Я вымыла посуду и убрала со стола, когда пришли супруги Фокс. Они уже знали о наших злоключениях, так как, поздоровавшись, сразу же начали меня расспрашивать о подробностях происшествия. Поскольку Анджей знал больше, я предпочла позвать его, чтобы ассистент сам рассказал обо всем. Я была приятно удивлена, когда он вышел из палатки уже побритый, в свежей сорочке и шортах, приняв вполне приличный вид. Любезно поздоровавшись о гостями, он подробно рассказал, как кто-то разбудил его среди ночи, а поскольку было совсем темно, схватил первый попавшийся ему предмет и начал прогонять животных из палатки. Лишь потом ом обнаружил, что держит в руках топор, которым наносил чересчур сильные удары.
Едва только Анджей окончил рассказ, как в столовую вошел папа, а за ним вождь деревни и двое пожилых островитян, одетых в длинные брюки и белые рубашки. Все поздоровались очень вежливо, но мы, женщины, решили прогуляться к морю, чтобы дать возможность мужчинам свободно переговорить о ночном инциденте.
Через полчаса нас, сидевших на обломках коралловых рифов, разыскал Анджей. По его веселому выражению лица и улыбающимся глазам мы еще до того, как он начал говорить, поняли, что все обошлось и меланезийцы не имеют к нам никаких претензий. Пастору Фоксу пришлось приложить немало усилий и даже напомнить вождю, что жители Улавы, собственно говоря, не вправе содержать свиней и тот, кто их разводит, совершает преступление.
Власти лишь потому смотрят сквозь пальцы на разведение свиней, что эти животные успешно уничтожают кокосовых раков, представляющих здесь подлинное бедствие. Думаю, говорил пастор Фокс, что если профессор пожалуется властям на нашествие свиней, то губернатор прикажет ликвидировать их на Улаве и владельцу животных придется уплатить изрядную компенсацию за уничтоженную муку и другие продукты. После этого вождь переговорил с жителями, а затем извинился перед нами не только за нашествие свиней, но и за утреннюю враждебную демонстрацию своих воинов. На прощание он снял с себя красивое ожерелье из клыков морской свиньи и преподнес его отцу, упрашивая предать всю эту историю забвению и не подавать жалобу. Папа охотно согласился, и мир был полностью восстановлен.
— Сегодня вечером вы получите приглашение на пир! — воскликнула, смеясь, госпожа Фокс. — Поросят отлично испекут на раскаленных камнях и подадут вместе с клубнями таро под острым соусом, а затем вас угостят печеными плодами хлебного дерева, бананами, папайей и, наконец, орехами арека и кокосовым молоком.
Только теперь я заметила, что, улыбаясь, миссис Фокс как-то удивительно щурила глаза, и это придавало ей юный и немного озорной вид. Казалось, перед нами сидела девушка, которая умела исключительно удачно острить. Полагаю, Анджей был просто очарован ее красотой и утонченностью, так как глядел на нее с обожанием. Но через мгновение он опомнился и сказал с нескрываемым сожалением:
— О мадам! Через час мы уезжаем с профессором в глубь острова, чтобы найти подходящее место для исследований. Только Аня будет счастлива провести еще несколько дней в вашем милом обществе.
— Жаль, что вы так скоро покинете Моли! — вздохнула госпожа Фокс. — Очевидно, наилучшие условия вы найдете в О’у. Это маленькое селение на восточном побережье, почти на самой южной оконечности острова. Я слышала, что именно там в одну из ближайших недель должно состояться традиционное посвящение мальчиков, так называемых малаоху, а также связанное с этим торжественное пиршество. Да, да, приближается как раз мангадаа, долгожданный и быстро заканчивающийся сезон ловли бониты, а это всегда сопровождается очень любопытными обычаями. Ведь мой муж тоже советовал избрать именно эту деревню?
— Да, мистер Фокс рекомендовал профессору это селение, но советовал также заглянуть и в другие. В каждом из них можно найти что-нибудь любопытное, говорил он. Аня приедет к нам, когда мы как следует устроимся.
Признаюсь, я не расслышала, о чем еще говорил Анджей, так как все мое внимание привлекла великолепная, очень большая бабочка с крыльями цвета старинного золота. Это чудесное насекомое сверкало на солнце, как драгоценное сокровище, и перелетало с цветка на цветок, порой опускаясь на них, но большей частью паря в воздухе над чашечкой, и, слегка размахивая крыльями, выпивало из нее нектар. Крылья у бабочки были больше моей раскрытой ладони; сидя на цветке, она полностью накрывала его собою. Я очень жалела, что оставила в чемодане мой шелковый сачок, так как легко могла бы поймать ее и поместить в коробку для бабочек. Насколько я припоминаю по урокам зоологии, это была, вероятно, самка Ornithoptera victoriae.
Погнавшись за бабочкой, я услышала в густых зарослях такой громкий птичий гомон, что невольно направилась в его сторону. Пройдя несколько десятков шагов, я вышла на небольшую полянку, посередине которой стояло одинокое развесистое фиговое дерево. На его повисшем суку я увидела огромное гнездо стайных воробьев. Гнездо прикрывала общая кровля длиной более метра, такая толстая, что производила впечатление копны сена, разложенной на суку. Под этой стрехой находилась, пожалуй, целая тысяча плотно соприкасающихся между собою гнезд. Мажешь себе представить, сколько там было писка, чириканья и трепыхания крыльев! И тем не менее все это птичье царство жило в полном согласии, хотя порой случались кратковременные раздоры. То две самочки подрались между собою, то какой-то старый воробей настиг молодого самца-кавалера, который пытался увести у него ветреную супругу. Кавалеру попало по хохолку, так что только перья полетели, а самочка тихонько забралась в гнездышко и своими бисерными глазками с красной каемкой внимательно наблюдала, как ее злосчастный поклонник увертывался от клюва разгневанного супруга.
Все эти «соседские распри» и «супружеские раздоры» тонули в общем гомоне. То и дело прилетали новые стаи, в то время как старые с громким чириканьем улетали за высмотренной заранее добычей. На обратном пути я увидела более десятка дынных деревьев, столь плотно облепленных этими маленькими и юркими птичками, что под подвижной массой тел и перьев нельзя было разглядеть самих плодов. Папайя — излюбленное лакомство стайных воробьев, и человеку приходится изрядно потрудиться, чтобы защитить великолепные плоды этого дерева от ненасытных маленьких хищников.
Близ нашего лагеря я случайно забрела в банановую рощу и на спелых плодах увидела стаю больших зеленых попугаев, среди которых кое-где попадались красные особи. Своими крепкими клювами попугаи с удивительной ловкостью сдирали кожу с плодов и лакомились их нежной и ароматной мучнистой мякотью. Они ели быстро и жадно и только желтыми глазками подсматривали, не спешит ли часом человек, чтобы прогнать их. Птицы соблюдали полную тишину, только иногда раздавалось довольное шипение или, вернее, скрежет, похожий на трение железа о железо. Но вот их желтые глазки высмотрели меня в зарослях. Красные попугаи тут же бесследно исчезли, а зеленые, взлетая, подняли такой галдеж, что я чуть не оглохла. Лишь позднее миссис Фокс объяснила мне, что зеленые попугаи — самцы, а красные — самки. Последние весьма пугливы и избегают людей. Когда они устраивают гнезда, для которых собирают массу материала, увидеть их можно очень редко.