Читать интересную книгу Раб страсти (СИ) - Блаженный Гавриил

Глава 11

Жизнь в гареме текла своим чередом. Я всё так же развлекался, третируя его обитателей, ну а что, нервные они какие-то. Я понимаю, праздник и всё такое, но не обязательно, же сгонять свои плохие эмоции на мне. Вот и приходилось им петь ("Соловей мой, соловей" в исполнении одного вампирчика был бы чудесен, не фальшивь он так на высоких нотах), танцевать (и ничего эльфа не молнией шибануло, танцевал он, тан-це-вал), рисовать (между прочим, рисовать своими гениталиями в общественных местах, это последний писк моды), читать стихи (то, что они с нецензурными словами, не моя вина, нет). Ну, как-то так.

Мои одежда, обувь и украшения уже готовы, но я пока не рискую в этом показываться. Каждый день я следовал своему плану, и отражение в зеркале уже не заставляло меня нервно вздрагивать. Волосы уже достигали талии, цвета лисьего меха, не ярко рыжие, но и не бледного, неопределённого. Мягкие, шелковистые, густые, расчёсывая их, получал истинное удовольствие и радовался как дитя. Кожа приобрела здоровый цвет, выровнялась, стала мягкой и бархатистой. Брови и ресницы я покрасил, и лицо в момент изменилось, глаза стали ярче, их блеск завораживал даже меня. Пытаясь судить беспристрастно, понимал, что именно глаза — мой главный козырь, в них огонь, страсть, загадка, соблазн.

Тело я привёл в соответствие собственным критериям красоты, теперь я не казался задохликом и заморышем, спина прямая, красиво вылепленные пропорции в наличии, чем не жених, посмеивался над собой. Жизнь была бы прекрасна, если бы не пристальное внимание одного товарища, читай, моего папеньки.

Жизнь моя жестянка, а ну её…

— Что ты задумал? — вспомни… (то самое), вот и оно.

— Ты о чём? — я вообще, цветочек аленький.

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я, хватит дурака из себя корчить, — шипел на меня папашка, демонстрируя длину своих клыков. Впечатлился, проникся.

— Что тебе от меня надо? Ты думаешь я не вижу и не чувствую твоё пристальное внимание к моей персоне? Свои права на меня шипеть ты и моя маман потеряли, когда лишил меня родительской любви, семьи и отдали как животинку на воспитание в казённый дом, — решил продемонстрировать зубы и я. Пощупав кончиком языка удлинившиеся клыки, прифигел, у меня в предках пять клыкастых, а у папика только два, разница, скажу я вам, ощутима, вполне, рот хрен закроешь.

Пришлось глубоко подышать, успокоиться, а то с открытым ртом и торчащими клыками как-то не комильфо. Вся красота насмарку, в зеркало даже смотреть не хочу, вдруг ночью кошмар приснится. Стою, дышу, глазами на этого морального урода сверкаю, вспоминаю, как рассматривал картинки в книгах, где изображены расы во второй ипостаси (обороте). Все красавцы удалые, все равны как на подбор…, шучу, конечно, но впечатлило. Клыки, когти, шипы, да и размерчики не подкачали.

— Ты очень сильно изменился, и я хочу понять, зачем всё это? К чему готовиться? — умерил пыл Даритас.

— Ты сам меня сюда запер, чем теперь недоволен? Если мне грозила опасность, то не обязательно было совать меня в гарем, пристроили бы на кухню или в помощь садовнику, но ты не такой, ты на золотой дороже, тебе обязательно надо было протянуть меня через постель владыки. Какие теперь претензии ко мне? Думаешь, я не понимаю, что ты преследовал, да и до сих пор преследуешь свои цели? Мне уже тошнит от этого места, от его тупых обитателей, я, элементарно на улицу хочу выйти, на лошади покататься, погулять по улицам города. И если для этого мне необходимо подставлять зад повелителю, я это сделаю, — вылил я на спермодателя. — Ты никогда не задумывался, каково это, сидеть взаперти? Куда тебе думать об этом, я для тебя никто, разменная монета. Слушай, а может, ты заговор готовишь, метишь на место Ясимара?

Вау, какой эффект, эту глыбу льда так перекосило, зашипев, он отвернулся, пытаясь взять себя в руки. Ню-ню. Я мальчик "добрый", не тобой воспитанный, гадить умею по разному: по мелкому, по крупному, в душу, мозги тоже засирать умею. Можно сказать, у меня разряд, стаж, опыт, плюс характер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но внутри облегчённо вздохнул, в порыве эмоций блок приоткрылся, и мне стало очевидно, что этот идиот предан своему другу, а так, же то, что за него он больше переживает, чем за меня. И хотя я не его ребёнок, но всё равно стало больно и обидно, не за себя, за мальчишку, который так и не познал в этой жизни любви. Надеюсь, боги, демиурги, высшие силы, не знаю, кто ещё, в следующей его жизни подарят ему много любви и радости, и пацан узнает, что такое счастье.

— Я не собираюсь вредить Ясимару, никак, никоим образом. Ты наблюдал за мной, видел мою реакцию на него, думаю, от тебя этого скрыть не удалось, — горько улыбаюсь. Может как профессионал он и достиг высот, но как отец — он точно не состоялся. — Но у меня к тебе будет просьба. Если я не добьюсь, внимания Яса, если не займу достойное место возле него, ты поможешь мне уйти, скрыться и, возможно тогда, боюсь загадывать на перёд, так как, никогда не говори никогда, мы не увидимся.

— Ты не хочешь познакомиться со своей матерью? — задаёт мне вопрос, разглядывая с интересом.

— Знаешь, у людей есть отличная пословица: не та мать, что родила, а та — что вырастила. Я не знаю, что заставило её отказаться от меня, но я точно знаю — не люблю боль. Буду откровенен, видеть тебя больно, лучше бы мне не знать, я был бы счастлив в своём неведенье, — хочешь правду, получай. — Ты мне поможешь?

Эта козлина ещё и глаза отводит. Вместо цензурных слов сплошное пи.

— Я против, всё же здесь ты под моим присмотром, — убить его, что ли.

— Да не вопрос. И сколько мне надо пробыть в гареме, пока ты насытишь своё не вовремя взыгравшее "отцовское чувство"? Я под твоим "бдительным присмотром" один раз уже чуть не помер (не будем уточнять, что помер)? — моя внутренняя богиня, по имени Язва, вылезла наружу.

— Хватит пугать меня своими взглядами, я тебя всё равно не боюсь. Раз не хочешь помогать, давай договоримся, я больше не хочу тебя видеть, и, временный промежуток "никогда", меня вполне устроит, — склонив голову, набок выдаю ему "признание в вечной любви".

Стоит, смотрит, молчит. Всё, ты нарвался:

— Пошёл вон! Какого хрена тебе от меня надо, а? Что ты, бля, хочешь от меня? Ненавижу! Уходи! Видеть тебя не могу! Достал уже своими взглядами и молчанием. ВОН!

В комнату вбегает смотритель с одним из прислужников, быстро сообразив, что тут произошло, отправляет прислугу за лекарем, а меня пытается успокоить.

— Шарунар, пусть он уйдёт, очень тебя прошу, — выдаю я на одном дыхании.

Тот не теряется, о чём то, пошептавшись с папашкой, выпроваживает его из моей комнаты.

— Наконец-то, — вздыхаю я. — Козёл.

Дальше, как ни в чём не бывало, топаю репетировать танец. Ну, а смотритель, а что смотритель, смотритель в шоке, мягко говоря. Хотелось бы мне сказать, что мысли в его голове скачут словно блохи, но нет, там пустота, эфир, ни одна не засоряет, предполагаю, скачки будут потом, когда очнётся или если очнётся.

Глава 12

День Х приближался, дворец ходил ходуном и содрогался. В гареме все сошли с ума. Наложники закатывали истерики, все сбивались с ног, чтобы им угодить. Кажется, один я был спокоен как удав. Перед охотой.

Мой костюм, чешки и украшения были готовы, танец оттачивался. Лекарь, доведённый до белого каления, дал мне отставку, предварительно проколов все нужные места, поэтому у меня освободилось полдня, а так как всем необходимым я запасся, то на ежедневной к нему прогулке настаивать не стал.

Попросил мальчишку, что шил мне обувь, сделать несколько пар перчаток и занялся садом, предварительно выклянчив у садовника всё необходимое. Время-то занять чем-то надо, а то чего доброго некоторых постигнет преждевременная кончина. А так, музыка, свежий воздух, цветочки, солнышко, ляпота. Наводил порядок, создавал красоту, а потом, в этом же садике и отсиживался.