Оливия подошла ближе и села рядом с ним.
– Мне не удалось согреться под твоим душем, – она с упреком посмотрела на него. – И в этом виноват только ты.
– Я же спрашивал тебя, не хочешь ли ты присоединиться ко мне, – напомнил он ей, делая глоток пива.
– Я не это имею в виду.
– Разве нет?
– По твоей милости я слишком долго стояла у двери и разговаривала с тобой, а в это время вся горячая вода из парового котла вышла.
– Извини, – искренне сказал он. – Согрейся у камина и поешь пиццы.
Сначала Оливия медлила, потом пожала плечами и... набросилась на кусок холодной пиццы.
– У камина хорошо, но в твоей спальне, Валентайн, жуткий холод. Дом промерз.
– Я бы не стал так преувеличивать.
– Тебе все равно, что после заката солнца ты можешь превратиться в ледышку?
– Я приезжаю в этот дом только для того, чтобы переночевать.
– Утром я первым делом вызову специалистов по отоплению. Дебоулды, конечно, могут начать торговать льдами, но спать в них не захотят.
Он улыбнулся ей.
– Совершенно верно, Лив.
– Иногда я бываю сообразительна, – она пожала плечами и взяла еще кусок пиццы.
Мак достал очередную бутылку пива, открыл ее и предложил Оливии:
– Хочешь выпить?
– Почему нет? – Оливия взяла бутылку холодного пива. – Спасибо. Странная ночка. Сижу у камина, поедая холодную пиццу и запивая ее ледяным пивом.
Мак отпил пива, потом произнес:
– Когда мне было девять или десять лет, я мечтал вырасти и стать комедийным актером. А это не странно?
– Да, необычная у тебя была мечта, – она повернулась и посмотрела на него.
– Я знаю, что в это трудно поверить. Я надевал один из костюмов моего приемного отца и рассказывал уморительные истории трем своим собакам.
– Ты жил с приемными родителями? – тон Оливии стал жалостливым.
Мак ненавидел, когда его жалели, поэтому редко кому рассказывал о своем детстве. Зачем он завел об этом разговор с Оливией? Скорее всего, пиво ударило ему в голову.
– Меня несколько раз пытались усыновить.
– А что произошло с твоими родителями?
– Моя мать умерла, когда мне было два года, а отца я никогда не знал.
– Как печально, – она прикусила губу.
– Моя жизнь была не такой уж печальной, – он пожал плечами.
– Твой приемный отец хотя бы не ругал тебя за то, что ты надевал его костюм?
– Однажды вечером он раньше вернулся домой, увидел меня в этом костюме и взбесился.
– Что он сделал?
– Выпорол меня.
Оливия открыла рот от возмущения.
– Вот ублюдок! Да как он посмел!
Мак с горечью рассмеялся.
– Что было, то было, – беспечно сказал он, пытаясь скрыть в голосе признательность Оливии за сочувствие. – Двадцать пять лет назад отцам надлежало вести себя практично и не проявлять излишней нежности, – он сделал большой глоток пива. – Все дети один или два раза получают от отцов хорошую выволочку.
Оливия наклонилась к Маку и посмотрела на него с грустью и заботой во взгляде.
– В этом ты не прав.
– Зато я получил хороший урок и больше никогда не брал его костюмы.
Какое-то время оба молчали, попивая пиво и глядя на огонь камина. Мак затих и уже начал засыпать, как вдруг услышал голос Оливии.
– Что? – он повернул к ней голову.
– А почему ты не стал комедийным актером?
– Мне быстро расхотелось.
– Ты просто лентяй, – она улыбнулась. Ее щеки пылали, она была очень красива в этот момент. Зевнув, Оливия поудобнее устроилась в кресле. – Теперь у тебя есть возможность потренировать на мне свои актерские способности.
От ее слов Мак вздрогнул, но ничего не сказал. Он не собирался торопить события. Хотела того Оливия или нет, ей все больше нравился Мак. Рано или поздно она станет его любовницей, а Оуэн Уинстон поймет, что милашка и недотрога Оливия отдалась мистеру Валентайну по собственной воле.
Дыхание Оливии стало медленнее и равномернее. Через несколько минут Мак закрыл глаза и тоже заснул.
Оливия проснулась и изумленно огляделась. Она сидела перед почти погасшим камином. Сначала ей показалось, что уже наступило утро, но, взглянув в окно, она увидела черноту ночи.
– Эй!
Она посмотрела на Мака, который сидел напротив и не отрывал от нее жадного взгляда.
– Который час?
– Около трех.
Оливия несколько раз моргнула, чувствуя себя будто в тумане.
– Я должна вернуться в кровать.
– Там же холодно.
– Да, – сказала она, продолжая сидеть и пристально смотреть на Мака.
Он поднялся, подошел к ней и присел на корточки. Под его взглядом Оливии стало не по себе.
Он протянул руку, чтобы коснуться ее лица. Она схватила его за мускулистое запястье. Мак остановился и посмотрел на нее. Ее сердце бешено колотилось, когда он наклонился к ней ближе. Годы затворничества сделали свое дело. Оливия решила не противиться Маку.
Обняв за шею, она притянула его к себе и с жадностью поцеловала.
Глава седьмая
Тихо выругавшись, Мак подхватил Оливию на руки и опустился на ковер.
Оливия оказалась над ним и принялась целовать его в губы. Вот уже десять лет она не прикасалась к мужчине, не целовала его, не чувствовала теплого мужского дыхания у своих губ. Свежий аромат кожи Мака возбуждал ее. Оливия отмахнулась от доводов рассудка. Запустив пальцы рук в волосы Мака, она сжала его голову и приподняла, чтобы было удобнее целовать его. Ее поцелуи были нежными, страстными и неторопливыми. Все, чего она сейчас хотела, так это сильнее прильнуть к нему, почувствовать жар его тела, хотя бы на несколько минут забыть о том, что они враги, не задумываться о последствиях.
Легким движением Мак опрокинул ее на спину. Отогревшись у огня, она погрузилась в сладостную истому. Чувствуя ее желание, Мак принялся исследовать ее тело. Его рука скользнула ей под рубашку, и Оливия ощутила прикосновение его ладони к своему животу. Она испытывала страх и одновременно желание, когда он прикасался к ней. Ее дыхание стало прерывистым, она ощущала, как напряглись ее груди под его ласками, чувствовала возбуждение Мака.
Он провел пальцами по ложбинке меж ее грудей. Оливия выгнулась, молчаливо побуждая его продолжать.
Мак сразу понял ее жажду и принялся ласкать ее с невероятной нежностью. Он целовал ее в губы, мучительно неторопливо касаясь ладонью ее сосков. Оливия подрагивала и постанывала. Ласки Мака были настоящей сладостной пыткой. Оливии казалось, что она погрузилась в горячую воду, и ей совсем не хотелось вылезать из нее.
Однако подсознательно Оливия понимала, что если сейчас не остановится, то пожалеет об этом.