Читать интересную книгу Фонарь на бизань-мачте - Лажесс Марсель

— В последние годы, — сказал господин Букар, — если случалось стихийное бедствие, правительство всегда отпускало жителям наличные продукты питания — в порядке ссуды, конечно. На этот раз, видно, правительству посоветовали поступить иначе. Нам прочитали нотацию насчет нашей непредусмотрительности и даже сказали, что это должно послужить нам хорошим уроком. Наконец в прошлый понедельник в резиденцию губернатора пригласили нотаблей города, и его превосходительство объявил, что согласен отдать в их распоряжение пять тысяч мешков риса, но оставляет за собой право проконтролировать, как они будут распределены. Тревога, однако, продлилась всего две недели. Я и сейчас себя опрашиваю, не был ли это только предлог, чтобы обвинить нас в том, что мы морим голодом наших рабов!

Из этого разговора я понял, что беспокойство по поводу нового настроения властей докатилось и до сельской местности.

Узнав, что я двоюродный брат Франсуа Керюбека, господин Букар пригласил меня в гости на косу д’Эсни, где находилось его поместье, добавив, что его семья будет счастлива со мной встретиться. Он был знаком с Франсуа.

— Ваш кузен был немножечко нелюдим. Он редко принимал участие в наших так называемых светских сборищах. Во всех этих танцульках, прогулках по морю или по берегу, которыми так увлекается молодежь. А между тем большинство матерей семейств в нашем округе глаз с него не спускали. Нельзя и вообразить себе зятя, более отвечающего их мечтам. Никаких родственников, красавец, повыше вас ростом и, что отнюдь не вредит, солидное состояние вкупе с роскошным поместьем. Однако и вы, молодой человек, тоже можете оказаться идеальным зятем. У меня впечатление, что придется вас защищать…

Господин Букар представлял собой тип того самого колониста, каких я когда-то себе рисовал. Мужчина в годах, очень просто одетый, но не гнушающийся ни вкусной едой, ни добрым французским вином, — как я позднее узнал, вино ему доставляли прямехонько из Бордо. Мне он показался милым, и я обещал заехать к нему, как только устроюсь. Я поделился с ним своими опасениями.

— Уверен, что меня ожидает там тяжкий труд, — сказал я. — Скоро исполнится год, как умер Франсуа. И, вероятно, рабы под руководством лишь одного управляющего делали все, как им бог на душу положит. Нотариус мне сообщил, что уборка сахарного тростника прошла хорошо, да и собранного зерна хватило для питания рабов. Я не строю себе иллюзий и не сомневаюсь, что мне придется много чего изучить, чтобы добиться успеха. Я не силен в земледелии, не знаю ни почв, ни климата.

— Могу сразу вас успокоить, — ответил господин Букар. — Вы найдете свое имение в полном порядке. Ваш управляющий — преданный человек, он почитает долгом своим продолжать начатое в ожидании вашего приезда. В дальнейшем мы с удовольствием готовы помочь вам своими советами. Да вот посмотрите на госпожу Гаст: она после смерти мужа, немного поколебавшись, сама взялась присматривать за своими полями. И хотя ее доходы не приумножились, но безусловно и не сократились. Живет она в полном достатке и может себе позволить купить шляпку из итальянской соломки, буде того пожелает.

Господин Букар улыбнулся и кончиком своей палки дотронулся до розоватых вьюнков, что цвели на обочине.

— Странная вещь, — сказал он, — эти дикие лилии растут на влажных местах и зацветают обычно все разом. Бывает, что по лесам и полям словно бы расстилается розовая скатерть. Это предвестие дождя. На другой день все цветы бывают затоплены.

Мы повернули обратно, и господин Букар показал мне довольно просторную хижину с соломенной крышей. Двор зарос сорняками, и хижина с плотно закрытыми ставнями производила грустное впечатление заброшенности. Чувствовалось, что время уже принялось за свою безжалостную работу.

— Всего несколько месяцев назад, — сказал господин Букар, — здесь проживал один из самых доблестных сподвижников Сюркуфа, старый Доминик. Если случалось каким-нибудь путникам вроде нас прогуливаться мимо этих дверей, то частенько до них доносились громкие голоса, угрозы, рыдания, так как старик в свои семьдесят восемь лет еще закатывал страшные сцены ревности своей жене, возраст которой давно перевалил за шестьдесят. Однажды вечером, охваченный бешенством, он убил ее и перерезал себе горло. Не могу пройти мимо этой хижины, не вспомнив об этих двух существах и не задавшись вопросом, были ли они счастливы несмотря ни на что. Наверное, все-таки были как-то по-своему и, возможно, более глубоко, чем мы полагаем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нас уже ожидали в харчевне, чтобы пуститься в путь.

Позавтракать мы собирались в Кюрпипе. За околицей деревушки Мениль дорога опять углубилась в лес, перемежаемый там и сям прогалинами и домами. Госпожа Гаст показала мне дом, где жил Лаперуз во время своего пребывания на острове Маврикий, а также другой дом, прямо напротив, принадлежавший семейству Бруду. И поведала мне о любви прославленного мореплавателя к креолочке с Маврикия. Любви, которая вызвала недовольство семьи Лаперуза, любви, что должна была одержать победу, но не могла длиться долго. Прожив со своей креолкой два года, Лаперуз ушел в плавание и никогда уже более не вернулся.

— А проживи он благополучно рядом с женой всю жизнь, разве бы мы вспоминали о его счастии, разве пришло бы кому-нибудь в голову показать проезжему его старый дом? — спросил я госпожу Гаст.

Озадаченная, она на секунду умолкла, потом сказала:

— Да, это верно, у счастливой любви не бывает истории.

Она долго еще оставалась задумчивой, отвернув лицо к дверце. Над дорогой вздымался легкий туман.

IX

В Кюрпипе нас ожидал сюрприз. В большом зале трактира был накрыт стол, на нем стояли бутылки с вином; но там царила странная суматоха. Слуги вбегали в одну дверь и выбегали в другую. Какая-то замарашка с подвернутыми рукавами пронесла дымящийся таз. Еще одна негритянка бросилась ей на помощь, и обе исчезли, нырнув внутрь дома. Лошади во дворе били копытами о землю.

Наконец появился некто, имевший тут, казалось, какую-то власть, и объявил, что завтрак нам подадут немедля.

— Простите великодушно за всю эту кутерьму, — сказал он, — но у моей жены — а она поистине душа этого дома — начались боли, и я надеюсь, что не сегодня завтра… словом, дамы и господа, будьте любезны, присаживайтесь…

— Здорово нам повезло, — проворчал господин Букар.

Переутомленный молодой человек, покраснев, отвернулся к окну.

— Госпожа Кошран в отчаянье от этой заминки, — ответил хозяин трактира.

Мы попытались его убедить, что это мы должны извиниться за вторжение в столь неудачный момент. Он выпрямился.

— Господа, — сказал он, — солдат, что бы там ни было, не покидает свой пост!

— Подходящий случай сделать подобное заявление, — сказал господин Букар и, повернувшись ко мне, добавил: — Госпожа Кошран много лет была маркитанткой расположенного в Кюрпипе сторожевого поста. Его только что упразднили.

Кушанья принесли, когда муж госпожи Розы сказал, что он просто умирает с голоду. Тут мы впервые услышали звук его голоса.

Несмотря на заминку, как выразился господин Кошран, еда оказалась обильной и разнообразной. Мы приступили к десерту, когда госпожа Гаст попросила ее извинить.

— Я хочу, — сказала она, — навестить эту женщину до отъезда.

И направилась в комнату, занимаемую трактирщиком. Когда мы уже были готовы сесть в экипаж, госпожа Гаст вернулась и приказала кучеру достать один из ее чемоданов.

— Я не еду, — сказала она. — Случись что-нибудь с этой женщиной, я никогда себе не прощу. Не могу я ее оставить на попечение рабов и мужа, от которого, как и от всех мужей в таких случаях, нет никакого проку. Я как раз вовремя вошла в комнату и помешала им убедить ее, что надо лечь на пол, чтобы земля придала ей силы скорей разродиться.

В ней снова была та живость, которая так удивила меня в первый день, когда мы увиделись с ней в коридоре гостиницы, и даже лицо ее порозовело.

— Но как вы сумеете… — начал было я.