– Смотрите под ноги, – добавила она, – Боюсь, ковер на лестнице несколько потерся.
Эми тоже чувствовала себя подавленно, хотя и по другим причинам. Она могла бесстрастно оценить неоспоримую красоту английской розы, какой являлась Джорджина Крейн. Она судила об англичанке непредвзято, так как сама обладала стройным длинноногим телом теннисистки, короткой, выбеленной хлорированной водой бассейна, стрижкой пловчихи и дерзким веснушчатым лицом – наследие английских предков. Пока ее тело и волосы были безупречно чистыми, а вес стабильным – кстати, у нее никогда не возникало проблем с весом – она не беспокоилась, как выглядит. Она не завидовала Джорджине и не тосковала по самосовершенствованию.
А вот, что действительно взволновало Эми – это гостиная Джорджины. Райская роскошь по сравнению с практичностью ее родительского дома. Стены увешаны фотографиями и картинами. Мягкий диван и стулья расставлены вокруг старинного низкого столика рядом с камином, закрытым медной решеткой и украшенным сухими цветами. Когда она напишет Лу, то есть, если она напишет Лу, именно это и надо будет описать. Она предпочитала не думать о нем и о последнем уик-энде. Она хотела обсудить этот вопрос с матерью, но подходящий момент так и не представился. Возможно, потом, узнав друг друга поближе, она поговорит об этом с Моной. Если не будет слишком поздно.
– Могу я предложить вам чаю? – Джорджина указала на обитый ситцем диван. – Пожалуйста, располагайтесь поудобнее, пока я принесу поднос.
Эми буквально провалилась в мягкий диван, так, что ее подбородок оказался почти на уровне колен. Увидев ее затруднительное положение, Мона выбрала один из стульев и села на самый краешек, с трудом удерживая равновесие.
Ее внимание привлекла фотография в рамке. Это был удивительно красивый молодой человек в стиле Лесли Ховарда или Питера О'Тула.
– Кто же это, интересно? Может, ее брат? Помни, спрашивать невежливо.
На подносе уместился огромный заварочный чайник, покрытый вязаной салфеткой, кувшин с кипятком, молоко, сахар и тарелка с шоколадным печеньем.
Джорджина наполнила первую чашку с грацией прирожденной аристократки.
– Сахар? – спросила она Эми, ее звенящий голос прекрасный образец салонных манер в копилку Моны.
– Да, пожалуйста, – Эми видела достаточно английских фильмов, чтобы ответить соответственно.
– Белый или демерара? Недоумение.
– Демерара.
Чем бы это ни было.
– Одну или две ложечки?
– Две, пожалуйста.
Коричневый сахар. Теперь она знает. Если кто-нибудь на семинаре предложит ей демерара, она будет в курсе, что это такое. Путешествия чрезвычайно поучительны.
– Молока?
Эми сказала «нет». Теперь очередь Моны.
– С лимоном, пожалуйста.
– О, дорогая, – Джорджина нервно оглянулась, словно ожидала найти лимон где-то рядом. – Я ужасно сожалею. Я, действительно, приношу свои извинения.
Простофиля.
– О нет, пожалуйста. Это я должна извиниться. Когда Мона была смущена, она всегда говорила слишком много. Данный момент не составил исключения. Она пыталась сдержаться, но не смогла.
– Видите ли, у меня русские предки. Польские, точнее. Ну, вернее, скорее, русские. В общем, мы обычно пьем чай, когда не очень хорошо себя чувствуем. Или после еды. В стакане, с лимоном.
– Ах, русский чай. Мы тоже так пьем, – Джорджина была истинно аристократична, смягчая неловкость. – В следующий раз я не забуду о лимоне.
– Это совершенно не важно, действительно. Я не должна была ничего говорить. Действительно, прекрасно и с молоком. Я люблю молоко. Действительно, – она почувствовала, как взмокла спина.
У Эми были свои трудности, она пыталась удержать на колене чашку с блюдцем. Когда Джорджина предложила ей шоколадное печенье, чашка опрокинулась, горячая жидкость потекла по ноге, промочив виниловую туфлю, а печенье, как летающая тарелка, пролетело через всю комнату.
Инстинктивный порыв Моны помочь окончился также плачевно – второй опрокинутой чашкой. Комичность ситуации растопила лед. Девушки расхохотались с нервным облегчением, и Джорджина, еще ребенком научившаяся наливать чай, не глядя на чайник, опрокинула свою чашку.
Годы спустя, когда Мона вспоминала происшедшее и спрашивала подругу, было ли это случайностью или просто жестом вежливости, Джорджина ссылалась на полную потерю памяти.
– Думаю, вы хотите увидеть… – Джорджина искала правильное слово. – Помещения? Да, помещения. Простите. Все это совершенно для меня непривычно. Я не совсем хорошо знаю, как быть хозяйкой пансиона, никогда не принимала ПГ.
Мона бросилась на выручку.
– А мы никогда не были ПГ, правда, Эми? Уверена, мы будем здесь очень счастливы, так ведь, Эми?
Ее эйфория длилась недолго. Сказать, что спальни были маленькими, значит, вспомнить разные старые водевильные шутки. В каждой – узкая кровать, стол, лампа и комод.
– А где туалеты?
– Нет ни одного на этом этаже.
– Куда предполагается вешать одежду?
– За дверью есть крючки.
– Телевизор?
– Только в гостиной.
Мона любила смотреть фильмы в кровати.
– Думаю, я смогу взять телевизор напрокат.
– Боюсь, нет Проводка слишком слаба. Если будет еще один телевизор, все пробки перегорят. Я боюсь, во всем доме нужно переделать систему электричества.
К этому времени Мона хотела, чтобы Джорджина перестала бояться по всякому поводу. Разве она не знала, что американцам нужны туалеты и телевизоры?
И душ. Здесь была только одна ванная комната, маленький туалет, но зато сама ванна, еще довоенная, огромная, с ножками в виде львиных лап. Эми пришла в востор.
– Bay! В нее поместятся сразу два человека!
Джорджина покраснела. «Не такая уж холодная малышка, в конце концов», – отметила Мона, раздумывая, не является ли мужчина с фотографии причиной внезапного румянца.
– А душ?
– О Боже, – Джорджина снова вздохнула. Даже она, казалось, устала говорить «Боюсь, нет».
– О Боже, – эхом повторила Мона. Без душа она просто не могла жить. Утром ей нужно принять душ, чтобы проснуться. Как еще можно вымыть волосы? Нет смысла обманывать самих себя.
– Я боюсь… Ну, я думаю, Эми и я… Джорджина поспешила согласиться.
– Не стоит отрицать, все здесь довольно примитивно. Никогда не бывает достаточно горячей воды. Я знаю, американки проводят полжизни, принимая ванны. И смотря телевизор. Мне очень жаль, действительно.
Две американки согласились, что это очень досадно. Словно для того, чтобы заставить их почувствовать себя лучше, она добавила:
– И боюсь, нет холодильника. Они даже не посмотрели кухню.
– Нет холодильника?
– Я как раз собиралась приобрести. Один друг организует это, точнее, он так говорит, – краска вновь залила ее щеки.