План Герта заключался в том, чтобы обмануть бдительность тюремщиков своей кажущейся, подчеркиваемой на каждом шагу слабостью.
Больше всего беспокоил его врач. Это был краснолицый субъект с рыжими ресницами, обращавшийся с Гертом, как с неодушевленным предметом. Он рывком поднимал больного с постели, тычком в грудь укладывал обратно. При всем том он, по-видимому, неплохо знал свое дело, и провести его было нелегко.
Но на исходе недели даже врач был введен в заблуждение искусным притворством. Не стесняясь присутствия Герта, он сказал одному из надзирателей:
- Скоро о подопытном господина профессора можно будет сказать, как сказали о человеке, попавшем под трамвай: он навсегда излечился от своих мозолей!
Этой шуткой краснолицый хам, сам не подозревая того, оказал большую услугу Герту. Эсэсовцы, дежурившие по ночам, почти перестали обращать внимание на больного, который, по словам врача, должен был вскоре умереть. Раза два или три настороженный слух Герта улавливал даже благодушный храп надзирателя, правда прекращавшийся при первом же подозрительном шорохе.
Герт рассчитывал на то, что к девятому мая тюремщики еще больше ослабят наблюдение за ним. На рассвете, когда сон всего крепче, он сползет на пол, нырнет под пустые койки, проберется под ними к двери и внезапно кинется на эсэсовца. В руке у Герта будет металлический молоточек, которым постукивали по его коленям, проверяя рефлексы. Герт заметил, куда врач кладет молоточек перед уходом. Что ж, на худой конец и это оружие! С силой ударить тюремщика по голове - и проход открыт!..
Ничто, казалось, не препятствовало осуществлению этого тщательно разработанного плана.
Вечером восьмого мая, как всегда, пришел врач, пощупал пульс больного и покачал головой. "Частит, частит", - пробурчал он. Потом состроил недовольную гримасу: "Проклятый упрямец! Назло нам не хочет выздоравливать!.."
Надзиратели уменьшили верхний свет, и сумрак из углов придвинулся к койке Герта. Распахнулась дверь в коридор, заключенный увидел силуэт тюремщика, удобно устраивавшегося в кресле, в своей обычной позиции на пороге. Знакомая картина!
Теперь осталось ждать. Только ждать!
Прошло, наверное, три или четыре часа, когда Герт, не меняя позы, открыл глаза. Дверь в коридор была почему-то прикрыта. Этого не бывало еще никогда.
Герт осторожно сполз с койки. На цыпочках подошел к двери, прислушался. Мертвая тишина. Выглянул. В коридоре никого!
Очевидно, надзиратель отлучился с поста. Это была удивительная, редкая удача. И действовать нужно было не раздумывая.
Герта охватила дрожь радостного возбуждения. Он на носках вышел в коридор.
В доме, несмотря на поздний час, происходило что-то необычное. (Может быть, поэтому Герта и оставили без присмотра?) Какое-то напряжение, тревога были разлиты в воздухе. Наверху хлопали двери, во внутреннем дворе немолчно гудели моторы машин.
Что бы это могло означать?
Но сейчас не время было гадать об этом. Только бы не встретился никто. Только бы беспрепятственно дойти до кабинета профессора Каннабиха, "невидимки со стеклянными глазами".
У поворота послышались шаги, отчетливая речь. Герт метнулся в сторону.
Рядом была дверь. Войти? Ему представилось, что там, у круглого стола, сидят вооруженные эсэсовцы в черном и вдруг все разом оборачиваются и смотрят на него. Потом медленно, - почему-то именно медленно, - поднимаются со стульев.
Переломив себя, Герт распахнул дверь. Перед ним был темный коридорчик. Не колеблясь, он нырнул туда.
Винтовая лестница вела вверх. Лишь бы не скрипнули проклятые ступени...
Он поднялся по лестнице, переступил порог комнаты, в которой не было никого.
Громоздкие книжные шкафы стояли вдоль стен. Тускло отсвечивали за стеклом золоченые корешки книг. Не могло быть сомнений в том, что это кабинет Каннабиха.
Озираясь, Герт подошел к письменному столу.
Идеальный порядок был здесь. Горкой лежали остро отточенные карандаши. В симметрическом порядке располагались подставки для перьев, чернильницы, кипы бумаг. Строго посредине стоял небольшой портрет Гитлера - видимо, дарственный, потому что узкий лоб фюрера поверх косой пряди пересекала еще и косая надпись.
Герт прочел: "Миром можно управлять только с помощью страха. Адольф Гитлер".
По внешнему виду стола можно было составить представление об его хозяине. Каннабих, оказывается, был кабинетный ум, педант. Стоило, наверное, передвинуть с места чернильницу или рассыпать горку карандашей, как привычное течение его мыслей нарушалось.
На бюваре лежала тетрадь в клеенчатом переплете, развернутая посредине. Лампа под уютным абажуром бросала на нее светлый круг.
Герт нагнулся над столом. Страницу пересекала изломанная багрово-красная линия. Внизу были цифры: 10/IV, 11/IV, 12/IV...
10/IV - это десятое апреля. Не в этот ли день Герта привезли сюда? Нет, его привезли как будто девятого. Десятого случился первый припадок.
Что же это за кривая? Почему характер ее так резко меняется 12 апреля? Дальше уже не было скачков, линия внезапно обрывалась на 15 апреля.
Пятнадцатое? В этот день он попал в госпиталь, опыты прервались.
Герт понял. Перед ним была диаграмма его болезни.
Он схватил тетрадь так поспешно, что чуть не опрокинул настольной лампы.
Торопясь, перевернул несколько страниц, заглянул в начало. Его поразили слова: "формула" и "страх".
"Мышьяковистый ангидрид, - записано было там. - В числе симптомов чувство страха.
Дифенилхлорарсин. Человек, как выяснилось, значительно чувствительнее собак и мышей. При продолжительном вдыхании наблюдается чувство страха.
Окись углерода. Наблюдается также поражение нервной системы: состояние депрессии, бредовые идеи и галлюцинации.
Цианистый водород. В конвульсивной стадии чувство страха у отравленного увеличивается, сознание теряется, появляются судороги".
Перечень заключался странным итогом:
"Но то были лишь предтечи моего лютеола".
Да, это был новый отравляющий газ, как уже догадался Герт. Будучи растворен в воздухе, яд действовал на нервную систему, на мозг. По-видимому, это было нечто подобное наркотикам, с той разницей, что гашиш и опиум навевали сладкие грезы, тогда как лютеол вызывал страх.
Испытания проводились в так называемом "динамическом потоке газа", в специально приспособленном для опытов саду, так как хотели создать условия, которые приближались бы к фронтовым.
Немецко-фашистское командование торопило Каннабиха с окончанием испытаний. Видимо, лютеол, так же как снаряды "фау", так же как и другие виды секретного оружия, по замыслу гитлеровцев, должен был если не помочь выиграть войну (об этом поздно было думать), то хотя бы помочь заключить возможно более выгодный мир. Сам Каннабих понимал это, записывая, что "вести с фронта заставляют спешить".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});