После того как выезд евреев из Советского Союза (стран СНГ) был разрешен, условия и формы работы Бюро заметно изменились. Стало меняться и отношение к нему в Израиле. Главными критиками и сторонниками закрытия Бюро выступают МИД и Еврейское агентство (Сохнут). Они полагают, что свободный выезд евреев снимает основания для существования Бюро. Длительное время атаки на Бюро не выходили за рамки дворцовых интриг. Не жаловал Бюро и Мосад. “Классикам” разведки мешала конкуренция “дилетантов”.
Во второй половине 90-х годов напор на Бюро усилился. В докладе, который был подготовлен государственным контролером Мирьям Бен-Порат и представлен премьер-министру Пересу, говорится о разбухании штатов Бюро, произвольных добавках к зарплате под предлогом “секретности”, выходе представителей Бюро в Москве из-под контроля посла и т. п. и т. д. Для проверки обвинений, содержащихся в докладе, Перес создал комиссию во главе с генералом в отставке Рафаэлем Варди. В защиту Бюро выступили Президиум сионистского форума и комиссия кнессета по алие и абсорбции.
Драка продолжалась и при правительстве Нетаньяху. В апреле 1997 года в газетах появились сообщения о ликвидации Бюро и передаче его функций в МИД и Мосад. Позже эти сообщения были опровергнуты.
Думаю, что атаки на Бюро в значительной мере связаны с фигурой Я. Кедми. Это умный, собранный человек, хорошо ориентирующийся в израильских и московских коридорах власти. Зная себе цену, он вел себя слишком — по чиновничьим канонам — самостоятельно, мог перечить начальству, иметь и высказывать свое мнение. Что многим не нравилось, хотелось поставить его на место, вернее, лишить места.
В Израиль Кедми репатриировался в 1969 году. В 1978 году по рекомендации премьер-министра М. Бегина был взят на работу в Бюро, а в 1990 году стал заместителем начальника Бюро. Во время нашего посещения мошава Кедми еще не знал, что скоро Шамир назначит его руководителем Бюро.
Мне и в Москве, и в Израиле было интересно встречаться и разговаривать с ним. Именно по его приглашению я оказался в Израиле в октябре 1991 года.
Знакомство наше, естественно, продолжалось, и когда я прибыл в Израиль в новом качестве. Продолжается оно и сейчас, когда я убыл из Израиля и снова оказался в старом качестве — журналиста. В новом качестве (в качестве генерала-пенсионера) теперь оказался и Яша. Укатали-таки Сивку крутые горки. Не соглашаясь с критикой в адрес “Натив”, Кедми 30 ноября 1998 года подал Нетаньяху прошение об отставке. Премьер отставку отклонил. Взрыв произошел в самом конце апреля 1999 года, когда письмо Кедми, содержащее критические оценки позиции премьера, было оглашено по телевидению. Сам Кедми свою причастность к “утечке” документа отрицает. Как бы то ни было Нетаньяху разбушевался. Кедми наотрез отказался предаться самокритике и хлопнул дверью.
Поскольку Кедми теперь уже не был связан правилами чиновничьей субординации, он поделился с журналистами своими мыслями по поводу Нетаньяху. Поверхностный, невежественный, склонный к показухе, нечестный — такие эпитеты использовались. “Я обязан предупредить общественность, — сказал бывший глава Бюро по связям, — что Биньямин Нетаньяху — опасный премьер-министр для Израиля. Опасен его образ мыслей, опасен путь принятия им решений, и это может привести государство к трагедии”. Думаю, что выступления Кедми способствовали провалу Нетаньяху на выборах 1999 года.
Наши спецслужбы, разумеется, не жаловали ни “Натив”, ни лично Кедми. Но мои отношения с Яшей лежали в другой плоскости, никак не “специальной”…
Но вернемся в год 1992-й, вернемся в мошав. Нас встречали крепко сбитые, обветренные люди, офицеры-отставники. Расположились в помещении мастерской, где ремонтировались ружья, набивались гильзы, еще что-то охотничье делалось. Хозяин, его звали Додо, расстелил на столе газеты. На них навалили всяческую снедь. Почему-то запомнились жареные утки и копченые кабаньи ребра. Разговор шел обо всем и на всех доступных языках. Постепенно — русский посол еще был экзотикой — стали подтягиваться соседи. Кончилось все пением казацких песен с Кубани. Кармелевские деды пели по-русски, хотя значения слов текста давно уже не помнили. На прощанье загрузили багажник копченой кабанятиной. Было, чем отчитываться перед коллективом.
Много поездил по стране, благо — маленькая. Убежден, что вот такие встречи дают гораздо больше для понимания глубинных настроений, атмосферы, политической температуры, чем дипломатические рауты или беседы с начальством.
Вечером после “охоты” я встретился с корреспондентом латвийской газеты “Советская молодежь” Инной Каневской. Интервью отражает проблемы и настроения тех дней.
Сообщив, что посол потчевал ее кабанчиком, журналистская дама перешла к вопросам.
— А.Е., глупо, конечно, спрашивать, но существует такой парадокс: когда человека назначают послом, скажем, в Польшу или Китай, все воспринимают это совершенно нормально. А вот если в Израиль, народ волнуется: “А он что — еврей?”
— Надо сказать, что все иностранные корреспонденты с этого вопроса и начинают — сразу видно, что Вы уже из другого государства. А наши, обычно в конце беседы, застенчиво улыбаясь и запинаясь, выдавливают из себя: “Простите, пожалуйста, слухи всякие ходят, а Вы действительно не еврей?” Вот так. Я уж не знаю, право, все мои дедушки, бабушки из города Шацка Рязанской губернии. По-моему, там от самого Рождества Христова никаких евреев не было. Так что слухи не оправданны. К сожалению.
— Я спросила это не просто так. Мне кажется, чтобы работа в чужой стране пошла успешно, нужно полюбить эту страну, а в данном случае немного “объевреиться”.
— Должен сказать честно, что я действительно люблю страну пребывания. Очень много занимался Израилем, был против той антиизраильской позиции, которую мы занимали почти 30 лет — это было большой ошибкой. Потом как-то так вышло, что моя первая жена была еврейкой, и я понимал, какие проблемы стоят перед этим народом.
Здесь я прерву интервью, чтобы углубиться в волнующую многих тему своего еврейства. У меня есть друг — Леон Аршакович Оников. Типичный армянин тбилисского разлива. Долгие годы работал в аппарате ЦК КПСС, но никогда не был антисемитом. Даже написал секретарю ЦК Демичеву записку о необходимости изменить политику в “еврейском вопросе”. А теперь я предоставлю слово самому Оникову. Несколько абзацев из его статьи “Как я стал евреем в аппарате ЦК КПСС”.
“Финал был смехотворным. В столовой, во время обеденного перерыва, зав. Сектором телевидения Гриша Оганов, армянин, как и я, лукаво прищурившись, вдруг спрашивает меня: “Леон, кто ты по национальности?” Отвечаю в той же тональности: “Шотландец”. — “Нет, брат, ты — еврей. И числишься в тайном списке евреев аппарата ЦК под номером 21”. — “Очко”, — невольно вырвалось у меня.