слишком много дел, чтобы заняться вами более основательно… В казармы его, — добавляет он, обращаясь уже к слугам. — И проследите, чтобы он не наделал глупостей. Но без фанатизма. — После чего покидает комнату.
Алексей оседает на всё ещё удерживающих его руках. И уже безучастно фиксирует то, как его тащат по полутёмному коридору, воздух которого как будто бы сгущён и давит на голову, заставляя едва ли не терять сознание. Которое немного проясняется, когда они оказываются на улице, где Алексею приходится крепко зажмуриться, чтобы лучи взошедшего… или заходящего, что не так уж и важно… солнца не ослепили после полумрака коридора. Впрочем, практически сразу — Алексей не успевает толком ничего увидеть даже — его затаскивают в ещё одно здание и заталкивают в погружённую в темноту комнату. После чего практически сразу уходят.
Дверь в комнате даже и не подумали запереть, но, как тут же выяснил Алексей, это не поможет ему покинуть комнату… Магия!
Алексей медленно, боясь запнуться за что-нибудь, доходит до кровати и опускается на неё, чувствуя, как последние силы собираются помахать ему ручкой.
***
Всё, что Инга себе позволяет сейчас — сесть на самый краешек предложенного кресла. Хочется, конечно, занять более удобную позу, но… не под взглядами этих женщин. И не после того, как Царёв — вот надо было сразу понять, что никем иным этот истеричка быть попросту не может — устроил в том зале представление для всех желающих. Инга внутренне морщится. Пытаться наброситься с кулаками, или что он там делал, пока Инга размышляла, на людей только из-за того, что нервы сдали… Да такое ни одна приличная женщина бы себе не позволила!
Хотя даже если бы его не остановил тот мужчина, имени которого Инга не запомнила, хотя точно слышала, вряд ли бы Царёв сумел хоть что-то сделать. Не в нынешнем обличии. Но можно было сразу понять, что в теле тощего рыжего пацана сейчас находится этот придурок. Наверное. Если бы, конечно, Инга вообще могла предположить подобное развитие событий. Впрочем, теперь уже без разницы. Всё, что можно было совершить, этот придурок сделал.
И вот теперь из-за него…
Она призывает на помощь все возможные актёрские способности, какие у неё только есть.
— Приношу извинения за моего… товарища по несчастью, — смиренным тоном начинает она, мысленно задаваясь вопросом, на каком конкретно языке она сейчас говорит. Не самое подходящее время для подобных размышлений, но лучше это, чем думать о том, что прямо сейчас она пытается выгородить Царёва. Потому что извиняться за этого идиота настолько противно, что сейчас Инга бы не дала за свою игру даже пары копеек. Но — надо. Надо хотя бы попытаться создать о себе хорошее впечатление. Плохое уже создал! — Кажется, для него всё это стало слишком сильным потрясением.
— Я понимаю, — кивает самая старшая из трёх женщин. Девушку отослали куда-то, но Инга и не горит желанием её видеть. Учитывая то, что именно из-за неё сама Инга и этот придурок оказались тут, она сильно сомневается в том, что удержится от хотя бы просто едких замечаний. И это вряд ли хоть как-то будет вписываться в тот образ, который она сейчас наспех пытается выстроить. - Непросто принять то, что теперь вы принадлежите иному миру. И мне жаль, что вам пришлось это пережить.
— А… возможно, что… — Инга закусывает губу, не зная точно — ругать себя за вырвавшуюся фразу, или нет.
— Увы, детка, — ласково, насколько получается, вступает в разговор более молодая женщина, которая, как поняла Инга, является дочерью первой. Инга позволяет себе бросить на неё один короткий взгляд, опасаясь, что маску не удержит. Эта женщина, сидящая так ровно, что, если опускаться до банальностей, можно сказать, что она словно палку проглотила… она явно не умеет сочувствовать. Вообще. И даже притвориться таковой не в состоянии. Но можно похвалить её за старание… наверное. — Ваши тела уже мертвы. Вам некуда возвращаться. Я понимаю, что, вероятно, у вас остались близкие, но… и им придётся смириться с потерей.
Близкие… Инга печально усмехается. Из близких у неё осталась сестра, которая теперь совершенно точно захапает квартиру матери… и хорошо ещё, если не позволит своему сожителю её продать!.. и отчим, которого она в глаза не видела последние два года. И искренне надеется, что тот сдох где-нибудь на очередной бабе. Никто из них совершенно точно не станет переживать по поводу её смерти. Что до Царёва… Инга понятия не имеет, что там у него с роднёй. Да и не желает знать.
— И что же мне теперь делать? — шёпотом. Так, чтобы верилось в то, что она в отчаянии. Инга обхватывает одну ладонь другой, сжимая так, чтобы почувствовать боль. И надеется, что со стороны это выглядит достаточно органично, думая при этом, что надо как можно скорее сменить эти лохмотья на хоть что-то приличное… Ох, она вовсе не в восторге от того, что прямо сейчас пытается обмануть этих, в принципе, ничего плохого ей не сделавших женщин, но… Жить как-то хочется сильнее, чем прислушиваться к голосу совести. Которой у Инги всё равно нет. — Как я…
Можно, кстати, порадоваться тому, что это тело, судя по всему, достаточно юное, чтобы подобное поведение было более-менее ожидаемо. Да и голосок соответствующий. Тоненький, жалобный… самое то. Хотя Инге безумно жаль своего контральто! И внешности тоже. Хотя, учитывая, что телу где-то лет пятнадцать… может, немного больше, можно ещё надеяться хоть на что-то… наверное.
— Поскольку вы оказались вовлечены в достаточно конкретный ритуал, то мы не может позволить вам покинуть поместье, — начинает более молодая женщина. Инга позволяет себе рассмотреть её получше, отмечая кроме достаточно привлекательной внешности и явно дорогого платья заметную усталость на лице. На этот раз женщина не пытается выглядеть сочувствующей. И это Инге нравится гораздо больше. Покинуть? Она не сошла с ума! Если всё это правда — в чём Инга всё ещё немного сомневается, пусть и на деле видела применение этой самой магии… к придурку Царёву, которого не жалко… Если это всё правда, то она будет последней дурой, если решится покинуть стены этого… поместья! Оказаться в незнакомом мире, в одиночестве, не зная правил, по которым мир живёт? Это… есть и более простые способы покончить с собой. Без подобных извращений. так что… Она торопливо кивает, выражая всем своим видом желание остаться здесь. — Пока мы не выясним до конца