под кожу, врос в самую сущность…
Как я буду его вырывать, если он не вернется? А если вернется, то во что превратится моя жизнь? Во что превращусь я сама? Что страшнее — потерять мужчину или саму себя, пытаясь удержаться с ним рядом?!
Мне хочется заплакать, но у меня настолько оглушенное состояние, как после удара по голове, что я не могу. У меня просто не получается. Хотя внутри такое, от чего не просто хочется плакать — хочется выть раненным зверем. Вот только поможет ли это?
Очень сомневаюсь.
Я уже жалею, что выгнала Валеева. Так быстро. Как тряпка. Готова звонить и умолять его вернуться. Но есть еще один момент: я работаю учителем в обычной школе. И если вдруг кто-то узнает о моем участии в оргиях, то никого не будет волновать, что я сделала это, потому что пыталась остаться рядом с человеком, которого люблю. Реакция людей, чьих детей я учу, будет однозначной. Кто захочет, чтобы его ребенка учила подобная особа? Выходя за границы, очерченные обществом, стоит четко представлять себе, чем ты рискуешь. Реальность — это не сказка, где все люди терпимы друг к другу. На самом деле люди часто проявляют друг к другу отрицательные чувства, иногда не имеющие под собой веской причины. И что ждет меня тогда? Кто останется на моей стороне? Будет ли Демьян прикрывать меня собой или оставит на растерзание?
Я не знаю.
Ни в чем нельзя быть уверенной до конца. И ни в ком. Цена за наивность и доверчивость бывает огромной.
Бесконечно сидеть в одном месте у меня не получается. Сначала я понимаю, что хочу в туалет. Потом мне хочется хоть чего-то, что притупит мою боль.
В баре у меня есть хороший коньяк. Если так пойдет дальше, то я просто сопьюсь. Может, и к лучшему? У меня не будет никаких других зависимостей, кроме алкоголя?
Во времена учебы в университете я вместе со своим первым молодым человеком Никитой была завсегдатаем клубов. Не видела в выпивке ничего страшного. Наркотики, правда, не пробовала, хотя предлагали. Никита был душой любой компании — веселый, харизматичный, он нравился всем. Люди шли за ним так просто, как будто это было то, чего они всегда хотели. Он был классный. Пока не начал катиться в пропасть. Я пыталась удержать его на краю. Но, наверное, сама катилась в бездну вместе с ним. И удержать его не могла. Самой надо было как-то спасаться. Тревогу забили мама и сестра. Они говорили, что я должна расстаться с ним. Я ругалась, ненавидела их обеих — и мать, и Жасмин. Считала себя правой. Пока на моих глазах от передоза не умерла молодая девочка. Ей было всего восемнадцать. И никто из компании этого не заметил. Все были пьяные или под кайфом. После этого я рассталась с Никитой, хоть мне и было тяжело. И пару лет вообще не ходила в клубы. С людьми из той компании тоже разорвала все связи. И считаю, что поступила правильно. Я смогла из этого выбраться. А вот Никита — нет. Он умер через год после того, как мы расстались.
Тогда я сделала вывод, что погоня за вечным наслаждением может быть губительной.
И не заметила, как вляпалась так сильно, как никогда прежде. Моя зависимость от Демьяна сейчас пугает меня саму.
Сделав пару глотков прямо из горлышка, я убираю бутылку обратно. Это не выход. Это ничего не решит. Остаток субботы проходит возле телевизора. Если меня спросить, что же я смотрела, то я не смогу назвать ни одного фильма и ни одной передачи. Я просто следила глазами за меняющимися картинками и думала, как буду жить без Валеева.
В воскресенье я развела бурную деятельность: уборка, стирка, готовка, проверка тетрадей. Я старалась занять каждую секунду своего времени. Телефон молчал, а рука машинально тянулась к нему, но звонить и писать я себе не позволила. Демьян тоже молчал. Сердце кололо от мысли, что он может быть с другой.
Или даже с другими.
Понедельник закружил меня в вихре повседневных забот. Думать о Валееве было некогда.
Отработав, я поняла, как чудовищно устала и в каком напряжении находилась эти несколько дней.
Выйдя из школы, я вдруг услышала чей-то оклик:
— Даниэла! — имея редкое имя, трудно рассчитывать, что обращаются к кому-то другому.
Чуть повернув голову, я увидела, как ко мне приближается мужчина. Не сразу узнала.
А узнав, испытала прилив негодования.
— Вы меня преследуете?! — выдала, не пытаясь скрыть раздражения.
— Даниэла, мне не хочется, чтобы вы воспринимали меня как врага. Это не так. Я вполне адекватный и состоявшийся человек. Я был бы вам очень признателен, если бы вы уделили мне время. Разговор пойдет о Демьяне.
Я ошарашенно смотрела на Германа. Откуда такая наглость? С чего он решил, что может лезть в мою жизнь?!
— Пожалуйста! — произнес мужчина сдержанно.
Глава 8
Даниэла
Последнее слово удерживает меня от взрыва — я не могу грубить тем, кто со мной вежлив. Но и воспринимать спокойно стоящего поблизости мужчину не получается. Он для меня как триггер. После его появления в моей жизни всё пошло наперекосяк. И скорее всего, это не его вина, ведь он к моей жизни не имеет никакого отношения. Но само его присутствие вызывает во мне некий внутренний протест.
— Мне не хочется с вами разговаривать. Я не понимаю, зачем вы пришли. Я вас знать не знаю. И не хочу узнавать. А если Демьяну есть, что сказать, то это должен делать он. Не вы.
Когда мы общались в прошлую пятницу, то перешли на "ты". Сейчас же я специально использую "вы", чтобы у мужчины не сложилось впечатления, что я рада нашей новой встрече. Ведь я не рада. Ни капли. А потом мне вообще делается нехорошо от мысли, что Демьян мог обсуждать меня с ним, обсуждать наш секс, рассказывать, как я выгляжу обнаженной. Это мысль причиняет физическую боль. Что-то внутри слева сжимается и не отпускает. Я пошатываюсь и словно через вату слышу голос Германа:
— Даниэла! Что с вами? Вам плохо?
Мне плохо. От переживаний становится физически плохо. Я на грани обморока — голова кружится, слова не достигают сознания, отвечать не могу.
— Да что ж это такое! — все же удается мне разобрать.
Меня подхватывает сильная рука. А дальше — дальше я все же отключаюсь. Не знаю, насколько долго по времени. Но в себя прихожу в салоне автомобиля. Это