- Нету таких тута...
- Жаль! - засмеялся инженер. - Я хотел этого товарища поблагодарить. Умная голова! Он мне напомнил, что надо завтра послать за метлами в лес. Каждый день теперь будем убирать цехи. Дочиста. Понятно?
До сих пор удивляюсь, как это новому инженеру наш народ, все любящий перекрестить по-своему, не дал клички. И фамилия у него для этого дела вполне подходящая - Жердей, а вот поди ж ты! В деповской тесноте инженер выгадал место для заготовительного отделения, чтоб заранее готовить сменные детали. Потом затеял переделку деповской крыши - как в теплице захотел, стеклянную. Его проклинали, потому что сквозь разобранную крышу мочило и грязи да ржави только прибавилось.
У нас в механическом при Жердее выбросили четыре "бромлея", этакие грохоти, и установили два краснопролетарца - глаз не отвести! Пианино, а не станки. А на сверловке обновили пол и залили фундамент для радиального, который пока не пришел с завода. Все это ничего, только инженеру еще бы с людьми без насмешечки, а как с людьми...
Клава Иванова на работе с ним не встречалась. Один раз только пришел он на сверловку, презрительно оглядел ее станок, пошатал ногой и засмеялся:
- Ну и бормашина!.. Спишем!
Потом еще попинал ботинком станок.
- Вот это ископаемое! - протянул. - Выкинем...
И ушел, не заметив Клавы, а ей было обидно за станок. Пусть выкинет. Так оно и будет, если инженер сказал, но зачем же эти слова и пинки?
Около того времени инженер схлестнулся с Петькой Спириным, а тот потом решился на такой скандал, что дальше некуда. Скандал этот сделал Клаву Иванову известной всему депо.
После массовки Петька Спирин не показывался на глаза. Раз только явился в механический. Сказать ничего не сказал, лишь поплевал шкодливо на пол, озираясь по сторонам. А Клава так и не показала лица, знай скидывала в ящик просверленные гайки.
Наступили самые погожие деньки, середина лета. Грозовые дожди омыли поселковые тротуары, солнце их подбелило и высушило болотца, что по весне заквасились в канавах. Стало сухо и пыльно в поселке. По вечерам, когда оседала пыль, принаряженные деповские тянулись к перрону и в клуб.
После смены Клава укладывалась в постель, а девчата чуть не каждый день ходили в кино: клуб закрывался на ремонт, и надо было насмотреться впрок. Без кино Клава не могла, однако сейчас ей было не до этого. И Спирина она боялась.
Про кино я тут хочу сказать. Деповские смотрят все подряд, но я с друзьями давно уже отошел от этого. Пишут в газетах, что американцы в кино бандитов показывают и люди начинают им подражать, убивают. В наших картинах убийств почти нет, но посмотришь иной фильм - и так гнусно на душе делается, будто тебя самого убили с дальнего расстояния.
Ну, правда, есть и настоящее, только редко. Я считаю, например, что у нас после войны ничего лучше "Судьбы человека" не было, и никогда не откажусь от того, как я ее понимаю. А тем летом я каждый вечер ходил в кино. Из-за ремонта клуба перенесли с осени фестиваль старых фильмов. Билеты раскупали прямо в цехах, и зал всегда был битком набит, хотя все давно смотрено-пересмотрено. Деповские умеют смотреть, не то что в Ленинграде, скажем, где вечно во время сеанса шепчутся и шуршат конфетами. Зимой, правда, похуже - кашляют многие, но с этим уже ничего не поделаешь, такая работа. А как застрекочет аппарат, луч из будки пробьет - и в зале все замрет, словно нет никого. Я особенно люблю момент, когда заканчивается ожиданье, но ничего еще не началось. Холодом окидывает спину, ты не дышишь, зная, что вот-вот перестанешь замечать стрекотанье, свет над головой и забудешь себя в чужом мире, будто в своем.
Помню вечер, когда шел "Великий гражданин", вторая серия. Про Кирова. Только я ее считаю - пусть вам это не покажется странным - третьей, а первая серия, как про Максима, не поставлена. Иногда думаю - неужели нельзя ее снять сейчас нашим киношникам? Может, пока снимали, подучились бы? И есть еще одна причина, из-за которой мне хочется посмотреть фильм о юности Великого Гражданина, только я скажу про нее в другом месте, если зайдет нужный разговор. А эти две серии я смотрел не раз - и еще буду.
Клава Иванова тоже пришла тем вечером в клуб. Затащила Тамарка, чтоб не пропадал лишний билет. Я увидел подруг, когда они торопились через клубный сквер. Клава шла неверной походкой, будто в цехе под обстрелом чужих глаз. Она не прибралась к вечеру, как у нас принято, была в дешевенькой каждодневной блузке и узкой черной юбчонке. И косы не сплела вместе, хотя, конечно, знала, что ей идет ее длинная тяжелая коса. Выглядела она совсем фэзэушницей, еще не заневестившейся девчонкой.
В зале им встретился кудрявый Федя из горема. Он смирно сел рядом, спросил, не болеет ли Клава, но ничего у него не вышло - Клава как в рот воды набрала. Федя ушел, а девчата, пока горел свет, шептались насчет его галстука шнурочком и что горем скоро перебрасывают под Красноярск, тогда парней на станции станет меньше. Солдаты же из стройбата, которые недавно мерили себе место у леса, еще неизвестно, когда приедут, и потом от солдата ничего серьезного не жди. Клава вполуха слушала эти пустые речи, широко раскрыв глаза на белый экран, и обрадовалась, облегченно вздохнула, когда в зале погасло.
Назад подруги шли в темноте, переступали осторожно, чтобы не испортить туфель в щелястом деревянном тротуаре. Они и не заметили, что от самого клуба за ними крался Петька Спирин. У общежития, под фонарем, он догнал их, встал поперек дороги - большой, в мятом пиджаке и такой куцей кепчонке, что до него ее, наверное, носил какой-нибудь детсадовский мальчонка. Он не посмел взять Клаву за руки, как тогда, на танцах, а только искательно заглядывал в ее бледное лицо, в запавшие, оттененные глаза.
- Пятнадцать суток захотел? - крикнула Тамарка дрожащим голоском. Только тронь!
- Не бойся, Клаша, - отстранил ее Петька. - Поговорить надо.
- Уйди! - крикнула Клава и кинулась к калитке. - Остуда!
Обежав парня, девчата скрылись за дверьми общежития. Он начал бузить у входа, но комендантша стояла скалой. Передал записку: "Клашка, выди, постоим, а то карахтер не позволяет, чтобы над Спириным изгалялись". Однако ничего он не выстоял в тот вечер.
Петька все-таки укараулил ее назавтра возле депо, когда она, закончив смену, вышла из цеха. Остановил.
- Пусти, - не подымая глаз, произнесла она.
- Слушай, Клаша! - Он делал усилие, чтобы не говорить заискивающе. Слушай...
Спирин, молчаливо признавший ее власть над собой, остался на тротуаре, такой же растерянный, как в прошлый раз, такой же помятый и неопрятный. Он совсем перестал следить за собой, и вот тут-то с ним и познакомился инженер.
Чтобы нанести еще один удар по "деповщине", инженер завел в цеховых раздевалках зеркала и электробритвы. В своей стенгазетке "Резец" мы дружно насели на нерях, да только это было, можно сказать, напрасно, и зря мы стружку сымали. Первое время к жужжащим машинкам даже очереди выстраивались, но потом к жердеевской новинке так привыкли, что стали бриться большей частью дома.
Только у Петьки Спирина лицо всегда казалось грязным от щетины. Инженер увидел его, такого, в цехе, долго смотрел, как ловко парень обрубает зубилом неровную наварку на какой-то детали. Спирин потюкал молотком, потюкал, не выдержал и бросил инструмент на пол.
- Работать, когда начальство кнацает! - зло сказал он.
- А я не на работу смотрю, - инженер не сводил с него веселых глаз. На бороду.
- Ну так что? - В голосе Спирина прозвучал вызов.
- Побриться надо! - Инженер переждал паузу, погладил подбородок. - Как вы на эту проблему смотрите?
- Не на танцы пришел, - рыкнул Спирин и отвернулся.
- Конечно, я понимаю, что человек у нас имеет юридическое право носить бороду, - обратился инженер к слесарям, что стучали вокруг молотками, но уже незаметно прислушивались к интересному разговору. - Но в наших условиях! Смотрите, как она у него разрослась, и мазут с нее капает.
- Клуб отремонтируют - побреюсь, - хмуро выдавил Спирин.
Инженер захохотал. Меж пустых паровозных котлов голос его перекатывался свободно, как в горах.
- Но-но! - предупредил его Петька.
Слесаря молча и безучастно смотрели на них, а инженер все хохотал, переламываясь пополам.
- Как в Сьерра-Маэстра? - спрашивал он сквозь смех. - До победного конца? Как в Сьерра-Маэстра? Да?
- Што-о-о?! - вдруг вскинулся Петька, когда инженер уже шел по цеху дальше. - Вы слышали, что он сказал? Фуфло! Пор-р-рода! Нет, как он меня назвал, а?
Спирин обращался то к одному слесарю, то к другому, однако они уже начали работать, а инженер все хохотал Издали, повторяя свои непонятные "оскорбительные" слова. Назавтра он будто бы специально пришел к гарнитурщикам. Вспрыгнул на передний брус паровоза и заглянул в дымовую коробку, где сухо и горько пахло изгарью. Спирин возился с искрогасительными сетками. Он затравленно посмотрел на инженера, а тот вместо приветствия спросил: