Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вышла во двор, порадовалась, что ей дали отпуск именно в такой солнечный день.
«Помогите… А-а-а! Помогите! Милиция!»
Из соседнего подъезда выбежала женщина. Алла только увидела ее лицо и остановившиеся, полные страха глаза. Она еще не успела опомниться, как женщина, схватив ее за рукав, потащила к дверям:
«Скорее, скорее, товарищ милицейская девушка! Там… там…»
На третьем этаже женщина толкнула ее в дверь квартиры: «Там!.. Там!..»
Алла, ничего не понимая, словно автомат шагнула в темный коридор. В глубине его была открыта дверь. Она подошла к ней и заглянула в комнату.
На ковре лежал человек. Босой, в зеленых военных галифе, рядом с ним зловеще поблескивал пистолет, вокруг головы ковер влажно чернел. Что-то липкое подкатилось к горлу, в ушах зазвенело тонко-тонко. В коридоре внезапно стало темно. Хватаясь руками за стену, Алла выбралась на лестничную площадку…
– А во дворе вы никого не заметили?
– Нет, пусто было.
– Ладно, идите. Только в следующий раз не пугайтесь. У нас служба такая.
– Я знаю, извините, – смущенно почти прошептала девушка.
– Ну иди, дочка…
– Стало быть, вы дежурная ПВО?
– Я.
– Ваша фамилия Самойлова, зовут Елена Сергеевна?
– Так, Елена Сергеевна.
– А скажите, уважаемая Елена Сергеевна, в чем заключаются ваши обязанности?
– Если, значит, фашист прилетит, разбудить жильцов в своем подъезде, в убежище их проводить, деткам помочь, там, старухам. Бомбы поджигательные тушить…
– А еще?
– Нести ночное дежурство. У всяких посторонних документы проверять и, если что, милиционера кликнуть.
– Вы все время находились у дверей подъезда?
– Все время.
– Так как же? Никого не было посторонних?
– Никого.
– А что случилось, вы знаете?
– Как не знать, жилец из десятой самострел учинил. Это он из-за нее все.
– Из-за кого?
– Марина у него была. Беленькая такая. Ходила к нему. Что они делали, не скажу, не видела, только часто она у него оставалась. Бывало, ночью вместе приедут на машине, шмыг в парадную и к себе. А потом он ее утром провожает.
– А кроме Марины к Грассу ходил кто-нибудь?
– Много, все его дружки разные. Бывало, идут, а карманы от бутылок рвутся. Безобразить к нему ходили. А он душа простая, добрая, всех пускал.
– А в последнее время?
– Да последнее время его-то и не было. Он ушел в том месяце. На фронт, говорил. Вот только вчера и вернулся в форме и с наганом. «Ты, – говорит, – тетя Лена, меня разбуди в восемь» – и к себе пошел.
– А почему вы в шесть ушли с поста?
– Ах, товарищ начальник, не в шесть – в семь ушла. Гастроном у нас в семь открывают.
– Долго там были?
– Час, наверное, у меня часов-то нет. А домой шла и у ворот двоих военных встретила, они-то мне и сказали, что время пять минут девятого.
– Военные выходили из вашего двора?
– Из нашего. Из ворот.
– Постарайтесь вспомнить их.
– В сапогах хромовых, с ремнями через плечо. У одного, что на часы смотрел, нашивка золотая.
– Какая нашивка, узкая или широкая?
– Широкая, товарищ начальник, страсть какая широкая.
– Вы раньше их не видели?
– Нет, не видела.
– Что дальше?
– Я, конечно, побежала Зиновия Аркадьевича будить. Гляжу, дверь открыта. «Неужто встал?» – думаю. Зашла в комнату, а он лежит. Тут я и побегла на улицу.
– Игорь, – Данилов встал, – дело ясное. Ты сейчас иди в «Вечерку», найди знакомых Грасса, узнай, кто такая Марина. Ты, Степан, с жильцами поговори. Я в управление.
На лестнице Данилов задержался, пропуская санитаров, уносивших убитого. Он прошел сквозь расступившуюся толпу любопытных у подъезда, подошел к машине.
– Извините. – Кто-то тронул его за рукав.
Данилов оглянулся. Перед ним стояла пожилая женщина с пустой авоськой в руках.
– Я хотела вам кое-что сообщить…
– Слушаю вас.
– К гражданину Грассу ходило много разных людей. Журналисты… А три дня назад заходил его сослуживец, подполковник.
– Так, значит, подполковник? Я знаю, летчик?
– Нет, пограничник. Такой интеллигентный, седоватый. Очень жалел, что не застал его.
– У этого подполковника ожог на правой щеке? – внутренне холодея, спросил Данилов.
– Ошибаетесь, у него шрам, белый такой, с левой стороны, здесь. – Женщина провела пальцем от губы до глаза.
Он. Точно он. Широков. Уже в машине Иван Александрович расстегнул крючки воротника. На душе было скверно. Точно так же, как пятнадцать лет назад, когда он в Питере, на Лиговке, потерял след Резаного.
Зачем Широков приходил к Грассу? За деньгами? Может быть, за ценностями? Маловероятно. Ни денег, ни тем более ценностей у убитого не было. Значит, Широкову был нужен Зяма-художник. Но ведь Грасс никогда не связывался с уголовниками. Он делал фальшивые накладные артельщикам, липовые печати на документы, справки. Его «клиентура» была – крупные хозяйственники. Кто же указал Широкову на Грасса? Кто?
В коридоре «Вечерки» пахло керосином. Из-за закрытых дверей вырывался приглушенный стук пишущих машинок, обрывки телефонных разговоров, смех.
В отделе иллюстраций было тихо. Огромное окно распахнуто, за ним в золотистом мареве видны крыши и облезлые церковные маковки. Со стен на Игоря смотрел добрый десяток человеческих лиц. Красивые, строгие и веселые женщины, мужчины с орденами и без таковых, бородатые и бритые, дети.
Из-за стола, заваленного старыми фотографиями, обрезками бумаги, рисунками, газетными полосами, навстречу Муравьеву поднялся человек в синем костюме.
– Я хотел узнать, сотрудничал ли в вашей газете художник Грасс.
– Зяма? Разумеется! Мы с ним гигантские друзья! А с кем имею честь, простите? Смирнов, – представился художник.
– Значит, мне повезло. – Игорь достал из кармана удостоверение.
Смирнов внимательно прочитал его, поднял на посетителя удивленные глаза:
– Нет. Это недоразумение. У него были неприятности, но давно. Он чудный художник. Хороший товарищ.
– Вы его хорошо знали?
– Хорошо – не то слово. Зяма мой лучший друг!
– Значит, мне опять повезло.
– Что? Скажите, что могло с ним случиться? Ах ты господи, Зямка…
Смирнов заметался по кабинету, он был похож на большую птицу.
– Вы сядьте, сядьте, пожалуйста. – Игорь присел на стул. – Дело серьезное.
– Серьезное? – Смирнов сел и сразу же начал перекладывать на столе строчкомеры, пинцеты, ножницы.
– Вы только… В общем, Грасс убит.
Ножницы со звоном упали на пол. Смирнов закрыл лицо руками. Только пальцы мелко вздрагивали.
«Они слишком тонки и красивы для мужчины, – подумал Игорь, – слишком нежны».
Смирнов убрал руки, и Муравьева поразила перемена, происшедшая с этим красивым, не по годам моложавым лицом. Оно сразу постарело, даже глаза померкли. Перед Муравьевым сидел усталый, больной человек.
– Дайте закурить.
Смирнов неумело взял папиросу, прикурил.
– Зяма звонил мне вчера, сегодня он должен был зайти ко мне с новыми рисунками…
Он замолчал. В комнате повисла тишина, гнетущая и тяжелая.
– Кто мог это сделать? – спросил Смирнов.
– Мы еще не знаем. Вот пришли к вам. Надеюсь, вы поможете.
– Я говорил ему: брось эту женщину. Брось!
– Вы имеете в виду Марину?
– Да, Марину Флерову.
– Кто она такая?
– Как вам сказать? Знаете ли, есть категория женщин, красивых, умных, свободных. У них огромный круг знакомых и необычайная жадность к развлечениям. Они не думают, как и где живут. Они просто живут, легко и свободно. Такие обычно нравятся занятым мужчинам. Дайте спички, пожалуйста. – Смирнов снова прикурил. – Марина такая. Немного пишет, чуть рисует, немного снимает, немного поет, снимается в кино… в эпизодах, разумеется. Всего понемногу и – ничего. У нее открытый дом. Народу полно. Можно приехать в полночь, за полночь.
– Она давно знакома с Грассом?
– Да, года три. Он для нее – убежище. Это она говорит… Устав от кутежей, разочаровавшись в очередном увлечении, она убегала к Зяме. Марина называла это – «стать на душевный ремонт». А он терпел, терпел и ждал.
– Вы говорили, что у нее открытый дом? Если я вас правильно понял, к ней мог приходить любой, даже малознакомый человек?
– Да, вы правильно поняли.
– А что вы скажете о людях, которые у нее бывали?
– Всякие. – Смирнов вздохнул. – Наш брат журналист, киношники, актеры. Всякие. А бывает, компания эдаких молодчиков приедет… Хватких таких, разодетых, с короткими пальцами в кольцах. Молчаливые, только пьют да похохатывают. Я их не люблю. Денег у них много.
– А где живет Флерова, знаете?
– Да, конечно.
ДаниловТелефон зазвонил.
– Ты погоди, не части так. Погоди! – Данилов взял трубку. – Данилов слушает. Молодец, Игорь, ты сначала сюда приезжай, а потом уже к мадам поедешь. Давай, жду. Ну, так как будем? – Иван Александрович отодвинул телефон. – Как будем, я спрашиваю, дальше жить? А, Михаил?
- Последний герой романа - Ефим Зозуля - Советская классическая проза
- В добрый час - Иван Шамякин - Советская классическая проза
- Резидент - Аскольд Шейкин - Советская классическая проза
- Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966 - Константин Паустовский - Советская классическая проза
- Три года в тылу врага - Илья Веселов - Советская классическая проза