Дымницкий реагирует молниеносно. Громко приказывает «ложись» и бросается к шкафу, в котором хранится наше оружие.
Парни шустро рассредотачиваются по комнате. Я резко тяну девчонку за руку, валю на пол и закрываю собой. Буквально за секунду до того, как раздаются звуки выстрелов…
*********
Старая саманная постройка Кабана и без того нуждалась в капитальном ремонте, а теперь так тем более. Если вообще есть смысл что-то тут восстанавливать.
Осматриваю помещение и качаю головой. Стекол в окнах нет. Стены местами в решето. Кругом погром.
— Охереть, — подтягивая тощие ноги к груди, судорожно выдыхает сидящий в углу Пашка Зорин. Тоже, судя по всему, мысленно оценивает урон.
— Пулемет — страшная сила, — хмыкает Дымницкий, убирая свой калаш в сторону. — Подготовились сучары.
— Знали, что вместе будем. Шугануть хотели.
— Выпей, полегчает, — слышу голос Черепанова за спиной.
— Отвали от нее, — цежу сквозь зубы. Отчего-то неимоверно раздражает его навязчивая забота.
В дом заходит Виталик, сообщает о том, что незваные «гости» убрались восвояси.
— Там ваш лексус немного пострадал.
— Зашибись.
— Предупреждение, — шмыгает носом Мина. — Дуршлаг у тебя теперь, Кабан, а не хата.
Тот в ответ пинает ногой груду битых тарелок и выдает поток нецензурной брани.
— Молоток, Санек!
Оборачиваюсь, как раз в тот момент, когда Рыжая опрокидывает в себя стопарь с водкой. Сидит на полу у перевернутого дивана рядом с Черепановым. Лицо бесстрастное. Глаза стеклянные. Не истерит. Не плачет. Вообще ноль эмоций.
Тоха поглаживает ее по макушке и молча подставляет вторую стопку.
— Выпей еще.
— Хватит ей, — замечаю ледяным тоном.
— Так это, стресс надо снять, Илюх…
Смотрю на него сердито. Нарочно вымораживает меня сегодня?
— Короче, завтра надо ехать к Лопыреву. Иначе, вальнут нас, Паровоз, — хмуро подытоживает Дымницкий.
— Ехать к Лопыреву? После этого? — испуганно уточняет Зорин. — Кир, ты как себе это представляешь?
— Да вот так же, с пулеметом, — спокойно отзывается тот.
— Перетру с отцом еще. Пересидите где-нибудь до утра. Созвонимся с левака и порешаем. Долю отдай мою с фур, — отталкиваюсь от подоконника.
— Ладушки. Пора, по ходу, в Москву перебираться насовсем.
— Либо Иссоповых всех валить, — продолжают рассуждать вслух.
— Ну че ты, храброе сердце, молчишь? — притихший Кабанов наклоняется к девчонке.
— А мне нечего сказать. Убьют вас всех однажды, — отвечает она уверенным, ровным голосом.
— Не нагнетай, Сашка! — отмахивается Дымницкий. — Прорвемся!
— На тот свет? — глядя в одну точку, уточняет она равнодушно. — Прорветесь обязательно. Это лишь вопрос времени. Можете места на кладбище уже приобретать в принципе. Ванная где?
— Направо, дальняя дверь, — не сразу подсказывает Виталик.
Я убираю пакет с баблом за пазуху. Она встает, отряхивает джинсы и удаляется в указанном направлении.
— Огонь-девка, — почесывая репу, пялится ей вслед Черепанов. — Другая бы сопли на кулак наматывать начала, а эта бесстрашная чуть ли не под пули кинулась, чтобы нас предупредить.
— По тупости своей! — ору, взбесившись.
— Илюх…
Идиот. Какого хрена взял ее с собой? Надо было оставить у Семеновны. Пусть бы тихо-мирно там торчала. Оладьи свои, к примеру, пекла!
— Один из нас мог бы словить шальную, если бы не Саша, — вклинивается в наш разговор Дымницкий.
— Она сама могла ее словить, — высекаю зло. — Сидела бы мышью на полу в тонированной тачке. Зачем рисковала? Кто просил?
— А если бы они заметили ее и достали оттуда? — он вскидывает бровь, а у меня внутри все холодеет. Потому что на минуту представил себе эту ситуацию.
Отпустила мамаша в деревню. Чем могла закончиться эта поездка, один Всевышний знает…
— Надо мотать отсюда, пока эти суки не вернулись с подкреплением.
Киваю.
— Собираемся по-бырику, братва, — командует Кир, пару раз хлопнув в ладоши.
Достаю из пачки сигарету. Иду по коридору. Подхожу к двери ванной комнаты и стучу по ней, подгоняя девчонку.
— Поехали!
Выходит оттуда почти сразу. На меня не смотрит. Застегивает куртку. Задев плечом, проходит мимо.
Иду за ней. Дом покидаем молча, но на улице меня прорывает.
— Чем ты думала, когда вылезла из машины? Совсем спятила?!
Поднимает на меня глаза. Взгляд по-прежнему пустой и холодный. Это начинает тревожить. Ненормальная, нездоровая у нее реакция на произошедшее.
— Что ты блять вылупилась на меня? Мозги у тебя есть? — стучу указательным пальцем по ее лбу. — Не могла спрятаться и переждать? Надо обязательно лезть в самое пекло? Что ты за дура такая отмороженная?
Переключает свое внимание на падающий снег. Тихо вздыхает. И пока меня колотит от гнева, она остается абсолютно спокойной, не выдавая ничего, кроме полнейшего пофигизма.
— Не одупляешь, чем все могло для тебя закончиться? Нет? Не доходит? — ору, нависая над ней. — Матери пришлось бы в твою честь церковный хор заказывать! Осознаешь это, бестолочь?
Замолкаю. Повисшую между нами тишину нарушает лишь воющий ветер, сбивающий метель в косую линию.
— Все сказал? Едем в Бобрино или нет? — интересуется, открывая дверь.
Поджигаю чертову сигарету только с третьей попытки. Отворачиваюсь. Мне не мешало бы немного остыть. Трясет всего!
Она садится в машину, а я еще пару минут осматриваю тачку по кругу. Как объясняться с мажором — не понятно. Сколько придется отвалить за возмещение ущерба — не представляю.
«Ваш лексус немного пострадал»
Ни хера себе немного! Это полный звездец…
Покатался, мать твою!
Глава 5. Рыжая-бесстыжая
— Сын, ты ли это? — слышу пропитанный изумлением возглас отца, стоит лишь ступить на порог его дома. — Пришел-таки! Ну надо же! Чтоб мне провалиться на этом самом месте!
— Только из-за пацанов, — вставая напротив, отзываюсь равнодушно.
— Ну разумеется, — откладывает вилку и, поправляя на себе влажную простыню, давит кривую ухмылку. — Может, в баньку? Выпьешь с нами?
— Нет. У меня к тебе серьезный разговор.
— Ну раз так… Оставьте нас, мужики, — обращается к присутствующим, сидящим за столом. — Поныряйте пока в снег. Полезно для сосудов.
— Игнатьич… — Кирилюк с опаской посматривает в мою сторону.
— Пошли вон, я сказал! — орет он нетерпеливо. — И шваль с собой заберите, — кивком головы указывает на голых баб, занявших скамейку.
— На выход! — подгоняет их Евсей.
— Привет, Илюша! — пьяно хихикает одна из них, и, проходя мимо, лезет к моему лицу.
— Руки убрала, — скидываю с себя ее ладони.
Меня аж передергивает. Наверное потому что в памяти всплывают некрасивые картинки из моего прошлого. Сколько лет мать терпела всю эту грязь даже не берусь подсчитывать…
Делегация удаляется. Последним за дверь выходит Кирилюк, продолжая при этом сверлить меня недоверчивым взором.
— Твои псы так и ждут от меня подвоха, — ухмыляюсь насмешливо.
— А кто ж тебя знает, Илюх, — отец откидывается на спинку стула и, растянув губы в усмешке, вставляет в рот сигарету. — Вдруг ты завалить