупа, темно-синей, и она словно впитывала свет свечей и огонька. Рядом стоял потертый чернильный камень.

— Я хочу посмотреть, чему научил тебя твой отец, Рисуко, — она склонила голову, словно пыталась выглядеть коварно. — Напиши что-нибудь.

Едва приподняв голову, я взяла листок рисовой бумаги. Она была такой тонкой, что я едва чувствовала ее между пальцами. Положив ее перед собой, я представила, что могу почти видеть стол сквозь бумагу.

— Что мне написать? — спросила я.

— Что хочешь, — ответила она, махнув рукой.

Я закусила нижнюю губу изнутри на секунду. Я не могла ничего придумать. А потом вспомнила, как сидела рядом с отцом, копируя одно из его стихотворений, пытаясь повторить его плавные мазки кистью.

Я схватила кисть, но пальцы дрожали.

— Хорошие чернила.

Она раздула ноздри.

— Конечно, — она явно думала, что я сказала полную глупость.

Я глубоко вдохнула, пытаясь потянуть время и успокоить руку. Я пыталась представить слова, появляющиеся из-под кисти отца, три строки любимого стихотворения Ото-сана. Не понимая, что я делаю, я сжала кисть, обмакнула в чернила и позволила кончику двигаться по белоснежной бумаге.

Быстро гибнут солдаты

Битва белого и алого

Лепестки на земле.

Леди Чийомэ снова фыркнула, глядя на мою каллиграфию. Но в этот раз дело было не в отвращении, я поняла, что она была потрясена.

— Очень хорошо, — сказала она, вскинув брови.

Так и было. Отец гордился бы. Я была не так хороша, но линии были четкими и легкими.

— Это одно из стихотворений отца.

— Да, — сказала она. — Знаю.

Я хотела спросить, откуда она это знает, но она вскинула тонкий палец. Ее лицо было спокойным, но внутри что-то бушевало.

— Поэзия — это хорошо, но выучить хокку может любой. Покажи мне что-то сильнее. Прозу.

Я глубоко вдохнула и тут же подумала об абзаце, который Ото-сан давал нам каждый раз. Я взяла чистый лист и кисть. В этот раз я была спокойнее. Левой рукой я придерживала правый рукав.

— Спрячь язык во рту, дитя, — цокнула леди Чийомэ.

Я послушалась. Я и не заметила, что высунула его. Пальцы снова задрожали.

Я глубоко вдохнула, осторожно обмакнула кисть в чернила и начала писать.

На землях некого императора была леди из простых людей, но он любил ее сильнее остальных. Великие амбициозные леди смотрели на нее с презрением. Поэтому…

Мою концентрацию нарушил странный звук — не то свист, не то хрип. Я тревожно вскинула голову.

Лицо леди Чийомэ исказилось и помрачнело. А потом она снова издала этот звук, но уже громче, и я поняла, что она смеется. Слезы потекли из ее глаз, она завывала от смеха.

Я сидела, пока чернила засыхали на кисти, и боялась пошевелиться. Я не знала, почему она смеется, боялась, что мое действие тут же разозлит ее.

Она протянула руку к Миэко, и по лицу горничной я поняла, что она так же потрясена, как и я. Идеально-черные брови Миэко были так высоко, что могли переломиться.

Леди Чийомэ взяла из рукава Миэко шелковый платок и начала вытирать глаза. Я заметила, что и двое стражей были потрясены.

— Ну, Миэко, — сказала леди, — видишь? Я посмотрела на вершину забытой сосны в забытой провинции Чистоты, а нашла последнего великого энтузиаста «Сказаний Генджи», — она расхохоталась, Миэко улыбнулась, даже если не понимала. Старушка повернула ко мне лицо с потекшей белой краской. — Ну, моя маленькая писательница. Твой отец хорошо тебя обучил, — она громко высморкалась.

— Вот, Кунико, — она отдала ей шелковый платок, лицо горничной было маской, а потом леди повернулась ко мне. — Теперь покажи, как ты читаешь.

Плавно и так быстро, что я не успела заметить, она