Читать интересную книгу Мы в пятом классе - Людмила Матвеева

— Секретный, — как заворожённая повторила Оксана. — А что там будет? Военная игра?

— При чём здесь военная игра? Неужели непонятно? Штаб — это такое место, мы его сами найдём, сами всё там устроим, можно занавески повесить. И будем собираться для своих секретных разговоров, а чужих не пустим.

— Понятно, — сказала Оксана.

— А какие у нас секретные разговоры? — спросила Лариса.

— Будет штаб, будут и разговоры, — отрезала Оля.

Оля больше не смотрела на Таню. И никому не сказала, что это она, Таня, придумала штаб. Оля просто забыла о Тане. Почему-то у Тани такая особенность — о ней легко забывают. Она стоит здесь же, с ними, вместе с ними опаздывает на ботанику, хотя Ирина Григорьевна очень не любит, когда опаздывают. Она стоит с ними, но они все вместе, а она, Таня, почему-то отдельно. Почему так получается? Таня не знает.

Мимо бежит Максим.

— Тише! — говорит Оля громко. — Мальчишки услышат.

— А разве штаб будет без мальчишек? — спрашивает Люда. — Совсем без мальчишек?

— Конечно, — отвечает Оля. — Ну сама подумай, зачем нам они? Толкаться и драться? Они только это и умеют.

— Он тебя не бьёт, он тебя цепляет, — вдруг очень авторитетно заявляет Людка. — Нравишься ты ему, поэтому он и цепляет.

Оля сразу зарумянилась, махнула рукой на Людку.

— Новости. Меня такие глупости совершенно не интересуют. У него волосы как солома.

Девочки стали шептаться, хихикать. Таня тихо пошла в класс. Одна. Выглянула из двери Ирина Григорьевна, сказала с иронией:

— А вам, девочки, требуется особое приглашение?

Тогда и они пошли, все вместе. Они все вместе, а Таня одна. Никто не вспомнил о ней. Несправедливая эта Оля. Ну и пусть. Не такая уж она хорошая. Только о себе думает, а о других не умеет. С такой дружить не очень-то хорошо.

А что делать? Не станет же Таня, в самом деле, кричать: «Это я, я, я придумала!» Как лягушка-путешественница из сказки. Хорошая сказка, но Таня не станет всем сообщать. Потому что чувствует, как это глупо. Да и лягушка, как только не утерпела и крикнула, так и хлопнулась в болото.

История про серебро

Вовка и Серёжа давно обещали мне рассказать одну историю, которую они называли историей про серебро. Звучало поэтично и загадочно. Сегодня, когда мы шли втроём по улице, я им напомнила:

— А что это за история про серебро? Вы мне так и не рассказали.

— Расскажем? — спросил Серёжа. — Прямо сейчас?

— А чего? Расскажем, — согласился Вова.

В тот день Вовка и Серёжа вышли из рыбного магазина и сразу увидели Колбасника. Колбасника нельзя не увидеть. Даже если на улице толпы народа, он всё равно заметен — очень большой и толстый.

Считается, что большие люди чаще всего бывают добродушными. В самом деле, чего большому злиться? Его никто не обижает, никто не толкает, никто не задевает — он же большой, кто полезет к большому? Но Колбасник — исключение. Он совсем не добродушный. Он почему-то любит всех толкать, щёлкать, дёргать. И когда человеку больно или обидно, Колбасник доволен и улыбается, на щеках образуются ямочки.

Честно говоря, парень неприятный. Но, может быть, он стал таким не сразу? Может быть, он такой злой потому, что с самого первого класса все зовут его Колбасником? Он же на самом деле Толя, Анатолий, а вовсе не Колбасник. Человек не виноват в том, что он толстый.

— Был бы невредный, никто бы его по прозвищу не шал, — спокойно сказал Володя, — а так Колбасник он, и больше никто.

— Ты рассказывай, рассказывай, — торопит Серёжа.

— Выходим мы из магазина, — размеренно продолжает Володя, — смотрим, Колбасник, то есть Толя…

Серёжа перебивает:

— Он вон там стоял, близко от двери магазина. И он нам сказал: «Дайте мне серебро».

— Нет, — говорит Вовка, — он не сказал, а заорал: «Дайте серебро!»

Я спрашиваю:

— Заорал? На вас двоих? А вы?

Володя расправил широкие плечи.

— Я дал. Я его не боюсь, но жадность презираю. Может, вы думаете, что я Колбасника испугался?

— Я не думаю.

— Ну вот. Я ему копеек сорок дал. Он сказал, что ему на мороженое надо и на пирожки.

— Не сорок ты дал, а шестьдесят, я видел.

— Может, и шестьдесят. Я точно не помню. Он деньги взял и сразу ушёл.

Они рассказывают, и я представляю себе, как идут по широкой улице два друга — Серёжа и Володя. Им хорошо всё делать вместе — вот они купили рыбу для Серёжиной кошки, несут рыбу к Серёже домой. Звёздочка, конечно, обрадуется, её любимая еда — рыба. Всё славно, всё дружно. И тут вдруг Колбасник, то есть Толя, кричит на них. А по какому праву? И вообще разве годится кричать на людей? Разве нельзя нормальным тоном сказать всё, что тебе надо? Нет, кричит: «Дай серебро!» И не стыдно ему требовать? Не обойдётся он без этого мороженого? И без несчастных пирожков не проживёт? Странный всё-таки человек.

А Вовка добрый и несклочный. Надо тебе? На, возьми, ешь. Мог бы Вовка и отказать Колбаснику, он не со страху дал. Но Вовке скучно торговаться, рядиться, отказывать. На, возьми. А Серёжа, может быть, и не дал бы Колбаснику, он бы и поспорил с ним, не поленился. Но это если бы Серёжа шёл один. А когда Серёжа с Володей, то такие дела Володя решает, так уж у них заведено. Серёжа молчит, а Володя сам знает, как поступить. Как-то Володя лучше ориентируется.

Конечно, разговор не о шестидесяти копейках и не о сорока копейках, этот рассказ о другом. И вообще это только половина рассказа. А другая половина впереди.

— Идём на днях с Серёжей, смотрим — на том же месте опять стоит он, ну, Колбасник, Толя то есть. И держит в руке большую горсть серебра. Прямо кулак не сжимается — вот столько.

Володя показывает развёрнутую ладонь и покачивает ею вверх-вниз, как будто руке тяжело от серебра, которое лежит на ней горкой.

Серёжа загорается опять:

— Вот такая куча денег! И ни одной медной монеты — всё серебро!

Они увидели эти деньги и подошли поближе. Просто так. А Колбасник сразу руку в карман сунул и спрашивает:

— Вам что?

— Ничего, — ответил Володя, — просто так подошли.

А Серёжа не согласился с Володей.

— Копеек шестьдесят дай нам, пожалуйста. Нам на мороженое.

И очень невинно смотрел на Колбасника.

А Колбасник?

Развёл толстыми руками и ответил:

— У меня нет денег. Где я возьму?

— Вот в этом кармане, — сказал Серёжа. Он не мог представить себе, как человек так нагло обманывает и даже не смущается.

— Иди, иди отсюда. — Колбасник пошёл на Серёжу грудью. А Серёжа не попятился, стоял, как маленький петушок, и голову гордо держал.

Пришлось Вовке оттереть Колбасника от Серёжи.

Вовка тяжело вздохнул и сказал:

— Колбасник, я не люблю драться, ты же знаешь. Но иногда я всё-таки делаю то, что не люблю.

Колбасник вообще-то не очень умный парень. Не дурак, но и не умный — средний. Но тут он сообразил.

— Мне ещё стих учить, — сказал он и быстро ушёл.

— Жадина-говядина! — крикнул Серёжа. Всё-таки Серёжа не мог это так оставить.

А Вовка тогда сказал Серёже:

— Чего зря кричать? Жадные не исправляются. Он так всю жизнь будет теперь жадным, до самой старости.

Серёжа даже рот открыл.

— На всю жизнь? Честное слово? До старости?

— Конечно, — солидно подтвердил Вовка.

И они пошли в кино.

Но, видно, Серёжа не мог забыть до конца этот случай.

Когда мы шли по улице и разговаривали, он и меня спросил:

— Как вы думаете? Может жадина стать не жадиной? Потом, когда-нибудь? Если проучить как следует?

Я не знала. Не думала как-то об этом.

— Этого я, Серёжа, не знаю. Не думала об этом. Знаю другое: щедрым быть лучше, даже удобнее, даже, если хочешь, выгоднее. Хотя слово какое-то противное, но я его специально употребила. Выгодно быть хорошим. Потому что тогда и люди тебя любят, и сам к себе хорошо относишься. Богаче живёшь.

Мы прошли ещё немного.

Перед нами была палатка с мороженым.

— Хотите мороженого? — предлагаю я.

— Спасибо, не хочу, — вежливо отказывается Володя.

А Серёжа весело смотрит на меня и отвечает:

— Мы же не из-за мороженого его ненавидим. Разве мы из-за мороженого?

— Нет, мы совсем не из-за мороженого, — степенно подтверждает Вовка.

Потом они всё-таки соглашаются, что мороженого съесть неплохо. И к истории с серебром, как они сами её поэтично назвали, это не имеет отношения. Мы с ними постепенно начали понимать друг друга и верить друг другу.

Хорошо идти с хорошими людьми в хороший день и есть мороженое. Давно я не ела мороженого на улице. В кафе где-нибудь — да, изредка бывает. А на улице — неприлично вроде, взрослый человек вдруг идёт и ест мороженое. А раньше любила, только это было очень давно.

Лариса задает вопросы

Ещё несколько дней девочки ликовали шёпотом: