– Он крайне болезненно переносил проигрыш в картах, – безразлично отозвался Грегори. – И несмотря на отсутствие подбородка и торчащие зубы, утверждал, что он – божий дар для женщин, пока я не бросил ему вызов в этом вопросе. Разумеется, единственным доступным судьей в этом состязании была сутулая старая карга по прозвищу Герцогиня, которая подавала всем нам ромовый пунш и бутерброды с говядиной. Но она ведь считается?
И у него хватило нахальства повернуться к маме.
– Конечно, нет, – преданно поддакнула она.
– Спасибо, леди Грэм. – Грегори взирал на нее так, словно она сама была герцогиней или даже королевой.
Пиппа хотела разозлиться, но так приятно было видеть маму сияющей, какой она и должна быть в этом роскошном наряде.
– И это все? – не унимался Берти. – Может, он и не смазлив, как ты, но все равно наследник Далримпла. А в карты я и сам не умею проигрывать.
Все присутствующие это знали. Он дулся до тех пор, пока кто-нибудь не приносил ему стакан виски или же Пиппа не обнимала его за плечи и не целовала в макушку.
Грегори пожал плечами:
– Герцогиня громко объявила, что предпочитает мои дьявольские очи щенячьим глазкам мистера Хоторна. Правда, она ни слова не сказала про моих приятелей, сэра Хью и лорда Бромли. Они были слишком пьяны, чтобы привлечь женское внимание.
– Бедняги, – ввернул мистер Трикл.
– Да, не повезло, – отозвался Грегори с совершенно серьезным лицом, негодяй.
– Черт возьми, крестник, – хмыкнул дядюшка Берти. – Ты и вправду напоминаешь сатанинское отродье.
– Лорд Уэстдейл мог бы иметь рога и остроконечные уши, – раздраженно вмешалась Пиппа, – и все равно выиграл бы это сомнительное состязание. Герцогиня видела, что из них двоих мистер Хоторн явно грубее. – «Но только самую малость», – говорил взгляд, который она метнула в Грегори. – Поэтому ты можешь написать ему и сказать, что не стоит приезжать, чтобы ухаживать за мной, дядя Берти.
Дядюшка упрямо покачал головой:
– Может, Хоторн слегка и тщеславен, но нет ничего, что нельзя было бы вылечить дозой женитьбы.
Глаза Грегори насмешливо заблестели.
– Любой, кто сможет добиться руки неуловимой леди Пиппы, приобретет воистину чудодейственное средство от всех своих недугов.
Ох, он неисправим!
Хотя и назвал ее неуловимой леди Пиппой, что прозвучало просто замечательно. Но как она может быть довольна, когда какой-то неудачник с торчащими зубами и без подбородка приедет на следующей неделе делать ей предложение? А Грегори не только не возражает, но, кажется, даже находит удовольствие в этой идее.
Он ни капельки не ревнует.
– Мы собрались, чтобы отпраздновать твой день рождения, – напомнила Пиппа дяде, за бодрой улыбкой пряча свою ярость и, следует признаться, разочарование. – Расскажи нам о своем любимом.
– Не сейчас, Пиппа. – Дядя Берти наклонился вперед и слишком подчеркнуто ткнул Грегори кулаком в колено.
О Боже. Тычок. Пиппа закусила губу. Тычок означает, что мучительный момент в конце концов настал.
– Я не вполне уверен, что Хоторн годится в мужья Пиппе, – изрек дядя Берти, и это было еще слишком слабо сказано. – Но я намерен выдать ее замуж до того, как умру, – и за подходящего мужчину. Ты – самый подходящий муж для нее, и тебе ни за что не найти лучше моей Пиппы.
Боже милостивый!
Пиппа понимала, что должна быть благодарной, и крошечная частичка ее сердца была тронута речью дядюшки Берти, но в эту минуту она ощущала сильное родство с псиной у камина, которая чесала свой толстый облезлый зад и поскуливала.
Грегори спокойно посмотрел крестному в глаза.
– Берти, – начал он.
Физиономия дядюшки Берти приняла упрямое выражение.
– Это желание именинника, молодой человек.
– Берти, – невозмутимо повторил Грегори, хотя на Пиппу не посмотрел. – Я согласен, что леди Пиппа не молодеет.
Она выпрямилась. Ну и наглость! Это просто неслыханно!
– Уже одного этого достаточно, чтобы сделать ее идеальной кандидаткой на брак, – продолжал Грегори, – но… – Он замолчал на несколько долгих секунд. Настолько долгих, что они граничили с грубостью. – Но боюсь, леди Пиппа слишком эксцентрична в данный момент, чтобы стать женой и хозяйкой хорошо налаженного дома, тем паче обветшалого, который я предпочитаю. Видишь ли, я в ближайшее время не собираюсь жениться. Однако даю обещание позаботиться, чтобы она удачно вышла замуж за того, кто будет любить ее так же нежно, как и ты.
Сердце Пиппы поневоле согрелось. Он найдет того, кто будет нежно любить ее!
– На это могут уйти годы, – продолжал Грегори… годы? Она не настолько безнадежна! – Но клянусь могилой моей матери.
Интересно, подумала Пиппа, какой была его мать. Он никогда не говорил о ней. Но постойте-ка, а ее мнения они не собираются спросить? Ведь это нарушает все ее планы!
– Я не хочу замуж, – напомнила она всем, но никто не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Даже собака не взглянула в ее сторону.
Дядя Берти потер подбородок.
– Это крайне необычное обещание, крестник.
– Это мой тебе подарок. – Лицо Грегори было серьезным.
Пиппа едва не зашипела. Подарок дяде Берти? А ее желания вообще не в счет?
Берти испытующе посмотрел на Грегори.
– Я его принимаю, – наконец сказал дядюшка. – Я старый человек. Пора передать эстафету тому, кто моложе и лучше.
Пиппа сидела с пылающим от негодования лицом и переводила ошеломленный взгляд с одного на другого. Этого просто не может быть.
– Никакой ты не старый, – возразил Грегори. – И я не лучше. – Он говорил тихо, и Пиппа уловила в его ответе какую-то сильную эмоцию.
Ее потрясло открытие, что она немножко ревнует. Грегори испытывает искреннюю привязанность к ее дяде и к матери, но не к ней.
Больше – нет.
А точнее – никогда.
– Я – ее отчим, – проквакал Жаба. – Это моя обязанность – выдать девчонку замуж.
– Заткнись, Уилфред. – Берти потрепал Грегори по колену.
– Да, помолчи, Уилфред, – добавила мама и с обожанием воззрилась на Грегори.
– Я хочу, чтобы это был ты, крестник, – в последний раз напомнил ему Берти и для пущей важности сплел пальцы.
– Знаю, – мягко отозвался Грегори, – и мы уже это обсуждали. Вспомни, что я сказал. – Смуглый и соблазнительный, как прекрасный сатир, посланный мучить ее, он посмотрел прямо на Пиппу.
– Верно. – Берти энергично кивнул. – Ей нужен вызов.
Пиппа почувствовала, как ее буквально душит праведное негодование.
– Я не желаю выходить замуж ни за вас, лорд Уэстдейл, ни за кого-то другого. – Голос ее дрожал от гнева. – Я еду в Париж и собираюсь стать непревзойденным мастером сахарных скульптур.