Ведь что от героев надо? Чтобы они шли вперед, преодолевая все преодолимое, превозмогая все превозмогаемое, и обходя все обходимое. Чтобы они повышали повышаемость и понижали понижаемость. Чтобы не только мышцой играли, да железом брякали, да стреляли в темноте со спины в яблочко, но могли и мозгой пошевелить. Ведь уже и яблок-то не хватает не то что на поесть, а даже и на пострелять. А то приходят такие, с позволения сказать, герои, что тапера от траппера отличить не могут. И весь их гордый вид — это мозжечок в окружении поперечнополосатых. Скучно, граждане.
Ведь так хочется, чтобы парил герой в высях горних и словом пламенным крыл всех, кто без крыл. С высоты-то оно можно. И не только словом, но и чем повещественней.
И чтобы правду-матку резал прямо в самодовольные хари всяких там, которые.
И чтобы означенные хари не только козни строили, но и росли над собой, осознавая, кто они есть супротив героя и его богатого внутреннего мира. А также тщетность потуг своих.
И чтобы как Терминаторы, железными рядами иль колоннами шли на перековку и переплавку.
И чтобы там, конце времен, было каждому и воздаяние по делам его, и хэппи, и энд, и петушок на палочке. Дабы пасть заткнуть. Дабы не возопили они: «Почто нас так?».
Ладно. Что-то заболтали вы меня. Работать надо. А вы внемлите моим байкам, да нить не теряйте. Ведь, не важно, какую чушь я несу. Важно — куда.
Ведь оно хоча и конешно, ежели, потому что, как что и вообще, а ежели до конца до дела довести, все может быть даже наоборот и получится. А потому как, стало быть, следовательно, и разумеется.
Я сажусь на несуществующий стул, беру несуществующее гусиное перо и передо мной с несуществующим треском раскатывается по несуществующему столу несуществующий свиток пергамента.
На самом деле ничего нет. Все сущее — это игра моего воображения. Все выдумано мною, которого тоже нет, и который существует благодаря тому, что воображает себя существующим.
Замкнутый круг.
«Как ужасно мое представление», — как возопил основоположник солипсизма, сев на шило, оставленное в кресле его малолетним сынишкой.
Но не будем ударяться в софистику и схоластику, которых тоже нет.
Я проверяю, остро ли заточено перо и осторожно макаю его в чернильницу — единственное, что существует объективно и независимо ни от чего. Ибо чернильница — это сосуд, вмещающий в себя все Сущее, все Реальности, все Тексты и все Миры.
Вы не согласны? Там простые чернила?
Вы, как всегда ошибаетесь.
Вы уже стали хроническими ошибунами, и ошибаться стало вашей традицией, вошло в плоть и кровь на уровне мозжечка, спинного мозга и всех прочих безусловных рефлексов, вместе взятых.
Смотрите, я беру чистый пергамент, на котором ничего нет.
Осторожно кончиком пера достаю из чернильницы нить чернил, так туго свернутую, что вы видите сплошную каплю.
А теперь, закрепив кончик этой нити на пергаменте и неспешно двигая пером, я разматываю этот моток, располагая нить чернил причудливой вязью.
И появляется новый Мир.
Откуда он взялся, скажите мне?
Из пера? Но я также двигаю по пергаменту пером без капли, и никакой Мир не появляется.
У меня из головы, которой нет? Но уже описанный эксперимент показывает, что без капли Мир не возникает.
Значит, я нужен только чтобы придерживать перо, перо — чтобы разматывать нить, а пергамент, чтобы размещать на себе нить.
Вот и получается, что только чернильница — единственная реальность, содержащая в себе все Миры. А искусство Творца (или Автора, если угодно) заключается в том, чтобы вынуть из чернильницы нужную нить и не оборвать ее, пока она разматывается.
Вы не согласны? Ваше право.
Вы, как несуществующие, имеете полное несуществующее право на свое личное несуществующее мнение.
А я тяну нить дальше, причудливо озадачивая и ставя в тупик моих героев.
Если же мне что-то не нравится, я аккуратно счищаю написанное и одним движением пера изменяю Реальность.
Начну, пожалуй, новый свиток. Какой стиль бы выбрать?
Пожалуй, сегодня не буду создавать новую Реальность, а сделаю винегрет из имеющихся. Перемешаю несколько Реальностей, да поменяю акценты. То, что у них серьезно — сделаю несерьезным, а что несерьезно — еще несерьезнее. Так что лучше всего подойдет стиль «Пересмешник». Ну, так тому и быть. И не буду вводить новых сущностей, согласно старику Оккаму. Используем уже имеющихся в Реальности персонажей. Как говорится: «Аппарат менять не будем, но змеевик удлиним».
Итак, с чего бы начать новый свиток?
Может с ревущего океана?
Так ведь сыро, качает, и бульк по счету три.
Может с леса дремучего?
Так ведь дебри (а не дерби), чащоба непролазная и заблудиться недолго.
Может, со скалы?
Так ведь высоко, дует, и упасть можно.
Может, с землянки?
Так ведь низко, сыро, и чадно. Не от слова «чадо», а от слова «чад»
А может с замка?
И высоко, как скала.
И земля, как в землянке, хоть и окаменевшая.
Но не дует, не сыро и не качает.
Бульк, правда, наличествует, но это пока его не выпили. Зато без счета.
И, опять же, эстетично и где-то даже благородно. Этаким феодализмом попахивает.
Ладно. Пусть будет замок.
Итак, где-то в Нигде, врастая замшелым основанием в Ничто, высился замок…
* * *
Где-то в Нигде, врастая замшелым основанием в Ничто, высился замок.
Его мрачные солнечные бастионы возвышались над белесым Ничто, лижущим голодными языками массивное, вросшее в него основание замка, и стремящимся поглотить это Что-то и растворить в себе. Но как из Ничего не возникает Что-то, так и Что-то не пропадает в Ничто. И это не закон Природы, а Повеление Бога — Создателя этого замка, а заодно уж и всего Сущего к нему в придачу.
Стены замка были уже до середины увиты плющом, странным образом пустившим в Ничто свои корни и даже отыскивающим там Что-то.
На шпиле замковой башни медленно вращался флюгер в виде дракона. Поскольку в Нигде нет ни времени, ни ветра, то флюгеру приходилось самому вращать себя и каждые пять минут отбивать склянки, ударяя хвостом по несущимся низко над землей облакам, а каждый новый час отмечать столбом пламени, вырывающимся из его плоской пасти. Иногда склянки разбивались, и под хвостом накопилась уже изрядная кучка осколков.
Несущийся в безвременье ветер стыдливо огибал баши замка, опасаясь, ударившись в витражи стекол, привлечь к себе дребезгом рамы внимание Хозяина замка. Ведь в Нигде и в безвременье ветру просто неоткуда взяться, и ветер опасался, что Хозяин замка заметит это несоответствие гармонии сфер и прекратит его бег, загнав, например, в мельничное колесо для тонкого помола электричества или еще чего-нибудь, нужного в хозяйстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});