Читать интересную книгу Невероятные случаи - Н. Непомнящий

Наступил вечер. Кюре решил, что необходимо дать пленнице отдохнуть. Он приготовил комнату с удобной кроватью, белье и еду, принял меры, чтобы несчастная не смогла поранить себя, и оставил ее одну, заперев на два оборота ключа, чтобы исключить всякую возможность побега. Рано утром на следующий день он был уже на ногах. В доме стояла тишина: дикарка, вероятно, еще спала. Кюре осторожно отпер дверь… Комната была пуста! На тропе, ведущей в горы, нашли разорванные платье и юбку, оставленные накануне около постели беглянки, это был след. Все местные охотники и пастухи бросились в погоню, состязаясь друг с другом в быстроте и ловкости. Но все было напрасно.

Потом ее иногда видели издалека собирающей траву на неприступных скалистых гребнях или бегущей по берегу вдоль озера – огромного пространства стоячей, загнивающей воды, полного лягушек, саламандр и пиявок. Она бросалась в воду с прибрежных камней и вылезала из воды с добычей, которую тут же, на ходу, съедала. Иной раз замечали ее фигуру на вершине высокой скалы. Она стояла в горестном раздумье, похожая на статую, неподвижная, как камень под ее ногами.

Наступила осень. Пришлось отказаться от попыток поймать дикарку. Зима в тот год была ранней и суровой. Выпало много снега. Запертые на долгие месяцы в своих жилищах, крестьяне часто вспоминали о несчастной женщине, которую хотели спасти, хотя и против ее воли. Теперь она несомненно была мертва. Ее или убили морозы, или она неминуемо должна^быЛа умереть из-за полного отсутствия пищи: земля покрылась трехметровым слоем снега, а горные озера промерзли до самого дна. Если, конечно, до того ее не растерзали медведи, в то время в этом районе Пиренеев их было еще много. В одном можно было не сомневаться: никто и никогда больше не увидит ее живой.

В первые весенние погожие дни самые смелые отправились в горы в надежде отыскать хотя бы какиенибудь следы, способные пролить свет на судьбу несчастной. Едва они достигли первых горных отрогов, как увидели ее – как всегда, совершенно обнаженной и, казалось, еще с большей, чем обычно, ловкостью прыгающей с камня на камень и с наслаждением катающейся по снегу. Это было совершенно невероятным! Слухи о чуде распространились по всему району. Господин Вернье, мировой судья кантона, решил, что необходимо действовать. Он отправился в Сюк, набрал несколько отрядов охотников и сам возглавил их. Дикая женщина была поймана, и, чтобы исключить новый побег, ее отвезли на этот раз в Вик-Дессос.

Вернье попытался сначала завоевать доверие своей пленницы. Он твердо решил узнать ее тайну. Ему удалось заставить ее принимать из его рук простую еду: зелень, мясо и рыбу. Но, несмотря на все расспросы, она хранила упорное молчание. Однако когда он спросил, как ей удалось избежать когтей медведей, она сказала: «Медведи, они мои друзья, они согревают меня…» Она произнесла эти слова внятно, голос ее был чист, речь – без иностранного акцента. По манере говорить было очевидно, что она не из простолюдинов. По некоторым другим обрывкам фраз, что удалось из нее вытянуть настойчивыми расспросами, можно было установить, что в 1793 году, спасаясь от революции, они с мужем эмигрировали в Испанию. После многих лет жизни на чужбине супруги решили вернуться на родину. То ли некие политические мотивы не позволяли им пройти мимо пограничной, стражи, то ли они решили вернуться во Францию инкогнито, но они отправились без проводника по горным тропам через Пиренеи. Там на них напали контрабандисты. Вероятно, муж ее в этой схватке был убит, а обезумевшая от горя и решившая умереть женщина забралась в самый глухой горный угол. Так началась ее жизнь Робинзона, продолжавшаяся не менее двух лет. Мировой судья, будучи примерным служащим и подозревая в этой безумной врага империи, посчитал, что более надежным будет перевели ее в Фуа, центр департамента, и представить дело на рассмотрение тамошнего префекта.

Публикация мной этой статьи вызвала множество писем, некоторые из которых были резкими, даже ругательными. Меня обвиняли в том, что я рассказываю читателям малоинтересные, скучные истории, неправдоподобность которых очевидна. Другие предупреждали участливо, что, приняв за подлинный рассказ, напечатанный в «Журналь де л'Ампир», я стал слепой жертвой известного мистификатора. Автор этого розыгрыша, известного уже сто лет, не кто иной, как господин Муссон. Однако не все так просто. Должен сообщить, что я проявил осторожность и не спешил представить эту невероятную на первый взгляд историю публике без предварительной проверки. В архивах, как известно, при желании можно найти все. Там я и разыскал досье на женщину-дикарку, хотя это и стоило мне некоторого труда, поскольку, вопреки тому, что я узнал из повествования супрефекта, она была поймана совсем не в 1814 году. Мне пришлось просмотреть переписку властей Арьежа с министром полиции вплоть до 1808 года, чтобы найти следы происшествия. Личное дело супрефекта Лагреза показывает к тому же, что он приступил к своим обязанностям только в 1811 году, то есть через три года после описываемых событий. Этот факт, как мы увидим в дальнейшем, окажется нам полезен.

Некоторые мои любезные корреспонденты (я благодарю их за сообщения) писали мне, что воспоминания о безымянной сумасшедшей еще живы в селениях графства Фуа. «Когда я прибыл в Арьеж, – писал один из них, – это была первая история, которую я услышал». Она была рассказана также и Эли Берте, в молодости служившему в управлении рудников в Вик-Дессосе… Позднее, уже будучи модным писателем, он вспомнил о ней, и она легла в основу его романа «Антония», опубликованного в 1850 году. В следующем году «Антония», конечно значительно дополненная, превратилась в три тома «Пиренейской девицы», которая была переиздана в 1877 году под названием, более соответствующим сюжету, – «Безумная из Пиренеев».

Я также имел честь получить послание от уважаемого специалиста господина доктора Поля Курбона, главного врача психиатрической лечебницы Стефансфельда, что недалеко от Страсбурга. Он сообщил мне содержание одного доклада, представленного на конгрессе психиатровневрологов, прошедшем в Тунисе в 1912 году. Сумасшедшая из Пиренеев там не упоминалась, но рассматривались похожие случаи. «И в наши дни, – писал мне доктор Курбон, – случаи, когда сумасшедшие, сбежавшие из лечебниц, неделями живут зимой без одежды, под открытым небом, не являются исключительными. Физиология этих больных совершенно отлична от показателей нормальных людей и позволяет им переносить неблагоприятные погодные факторы».

Что является причиной этой особенности больного организма? Атавизм.

Каждый человек получает при рождении генетическую наследственность, восходящую к далеким предкам. Часто можно встретить сходство, иногда поразительное, внука со своим дедом или даже с портретом прадеда или прапрадеда. Вкусы, склонности, которыми он будет обладать, когда вырастет, часто вопреки всему, окажутся вкусами и склонностями его более или менее далеких предков. Ученые, однако, допускают, что по капризу природы, к счастью, редко, новорожденный наследует черты поколений, живших сотни, тысячи лет назад. Иногда предок, которого он копирует, – первобытный человек. Тогда генетическое наследство его страшно неразвито. Голосовые связки несчастного не способны издавать членораздельные звуки, а воспроизводят лишь лай, мяуканье или рычание. Он обнюхивает, облизывает, царапается и кусается, как доисторическое существо, которое воспроизводит.

«Прекрасный пример такого случая – персонаж, известный как „Дикарь из Аверона“, обследованный недавно Итаром и Пинелем, – продолжает месье Курбон. – Этот ребенок двенадцати лет, несколько лет проживший один в лесу, питаясь желудями и корешками, утоляя жажду в ручьях, ночуя под деревьями и удирая каждый раз при приближении человека… Всегда настороже, безголосый, не умеющий ходить прямо, передвигающийся рысью или галопом, обнюхивающий все предметы, он походил больше на животное, чем на человеческое существо». Его поймали, пытались привить ему цивилизованные навыки, но все усилия воспитателей оказались напрасными. Оказавшись на улице городка, где его содержали, «только после того, как он долго обнюхивал руки своей воспитательницы, он ее узнал и согласился следовать за нею».

Доктор Поль Курбон приводит еще один интересный случай, произошедший с ребенком двенадцати лет, глухонемым, жившим среди крестьян. Они кормили его, совершенно не заботясь о его воспитании и обучении. Когда его поместили в лечебницу, он своими жестами и действиями больше походил на обезьяну, чем на человека. Свою радость он выражал прыжками и кульбитами; чтобы выразить хорошее отношение к кому-либо, он обнюхивал, облизывал, покусывал этого человека; а когда был им недоволен – кусался уже всерьез, больно, и рычал… Он ходил, поджимая пальцы и выбрасывая руки вперед, как будто применение верхних конечностей облегчало ему передвижение. Никогда ничего не ел, не обнюхав предварительно пишу, не пользовался ни ложкой, ни вилкой, пил, погружая губы в посуду с водой. Через несколько месяцев медико-педагогических обследований этот случай был достаточно изучен, чтобы можно было поставить диагноз: идиотизм – и констатировать, что речь идет об умственном атавизме.