Читать интересную книгу Долгая ночь (СИ) - Юля Тихая

ладонью, безопасным для людей и зверей и послушным моей воле…

Или что-то вроде того — честно говоря, я поняла около трети слов.

— Зачем, — я моргнула, — через возгонку?

— Это проще, чем плавить, а потом дистиллировать, — охотно пояснил Арден.

Проще. Проще, рыбы его сожри!

Я картинным жестом ссыпала свой снег и отряхнула руки.

— А дальше, наверное, ты просто превратишь воду в лёд в форме белки. И как же будет белка?

— Амрас, — кажется, он удивился. — «Маленький зверь с хвостом-тенью». Твой родной Амрау — «дом белок». Ты не знала?

Я развела руками:

— Институтов не кончали.

Стало неуютно. Наверное, мне и правда стоило бы это знать, как знать ещё сотню-другую разных умеренно бесполезных вещей. Нет ничего такого в том, чтобы не иметь особых способностей, но безграмотность — безграмотность отлично лечится старанием.

— Хочешь, будет не белка? Придумай кого-нибудь другого.

— Летучая мышь.

— Эмм… не знаю, как будет летучая мышь. Но могу попробовать описать.

Он пыхтел над водой минут пять. Сперва я вслушивалась, потом окончательно запуталась и перестала. Мимо проскрежетал трамвай; они в Огице напоминали жизнерадостные красные сосиски и ходили связкой из трёх или четырёх крошечных коротких вагончиков. Только так получалось маневрировать на извилистых улицах.

Наконец, Арден счёл формулировку достаточно точной, отпустил заклинание — и вода смёрзлась… ну… скажем, это было отдалённо похоже на огурец с ушами. Арден выглядел уязвлённым и смотрел на своё творение обиженно, а я кусала губы, чтобы не засмеяться.

— Ты это всё на ходу сочиняешь? — спросила я, пока Арден устраивал огурец по соседству с белкой. — И вот это вот про… «чтобы корень горя был вырван окончательно и безболезненно» — тоже?

Он едва заметно поморщился.

— Да это так, лингвистическое упражнение. Заклинать на возврат по правде лучше бы как-нибудь по-другому. И где обещанные красивые лестницы? И виды? Если надо, могу ради них ещё как-нибудь опозориться!

Я не выдержала и рассмеялась.

Он был очень забавный: глаза улыбались, а длинная тёмная коса распушилась. С ним было немного, как-то по-хорошему неловко, а ещё — очень легко.

Я аккуратно погладила ледяную белку и улыбнулась:

— Уже совсем близко.

v

Если по правде — Огиц весь состоит из лестниц. Чтобы добраться до мастерской, я каждый день сначала выхожу на балкон своего третьего этажа, спускаюсь оттуда по уличной лестнице во внутренний двор, а из двора потом поднимаюсь по другой лестнице на улицу. Там трамваи едут по крутому склону, а люди шагают по тротуару, составленному из широких ступеней. Мне — вниз, до проспекта. Там два квартала по прямой (но чтобы перейти мост, нужно сначала подняться по лесенке, а потом спуститься), затем на перекрёстке направо и вверх по узкой лестнице четыре пролёта. Потом высокое крыльцо — и я на месте.

Словом, в Огице никого не удивить лестницами. Но то всё лестницы утилитарные, а есть ещё другие — для красоты.

Вообще, мы могли бы по ним и подняться, от часовой башни это почти по прямой. Но тысяча двести заснеженных ступеней вверх — то ещё удовольствие, поэтому я повела Ардена кругом, и вот теперь мы наконец добрались до верхней площади.

Здесь склон становился чуть более пологим и оттого — застроенным. Забавные дома — с одной стороны в три-четыре этажа, с другой в один, — лепились к земле, а между ними вились десятки лестниц.

— Они выложены цветной плиткой, — пояснила я, когда мы подошли к перилам. — Вон, где почистили, немного видно. Летом здесь очень красочно.

— И так хорошо.

Это и правда было хорошо. Солнце разбросало по снегу золотые блики, а ветер гнал по склону блестящий серебром позёмок. По правую руку горел фонарями кампус, а слева мигал трамвайными огнями серпантин.

— А вооон там, — я перегнулась через перила и вытянулась, — такое тёмное, видишь? Это станция канатной дороги. Её уже много лет строят, но так и не запустили.

Арден стоял чуть позади, и, наверное, станции ему не было видно. А выпрямившись, я вдруг обнаружила, что он как-то естественно приобнимает меня за талию.

Постояла. Взвесила. Через плотную ткань пальто и пушистый шарф я не чувствовала ни чужого тепла, ни его близости, но рука оказалась неожиданно тяжёлой.

Лежит прилично, можно сказать — культурно. И перчатки, опять же.

И вообще, взрослые ж люди.

Я скосила взгляд в сторону и поняла, что Арден опёрся свободной рукой на перила, чуть склонился, и наши лица оказались на одном уровне. Нос у него, конечно… только на монетах и печатать, — для всего остального можно было бы обойтись носом и попроще. Глаза тёмные, не разглядеть, какого цвета; волосы выбиваются из-под шапки.

А губы тонкие, по-мужски бледные.

Арден смотрел на меня будто бы с ожиданием, и я смутилась. Неловко облизнула губы. Снова посмотрела ему в глаза и совсем растерялась.

Мне кажется, — или он и правда хочет чего-то такого?

Я зажмурилась, и почти сразу ощутила лёгкое касание в уголке губ, и ещё одно, и ещё — пока я не ответила рваным выдохом.

Влажно. Немного странно. Дыхание тёплое,