Володю. Он стоит на стуле, просунув голову в петлю.
– Добрый вечер, – говорю я. – Я хотел тебе сказать, что ты дурак.
– Я знаю, – отвечает Володя. – А у меня завтра экзамен.
– А-а. Так это ты вешаешься?
– А что, я мешаю?
– Да нет. Продолжай.
– Сволочь, – говорит Володя и назло мне слезает со стула.
А теперь мы с Аней чистим картошку.
– Что это вы вдруг? – спрашивает Володя.
– Да ты не волнуйся, – говорю я. – Всё равно тебе не хватит.
Володя хмуро смотрит на меня, а потом возвращается за стол и снова раскрывает Ландафшица.
– У него завтра экзамен, – поясняю я.
– Я догадалась.
Тут дверь распахивается. Заходит Глотов.
– Ты кастрюлю обещал вернуть, – говорит он.
– А мы картошку варить хотели, – отвечает Аня.
– Ничего, – говорит Глотов, вытряхивая картошку вместе с водой на стол, – это вы как-нибудь в другой раз.
7
Анна ушла. Володя начал материться. Можно ложиться спать, что я и предлагаю сделать Володе.
– Я всего три билета из двадцати выучил, – говорит он.
– А я ни одного, – возражаю я.
– Так у меня экзамен завтра, а у тебя только послезавтра.
– Зато завтра я тоже лягу спать рано.
И через пару минут свет гаснет. Я лежу, закрыв глаза, и пытаюсь думать. И тут под кроватью кто-то начинает тихо и противно верещать. Я быстро запускаю под кровать руку и вытаскиваю снежную ящерицу. Она вертит глазками и обиженно шевелит носом.
– Всё равно никто не поверит, что я тебя поймал, – шепчу я. И опускаю её на пол. Она семенит к двери и проползает в щель под ней.
Ночь… Она тоже просит о чем-то своём: "Ночь меня, ночь". Но я не умею нокать. Поэтому по ночам просто сплю – до следующего дня.
Клаустрофобия
1
Мы жили в комнате 206. Мы пили в комнате 206. Мы блевали в комнате 206. А зубы чистить ходили в умывалку в конце коридора.
– Тюков, – сказал я. – Мы кретины.
– Почему? – спросил Тюков.
– К нам никто не ходит.
– Ну и что?
– Я и говорю – кретины.
Володя тем временем сидит в наушниках и учит свой английский. С ним разговаривать бесполезно. Он может сейчас только губами беззвучно шевелить. Но у него ничего не выйдет. У него не в губах дело. У него мозг чисто русский до самого копчика. Он не может переварить предложение I saw her crossing the street, слегка нерусское по структуре, или даже просто произнести первый звук в слове the.
А я кретин. Ко мне никто не ходит. Но ничего. Теперь я это осознал и буду с этим бороться.
– Тюков, – говорю я. – Я пошёл.
– Нет, Константин. Ты поехал.
– Неважно. Убери весь этот срач. Я хочу, чтобы у нас появлялись гости.
– Костя, зачем? Нам тут и втроём-то тесно.
– Мне тесно, когда я один.
И я вышел. Поднялся по лестнице и ткнулся в первую попавшуюся комнату. Успел заметить номер на двери: 309.
2
На кровати в позе лотоса сидел абсолютно голый мужчина. Его взгляд был устремлён в бесконечность, а в ухе висела золотая серёжка с подвеской в виде сердечка.
– Извините, – сказал я. – Я не постучавшись вошёл.
– Они светлые и чистые, как козлиный пух, – сказал человек на кровати. – Они тоже ходят и стучат. Их барабаны большие и звонкие, как гора Арарат. Да славятся они вовеки веков.
– Аминь, – сказал я на всякий случай. – А кто это – они?
Мой собеседник изрёк нечто, что я не собираюсь излагать на бумаге, поскольку в этой тираде каждое второе слово было нецензурным.
– Отойди, – добавил он. – Ты икону загораживаешь.
Я обернулся. За моей спиной на стене висело кривоватое изображение волосатых парней в кожаных куртках, вчетвером оседлавших один уродливый мотоцикл.
– Я это, – сказал я нерешительно, – в гости хочу кого-нибудь. Вы не знаете, где здесь кто-нибудь живёт?
– Меня Селивестром зовут, – сказал голый человек. – Хочешь – присоединяйся.
– К чему?
– Садись рядом, устремляй свой разум в шестнадцатую плоскость космической энергии и кайфуй.
– А мне серёжку выдадут? – с надеждой спросил я.
– Нет, – ответил Селивестр. – Некоторые просто мочку уха отрезают. Но это ведь не главное.
– А что главное?
– Главное – достичь абсолютного просветления. Чтобы любой раб космоса, насколько ли бы то нибудь безгрешен он ни не был, мог прозреть насквозь каждую клеточку твоей плоти и пресытиться. Присоединяйся.
Я сел рядом с Селивестром в позу лотоса и начал считать плоскости космической энергии. Очнулся я от того, что моего лица коснулось горячее дыхание Селивестра.
– Э… – сказал он, внимательно глядя мне в глаза. – Да ты ещё недостаточно просветлел. Надо, чтобы зрачки ушли внутрь и не реагировали на свет. Свет внутри нас, понимаешь?
– ППАННИММАЙУУ, – сказал я и снова впал в транс.
3
Это была, кажется, комната 313. На каждой из трёх кроватей сидело по одной девушке. Они читали три книги – красную, синюю и черную – синхронно переворачивая страницы ровно через 25 секунд.
– Здравствуйте, сёстры, – сказал я, осенив их священным манием своих пальцев, сплетённых в косичку, знаменующую собой блаженность великого просветления, да славится оно вовеки веков.
– Кажется, кто-то вошёл, – сказала девушка в красной юбке.
– И что будем делать? – спросила девушка в синей юбке.
– Как вошёл, так и выйдет, – ответила девушка в чёрной юбке.
Они со звонким шорохом перевернули страницы.
– Это… – сказал я. – Космос – он большой. Давайте друг к другу в гости ходить.
– Чего он хочет? – спросила девушка в красных туфельках.
– Он хочет в открытый космос, – ответила девушка в синих туфельках.
– Пожалуйста, – сказала девушка в чёрных туфельках. – Сколько угодно.
Они перевернули страницы и на всякий случай подтянули края юбок к коленям.
– Это… – сказал я, – вы меня не поняли. Может, вам нужно чего-нибудь. Так вы это… заходите чаю попить.
– Может, он чаю хочет? – предположила девушка с красными ногтями.
– Да вроде нет, – отозвалась девушка с синими ногтями.
– А столовая в другом здании, – заметила девушка с чёрными ногтями.
Они разом оторвали взгляды от книжек и крикнули:
– Чарли!
Из тумбочки в углу вылез двухметровый дог пегой масти с газовым баллончиком в зубах.
– Это… – сказал я.
– Пшик, – сказал дог.
4
Следующая дверь – если не ошибаюсь, 443 – открылась от звука моего очередного чиха.
– Это… – сказал я. – Только не надо собак…
Человек в очках с толстыми линзами вытянул губы трубочкой и немного подумал.
– У вас аллергия на шерсть? – спросил он.
– Нет, – ответил я. – Просто, оказывается,