Читать интересную книгу Неравная игра - Пирсон Кит А.

— Это на совести моего предыдущего агента. Вы знаете, что Гугл можно попросить не отражать личную информацию в результатах поиска?

— Ах да, припоминаю. Несколько лет назад один испанец затеял судебное разбирательство на этот счет.

— Постановление о «праве на забвение», — как бы ненароком уточняет Стейси. — Основывалось на Директиве ЕС о защите данных 1995 года.

К стыду моему, девушка еще и в современной юриспруденции разбирается получше моего.

— В общем, — продолжает она, — мой предыдущий агент решил избавиться от всей информации в сети, которая противоречила бы моему нынешнему амплуа. Собственно, поэтому он и стал «предыдущим».

— Вашему нынешнему амплуа?

— Вы вправду считаете, что пустышка в шоу — это я и есть?

Она просто улыбается, хотя, как мне представляется, имеет полное право на ехидную ухмылку.

— Должна признать, на экране вы были весьма убедительны. Теперь я понимаю, почему вы хотите стать актрисой.

— Еще одно заблуждение. Сниматься мне не впервой, точнее было бы сказать, что я хочу возобновить актерскую карьеру.

Тут до меня доходит, что я уже получила гораздо больше материала, чем ожидала, но ничего не успела записать.

— Вы не против записи нашего разговора? Складывается ощущение, что он окажется более обстоятельным, чем я ожидала.

Не дожидаясь разрешения, кладу телефон на середину стола и включаю запись.

— Я могу говорить о чем угодно, но не забывайте список запретных тем, что вам прислала Трина. Определенные вещи обнародовать мне не хочется.

— Да-да, конечно же.

М-да, все-таки следовало посмотреть сообщение.

Но теперь уже поздно.

— Итак, Стейси, расскажите подробнее о начале вашей карьеры.

— Играла я с самого детства, но в одиннадцать лет из-за проблем со здоровьем мне пришлось оставить актерскую карьеру. Когда же я, слава богу, полностью поправилась, то решила полностью сосредоточиться на учебе. А уже по окончании университета мне предложили поучаствовать в программе «В эфире Челси». Я согласилась, хотя в тогдашнем моем состоянии серьезных решений принимать не следовало… Скажем так, я пребывала в некотором разладе с собой.

— Вы жалеете о своем участии в этом реалити-шоу?

— Жизнь слишком коротка для сожалений, но решение и вправду было не самым разумным, с точки зрения карьеры.

— А где вы снимались в детстве?

— Да где только не снималась! И в рекламе, и в сериалах. Играла в театре. Ах да, еще мое имя значится в титрах двух полнометражных фильмов.

— Неудивительно, что вы уволили своего агента. Только подумать, заблокировать в Гугле все упоминания ваших работ!

— Ах, вовсе нет, — небрежно бросает Стейси. — Все это можно найти, если искать по моему настоящему имени.

— Настоящему имени?

— Стейси Стэнуэлл — псевдоним для шоу «В эфире Челси». Мое настоящее имя — Стейси Нитеркотт.

Фамилия редкая, и прежде мне доводилось слышать ее только раз.

— Есть же такой театральный режиссер, Лэнс Нитеркотт?

— Это мой отец.

И хотя имя Лэнса Нитеркотта отнюдь не у каждого на слуху, в первую очередь из-за его едва ли не отшельнического образа жизни, в театральном мире вес оно все же имеет. Похоже, я в кои-то веки не понапрасну трачу время.

— А, так Лэнс Нитеркотт — ваш отец? — уточняю я, делая вид, что не впечатлена этим сенсационным признанием.

Стейси разом сникает.

— Был, — вздыхает девушка. — Он умер.

А вот эта новость меня даже несколько потрясает. Не припомню, чтобы кончина режиссера освещалась в прессе. Похоже, его стремление избегать излишнего внимания не смогла изменить даже смерть.

— Мне очень жаль, Стейси.

— Ну да, всем жаль, — сухо отзывается она, даже не пытаясь скрыть горечь.

Вспоминаю один из советов Эрика: эмпатия — лучший таран. Весьма мудрый совет, и за годы работы я не раз прибегала к нему, чтобы разговорить замкнутого собеседника.

— А у меня отца не было. То есть настоящего.

Девушка отзывается на мое откровение вопросительным взглядом.

— Он бросил нас через несколько месяцев после моего рождения, — поясняю я. — С тех пор я ничего о нем и не слышала.

Признание мое, строго говоря, не совсем правдиво. Деннис Хоган вовсе нас не бросал — он получил пожизненное за изнасилование и убийство проститутки. Тем не менее в моем представлении он мертв, так что моя эмпатия не столь уж и безосновательна.

— Что ж, по сравнению с вами мне повезло. — произносит Стейси с сочувствием. — Мой папа был замечательным человеком и любящим отцом. Наверное, я должна быть благодарна за то время, что мы с мим провели вместе.

— Вы не против, если я поинтересуюсь, что случилось с вашим отцом? Он болел?

Стейси делает большой глоток воды, затем отвечает:

— В зависимости от того, что считать болезнью. Несколько лет назад он начал сильно пить. Начал пропускать репетиции, а порой и спектакли. В конце концов его перестали приглашать на постановки, и у него появилось больше времени на пьянство — порочный круг.

Подавляю порыв сочувствующе извиниться и вместо этого усиливаю эмпатию.

— У меня дядька так же кончил. Отказала печень.

— Мне очень жаль, но мой отец умер не естественной смертью. Упал с путепровода.

— Ах, какой ужас!

После короткой паузы Стейси отзывается:

— Вообще-то, это не совсем так. Он сам прыгнул.

Признание девушки пробуждает во мне чувство, которого мне столь недоставало. Я снова ощущаю «звоночек».

5

На пару секунд я лишаюсь дара речи, потрясенная откровением Стейси и одновременно вне себя от радости, что наконец-то наткнулась на стоящий сюжет.

— Ваш отец совершил самоубийство?

— Так указано в заключении коронера.

Лишиться близкого человека само по себе больно и ужасно, но мне даже не представить, каково жить с осознанием, что ты мог это предотвратить.

Я протягиваю руку и сжимаю ладонь девушки.

— Жизнь порой очень жестока. Я искренне восхищаюсь вашей выдержкой, Стейси.

— А у меня есть выбор?

— Тут уж не поспоришь.

Вдруг она выдергивает руку, и поведение ее разом меняется.

— Вы ведь понимаете, что ничего из моего рассказа о прошлой карьере и отце в интервью включать нельзя?

— Что? — ахаю я. — Почему?

— Список запретных тем, что прислала вам Трина. Я вас предупреждала, Эмма.

— Но разве вам не хочется обернуть это себе на пользу? Ведь получится захватывающая статья, которая изрядно добавит к вашей репутации!

— А мне плевать. Я не собираюсь марать память о своем отце даже малейшей связью со Стейси Стэнуэлл или «В эфире Челси». Он был величайшим театральным режиссером своего поколения, и я хочу, чтобы именно таким его и помнили. А не как отца звезды реалити-шоу или алкоголика, сбросившегося с путепровода.

— Но…

— Простите, это не обсуждается.

Я удрученно откидываюсь на спинку стула.

— Зачем же вы тогда рассказали мне?

— Даже не знаю. Наверно, мне все еще больно, а в вас есть что-то материнское.

Да уж, эмпатический подход открыл мне дверь к потрясающей истории — вот только Стейси останавливает меня на пороге. В любой другой ситуации я, возможно, плюнула бы да написала, что мне хочется, черт побери, но ей и без того не сладко. Несмотря на все ее классовые привилегии, жизнь обошлась с ней жесточайшим образом, и мне понятно ее желание не отдавать имя Нитеркоттов на растерзание прессе.

— Что ж, договорились. Только про новый фильм.

— Обещаете?

— Да, обещаю.

Улыбка возвращается на ее лицо.

Следующие полчаса мы обсуждаем новый фильм Стейси, и в итоге я остаюсь с интервью, определенно недостойным ее подлинной личности. И в довершение еще и вынуждена унизиться до просьбы автографа. Вот в какую пучину позора я готова пасть ради бесплатных углеводов.

Когда Стейси машет мне на прощание, я пытаюсь не обращать внимания на уже ставшее привычным чувство утраты. Снова у меня из-под носа ускользнул сенсационный материал, хотя на этот раз и по другой причине. Независимо от смягчающего обстоятельства, конечный результат все тот же и ощущается как очередной шаг вниз, к журналистской безвестности. Я должна посмотреть правде в глаза: вероятность, что остающийся срок своей карьеры мне придется штамповать подобные бестолковые опусы, прискорбно велика.