- Да в такую Богородицу! - взревел Платон. - Будь это язык мусульманский, он бы у меня давно пел, как кот на крыше, а такой, свой - ну что с ним делать? Хоть ремни ему из спины режь - в нас не поверит!
Ясно было, что все так и есть - не поверит. Нету пополнения у невеликой воинской команды, выходит, что и не будет, игра идет при прежнем раскладе с теми же ставками, где у них - медяк против горстки золотых, двойки против козырей и картинок...
- Ладно, - сказал поручик, чуя в себе страшную опустошенность и тоску. - Развязывай его, и тронемся. Время уходит. А у нас мало его. Еще образованный, должно быть... Что стал? Выполняй приказ!
Развязали Фому неверующего и в молчании взобрались на коней. Поручик, немного отъехав, зашвырнул в лопухи "бульдог" и не выдержал, крикнул с мальчишеской обидой:
- Подберешь потом, вояка! А еще нигилист, жандармов он гробит! Тут такая беда...
В горле у него булькнуло, он безнадежно махнул рукой и подхлестнул коня. Темно все было впереди, темно и безрадостно, и умирать не хотелось, и отступать нельзя никак, совесть заест; и он не сразу понял, что вслед им кричат:
- Господа! Ну, будет! Вернитесь!
Быстрый в движениях нигилист поспешал за ними, смущенно жестикулируя обеими руками. Они враз остановили коней.
- Приношу извинения, господа, - говорил, задыхаясь от быстрого бега, человек в сером сюртуке. - Обстоятельства, понимаете ли... Находиться в положении загнанного зверя...
- Сам, поди, себя в такое положение и загнал, - буркнул тяжело отходивший от обиды Платон. - Неволил кто?
- Неволит Россия, господин казак, - сказал тот. - Вернее, Россия в неволе. Под игом увенчанного императорской короной тирана. Народ стонет...
- Это вы бросьте, барин, - угрюмо сказал урядник. - Я присягу давал. Император есть Божий помазанник, потому и следует со всем возможным почтением...
- Ну а вы? - Нигилист ухватил Сабурова за рукав помятого полотняника. - Вы же человек, получивший некоторое образование, разве вы не видите, не осознаете, что Россия стонет под игом непарламентского правления? Все честные люди...
Поручик Сабуров уставился в землю, покрытую сочными лопухами. У него было ощущение, что с ним пытаются говорить по-китайски, да вдобавок о богословии.
- Вы, конечно, человек ученый, это видно, - сказал он неуклюже. - А вот говорят, что вас, простите великодушно, наняли ради смуты жиды и полячишки... Нет, я не к тому, что верю в это, говорят так, вот и все...
Нигилист в сером захохотал, запрокидывая голову. Хороший был у него смех, звонкий, искренний, и никак не верилось, что этот ладный, ловкий, так похожий на Сабурова человек может запродаться внешним врагам для коварных усилий по разрушению империи изнутри. Продавшиеся, в представлении поручика, были скрючившимися субъектами с бегающими глазками, крысиными лицами и жадными растопыренными пальцами - вроде разоблаченных шпионов турецкой стороны, которых он в свое время приказал повесить и ничуть не маялся оттого угрызениями совести. Нет, те были совершенно другими - выли, сапоги целовали... Этот, в сюртуке, на виселицу пойдет, как полковник Пестель. Что же выходит, есть ему что защищать, что ли?
- Не надо, - сказал поручик. - При других обстоятельствах мне крайне любопытно было бы вас выслушать. Но положение на театре военных действий отвлеченных разговоров не терпит... Кстати, как же вас всетаки по батюшке?
- Воропаев Константин Сергеевич, - быстро сказал нигилист, и эта быстрота навела Сабурова на мысль, что при крещении имя тому давали все же другое. Ну да Бог с ним, нужно же его хоть как-то именовать...
- Значит, и Гартмана вы - того...
- Подлого сатрапа, который приказал сечь заключенных, - сказал Воропаев, вздернув подбородок. - Так что вы можете... по начальству...
- Полноте, Константин Сергеевич, - сказал Сабуров. - Не до того, вы уж там сами с ними разбирайтесь... Наше дело другое. Представляете, что будет, если тварь эта и далее станет шастать по уезду? Пока власти зашевелятся...
- Да уж, власти российские, как указывал Герцен...
- Вы вот что, барин, - вклинился Платон. - Может, у вас, как у человека умственного, есть соображения, откуда эта казнь египетская навалилась?
- Соображения... Да нет у меня соображений. Знаю и так, понимаете ли...
- Так откуда?
- Если желаете, сейчас и отправимся посмотреть. Вы позволите, господин командир нашего партизанского отряда, взять ружье?
- Почел бы необходимым, - сказал Сабуров. Воропаев взбежал по ступенькам и скрылся в доме.
- Что он, в самом деле бомбой в подполковника? - шепнул Платон.
- Этот может.
- Как бы он в нас чем из окна не засветил, право слово. Будут кишки на ветках колыхаться...
- Да ну, что ты.
- Больно парень характерный, - сказал Платон. - Такой шарахнет. Ну да, раз сам мириться следом побежал... Ваше благородие?
- Ну?
- Непохож он на купленного. Такие если в драку, то уж за правду. Только вот неладно получается. С одной стороны - есть за ним какая-то правда, прикинем. А с другой - как же насчет священной особы государя императора, коей мы присягу ставили?
- Господи, да не знаю я! - сказал в сердцах Сабуров. Показался Воропаев с дорогим охотничьим ружьем. Они повернулись было к лошадям, но Воропаев показал:
- Вот сюда, господа. Нам лесом.
Они обошли дом, оскользаясь на сочных лопухах, спустились по косогору и двинулись лесом без дороги. Сабуров, глядя в затылок впереди шагавшему Воропаеву, рассказывал в подробностях, как все обстояло на рассвете, как сдуру принял страшную смерть великий любитель устава и порядка ротмистр Крестовский со присными.
- Каждому воздается по делам его, -- сухо сказал Воропаев, не оборачиваясь. - Зверь. Там с ним не было такого кряжистого в партикулярном?
- Смирнов?
- Знакомство свели?
- Увы, - сказал Сабуров.
- Значит, обкладывают... Ну да посмотрим. Вот, господа.
Деревья кончились, и начиналось болото - огромное, даже на вид цепкое и глубокое. И саженях в трех от краешка сухой твердой земли из бурой жижи торчало, возвышалось нечто странное - словно бы верхняя половина глубоко ушедшего в болото огромного шара, и по широкой змеистой трещине видно, что шар внутри пуст. Полное сходство с зажигательной бомбой, что была наполнена горючей смесью, а потом смесь выгорела, разорвав при этом бомбу - иначе почему невиданный шар густо покрыт копотью, окалиной и гарью? Только там, где края трещины вывернуло наружу, виден естественный, сизо-стальной цвет шара.
Поручик огляделся, ища камень. Не усмотрев такового, направил туда кольт и потянул спуск. Пуля срикошетила с лязгом и звоном, как от первосортной броневой плиты, взбила в болоте фонтанчик бурой жижи.
- Бомба, право слово, - сказал Платон. - Только это ж какую нужно пушку - оно сажени три шириной, поди... Такой пушки и на свете-то нет, царь-пушка и то не сдюжит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});